Поле Куликово

Однажды весной при выходе из церкви их приметил и подозвал великий князь, поздоровался с Дарьей и объяснил жене:

– Помнишь, я рассказывал тебе о девице, которую Васька у татар отвоевал? Она за ним потом на Дон ходила. Так вот - она.

Дарья не смела поднять глаз, а Евдокия Дмитриевна взяла её за руку, и, смеясь, сказала:

– Теперь я вижу, отчего твой Тупик - такой храбрец. За этакую невесту со всей силой Мамая можно в одиночку сразиться. Но что же ты, государь мой, не сказал мне, что она в Москве живёт? И твой муженёк-воевода - хорош, - оборотилась она к Анне, сестре Дмитрия.
– Тож словечком не обмолвился. Она, небось, столько повидала!

– Я завтра же с утра за ней пошлю, - подхватила Анна.
– Вот и послушаем.

Тупик был на седьмом небе от такой чести. Дмитрий погрозил пальцем сестре:

– Ты бы, Аннушка, её мужа сначала спросила: дозволяет ли он жене по гостям разъезжать?

– Мы ж её не в полон берём, - улыбнулась Евдокия.
– Поди, за меч не схватится.

Дарья глянула на мужа, Дмитрий засмеялся:

– Што я говорил! Однако, Василий, и, правда, пора твоей жёнке с княгинями да боярынями обвыкаться. А то одичает в светёлке почище, чем - в Диком Доле.

– Да што, государь, - смутился Тупик.
– Рази я басурман какой - жену под запором держать? За честь кланяюсь тебе, великая княгиня, и тебе, Анна Ивановна.

– Вот и славно.
– Евдокия, кивнув, удалилась в сопровождении мужа и золовки, и только теперь Тупик заметил, сколько глаз следило за ним с женой, сколько ушей слушало их разговор с семейством государя. Многие стали раскланиваться. Не умышленно ли Дмитрий Иванович завёл этот разговор прилюдно? Васька смотрел на бобровые шубы и столбунцы, собольи салопы, кики и женские шапки, осыпанные жемчугами, на приветливо улыбающиеся белёные лица боярынь и понимал: сейчас, в эту минуту, может скрепя сердце, их с Дарьей принимают в круг знати, прежняя жизнь кончается. И первый раз ему стало неловко за бедность одеяния своей жены, за то, что он даже в церковь часто ходит в воинском кафтане. В душе поднималась злоба на этих людей. Он знал: не все тут родились боярами, а стоило получить чины, поместья, завладеть вотчиной и властью над людьми - как они уже воротят нос от людей, чьим трудом кормятся, будто и кровь, и кость у них - другая. Тупик часто замечал: чем роскошнее и дороже на человеке одежда, тем он – мельче, трусливее, подлее в душе. Самые пустые люди - это и самые чванливые. Может, они боятся, что новый человек сблизи разглядит их никчёмность, а то и перехватит кусок - оттого с такой насторожённостью встречают выдвижение всякого, стремятся сразу поставить его в зависимое положение. И случайно ли среди этих "избранных" чаще всего встречаются доносчики, пакостники и предатели? А воры они - через одного. Не уж то и он, Васька Тупик, станет на них похожим? Ведь вон Боброк-Волынский - зять великого князя, князь, воевода с огромной властью, а кто из воинов почувствовал рядом с ним себя приниженным? Смотришь на него - и будто растёшь. Великий человек, он, прежде всего, человеком остаётся, братом всякому соплеменнику.

Тупик не относил себя к числу особенных людей, но не станет он вползать на брюхе в число боярской знати. И не станет обдирать своих крестьян ради того, чтобы его жена ходила в соболях, как эти высокомерные свиньи, вдруг завилявшие хвостом по-собачьи перед сотским, едва государь его обласкал. Ради воинского, государского дела можно и подданных разорить, но ради боярской шубы - никогда!

Дарья пришлась по душе великой княгине, и теперь княжеская карета часто увозила её в Кремль. Сказалось тут, наверное, и то, что обе женщины были на сносях: Евдокия ждала седьмого ребёнка, Дарья - первого.

Тупик забыл о предостережении Боброка, и напрасно. Возвращаясь однажды ночью со службы, он услышал за спиной шаги. Слух разведчика отметил: человек ступает крадучись. Тупик шёл пешком и прибег к самому простому способу обмана преследователя: резко пригнулся, шагнул к заплоту ближнего дома - в глазах идущего сзади он должен был словно растаять. Шаги приблизились, Тупик, сидя на корточках, различил фигуры двух людей. Они пошептались, потом двинулись вперёд, разойдясь к разным сторонам улицы. Оба были вооружены не то клевцами, не то чеканами. Тупик решил, что это - ночные тати, охотящиеся за кошельком прохожего, вышагнул из темени навстречу ближнему.

