Поле Куликово

В следующий полдень на высоком прибрежном холме в излучине Оки открылся дубовый острожек. Над узкими башнями стены высился восьмигранный купол деревянной церкви. Недавно прошёл дождь, и в полуденных лучах чешуйчатый купол матово поблёскивал.

– Гляди-ко!
– удивился Мишка Дыбок.
– Богато живут, церковь серебром покрыли.

Хасан засмеялся, молчальник Микула пояснил:

– То - осиновый лемех. Он мокрый серебром зеет.

– А-а, - протянул Дыбок.
– Я когда впервой попал в Москву, тож вот так обманулся. Даже под церквой стоял в ветер - авось одну плашку скинет, в ей, думаю, поди-ка, цела гривна.

Воины расхохотались.

– Жаден - ты, Мишка, не по годам. То - не к добру.

– Я, было, велел перекрыть церковь медью, - заговорил Хасан, - да мало её у нас, на другое требуется. И красоты жаль.

– С чего бы перекрывать, князь?

– Не одного Мишку осиновый лемех обмануть может. Разные люди тут проходят. Иной подумает: раз на крыше столько серебра, сколько ж его в ризнице да в сундуках у нас? Вести далеко разносятся, иной мурза соблазнится, да набежит с сильным отрядом.

– Тебя, князь, врасплох не застанешь.

– Как сказать! Да мы сможем быстро собрать сотню воинов, а коли нападёт с полтысячи?

Всадников заметили со стены, подали сигнал. На ближних полях засуетились мужики и бабы, от речки к воротам погнали стадо. Двое всадников помчались вперёд, сигналя поднятыми значками, люди успокоились и вернулись к работам.

– Пугливый - у вас народец, - заметил Тупик.

– Осторожный. Тохтамыш - скрытный хан, опасный. Я не знаю, есть ли в его Орде московские доброхоты. Он ведь пришёл издалека, с Хорезмийского моря. Дмитрию надо следить за этим врагом. Сейчас мои люди ищут путь в его стан.

– Откуда же у тебя сотня воинов в Городце, коли своих по всей Орде разослал? И чем ты их кормишь?

– Сотня - с мужиками. А кормиться здесь нетрудно, если ты - хороший охотник. Я разрешаю бить зверя, сколько требуется. Мы пригнали много скота из Орды, часть его я раздал на расплод. В Оке и мещерских озёрах рыбу можно черпать даже ситом. Мёд, грибы, ягоды и орехи - тоже корм. Вот хлеба пока - мало. Гороху, проса и репы тоже не хватает, а без них русским и мещере - трудно. Поэтому я стараюсь держать мужиков на земле, иные из татар пашут и сеют, когда - не на службе. Два года мира, и мы заживём хорошо. А воинов не я один привёл сюда. Не удивляйся, когда увидишь.

Отряд перешёл мелкую протоку, на вытоптанной поляне перед крепостцой его встретили трое. Знакомое почудилось Тупику в фигуре плечистого воина, одетого в синий халат с серебряным знаком воинского начальника на плече. Широкоскулое лицо, отвислые усы, холодный взгляд из-под железного шишака. Тупик осадил коня, рука посунулась к мечу. Воин поклоном приветствовал их.

– Сотник Авдул?

Хасан перевёл прищуренный взгляд с Авдула на Тупика:

– Он - не сотник. Он тысяцкий - воевода крепости и удела. Не правда ли, боярин, в каждом городе должен быть тысяцкий?

– В Москве его нет, - сказал Тупик, ещё не зная, как держать себя с бывшим врагом.

– В Москве есть великий князь и там - много достойных воевод. А нам без тысяцкого не обойтись.

Авдул сделал приглашающий жест. Тупик смотрел на его широкую ладонь с чувством изумления и насторожённости: не эта ли рука наводила в его грудь копьё, заносила над ним дамасский клинок в сшибке конных дозоров!