– Кто - таков?
– окликнул он. Человек замер, что-то забормотал, Тупик взялся за рукоять меча, шагнул к незнакомцу вплотную. Его спасла привычка к опасности, способность, не раздумывая, отвечать на угрожающий выпад противника. Тот нанёс удар молниеносно, рукой опытной и сильной, Тупик едва отклонился, услышал, как остриё клевца вошло в деревянный заплот, и почувствовал - его выброшенный вперёд гранёный кончар (в тот день учил молодых кметов поражению одетого в панцирь противника) вонзился в живое. Крик, и Тупик выдернул оружие, обернулся, готовый отразить новое нападение, но услышал убегающие шаги и стук упавшего тела за спиной. Кинулся вдогон за вторым, тот с разбегу перемахнул тын. Прыгать следом Тупик поостерёгся. В глубине улицы затрепетал красноватый свет - городская стража спешила на крик.

Нападение на воинского начальника - происшествие немалое. Многие приходили посмотреть на убитого. Кто-то видел его возле церкви среди холопов Морозова, но те заявили: человек им незнаком - мало ли народу проходит через стольный город, и разве упомнишь каждого, с кем встречался? Боброк приказал, чтобы Тупик в одиночку не ходил ночами. Ваську душил гнев. Что же это - такое! В Диком Поле, вблизи Орды, ничего не боялся, а в Москве должен жить с оглядкой и ходить со стражей?

Однажды, прихватив Ивана Копыто, Алёшку, Микулу и ещё двух кметов, подстерёг боярина Морозова у моста через Неглинку, когда тот направлялся в ближнее поместье.

– Ну-ка, Иван Семёныч, вели холопам отъехать - важнецкий разговор будет.

– Чего тебе?
– Боярин сверкнул глазом и задрал бороду.

– Скажу лишь наедине, на пользу тебе пойдёт.

Морозов хмыкнул, но, видно, было что-то в лице и голосе Тупика такое, от чего нельзя отмахнуться. Дал знак своим отъехать. Тупик наклонился к нему.

– Ты о моих сакмагонах слышал, Иван Семёныч?

– И што же оне, твои сакмагоны?

– Так вот, за мной их теперь - сотня.

– Эка силища!
– усмехнулся боярин.
– Моя дружина, небось, в тыщу станет, да не хвалюсь.

– Твою тыщу долго собирать, Иван Семёныч, и не годится она против сотни порубежников. Так вот знай: коли ещё раз твои душегубы за мной увяжутся, твой терем обратится в головёшки, тебе же, Иван Семёныч, башку сшибут. Уж это - непременно.

– Што брешешь, кобель?
– Боярин отшатнулся.
– Ты чего намекаешь? Ты как смеешь грозить мне, великому боярину?

– Смею, Иван Семёныч. И всё ты понимаешь не хуже меня.

Тупик поворотил Орлика и поскакал со своими в город. Ждал, что Морозов снова нажалуется государю, но тот смолчал, и Васька понял: угроза попала в цель, так и надо действовать в паучьем гнезде бояр. Да покрепче держаться за своих. Жаль, далеко сидит Хасан. Ведь вот Хасан - наполовину татарин, а он - ближе Тупику, чем - русский Морозов. И нет уже рядом ни Климента Полянина, ни Родивона Ржевского, ни старых рубак Никиты Чекана и Ивана Копьё, ни Гришки Капустина, ни Семёна Мелика - полегли в Куликовской битве. Будь они рядом теперь в княжеской дружине, славные воины, повязанные с Васькой кровью, пролитой в сечах, разве посмел бы кто-то из великих бояр принародно говорить непотребное о молодом сотском, тем более - подсылать к нему убийц?

Снова вспомнились глаза Дарьи в час прощания, вина перед ней и жалость точили душу. Восемнадцать ей вот-вот стукнет. Надо в Коломне раздобыть хороший подарок, там - богатое торжище, знаменитых мастеров и мастериц немало. И Насте бы - тоже...

– Ты чего загрустил?
– Хасан толкнул Тупика в стремя.
– Жёнку вспомнил?

– Вспомнил. Ты-то, князь, когда женишься? Пора, чай. Аль вотчиннику и ни к чему женитьба?
– Тупик ощутил, как жар заливает лицо.

– Вотчиннику, брат, как раз без жены нельзя. Ты-то, небось, поторопился. И я понял: хозяйка нужна, без хозяйки - худо, бабы - вторая половина вотчины. Скоро женюсь, брат.

– Не уж! И невеста есть?

– Есть, боярин. Да ты видел её.

Поймав взгляд Тупика, спросил:

– Помнишь, Мамай тебя допрашивал, при всей свите, а ты таращился на его дочь, как мне сказывали?

– Уж и таращился!
– Тупик смутился.

– Красивая девка, - засмеялся Хасан.
– Думал я - она умерла, но нет, живая. Ныне у меня, в Городце живёт. Княжна Надежда - так её теперь зовут.

Тупик смотрел на друга.

– Да, живая... Ваш лекарь бабку прислал, она поставила княжну на ноги...