Тупик въехал в острог через узкие ворота. Брёвна в стенах обмазаны спекшёйся глиной - от огня, у бойниц виднелись пороки и баллисты - острожек жил постоянно готовым к отражению набега. Внутри вдоль стен тянулись конюшни, навесы для скота, близ стен стояли амбары, клети, виднелись крыши погребов, ближе к середине крепостцы теснились избы для семейных воинов и выделялся длинный дом для холостых. К церкви примыкал большой дом князя. Брёвна многих строений ещё не успели почернеть и пахли смолой, сияли слюдяные окна княжеского терема и лемех церковного купола - острожек казался молодым и нарядным. Многие избы пустовали. Подъезжая к Городцу, Тупик видел в пойме юрты татар, летом они лучше чувствовали себя в кочевых ставках и, даже оценив преимущества осёдлой жизни, отдавали дань привычному быту. Наверное, им трудно привыкать к недвижным жилищам, особенно в летнюю пору, когда и осёдлого человека охватывает тоска по бескрайним зелёным далям.

Конюх-татарин с многочисленными помощниками-мальчишками принял лошадей, их с шумом и гамом погнали к реке. Воины окружили колодец, наполнив большую деревянную колоду, смывали пот и пыль. В длинной избе слуги накрывали стол на всех. Дворский из русских, наконец, позвал в трапезную. Она была устроена просто: стол четырёхугольным кольцом тянулся вдоль стен, в середине - площадка, на которую во время пиров выходили потешники, сказители и певцы, а то - и участники пира. Слуги из молодых воинов расставили казаны с мясом, глиняные миски с горячим хлёбовом, сулеи с медовым вином, бурдюки с кумысом. В железных и медных тазах лежали жареная рыба, пареная репа, грудами на столе - зелёный лук и чеснок. Ложек не было, воины носили их за голенищами сапог. Что смутило Тупика - ни в одном углу трапезной - ни образка. Хасан, перехватив ищущий взгляд Васьки, сказал:

– Прости, брат, но здесь - не все христиане. Пусть каждый молится Богу молчком.

Тупик прошёл с хозяином во главу стола. С минуту постояли - христиане, мусульмане, язычники. Рука тянулась ко лбу, но Тупик не дал ей воли, лишь про себя произнёс молитву. Хасан, словно уловив её скончание, кивнул и сел на лавку. Тупик заметил, как некоторые, садясь, успели обмахнуться крестом.

Ели молча. Русские запивали еду квасом из сулеек и лагунков, выставленных по всему столу, татары - кумысом. Под конец стали угощать друг друга. Хасан, наконец, разрешил налить вина, потом встал:

– Боярин - волен в своих людях, я же велю нашим спать. Утром рано подниму, время - тревожное. Мужики на полях работают, стада на пастбищах - надо беречь их. На прошлой неделе нашу девку своровали, до сих пор не найдена. Завтра отряжу ещё людей на поиски, если до утра не сыщется. Воров надобно взять непременно, след уводит за моховые болота, где скрывается разбойничья шайка Баракчи. Судить будем в Городце, при общем сборе народа. А теперь - хвала Богу за пищу.

Почивать Тупика Хасан позвал в терем. Хоть в походах Васька и держал за правило ночевать с воинами, принял приглашение. Только велел десятскому посмотреть коней, да чтобы каждый знал, где стоит его лошадь, где лежат седло и справа.

Было ещё светло, в тереме не зажигали свечей, вечерний луч, просачиваясь в слюдяные оконца, озарял убранство княжеской гостевой. Навощённый дубовый пол, дубовый стол посередине, деревянные стулья с резьбой, лавки у стен, над ними на медных гвоздях развешаны щиты, мечи, саадаки, кинжалы, шкуры медведей, рысей и волков, лосиные и оленьи рога. В красном углу - образ Спаса и Богородицы с Ребёнком.

В дальнем углу с лавки поднялся пожилой поп, благословил вошедших и заговорил:

– Слыхал я, батюшка боярин, ты князю - друг, так помоги решить наш спор.

– Зря ты, отче, впутываешь дорогого гостя в это дело, - сказал Хасан.

– Заговорили - так уж выкладывайте, - отозвался Тупик.

– Да просят мечеть наши мусульмане. Хотя бы за стенами...

– Не мечеть надо ставить, - запричитал поп.
– Крестить надо весь народишко, в веру святую обратить.

– Так ты и крести, коли можешь! Тогда речи не будет о мечети.

– Не простое это - дело, княже. Люди качаются, время надобно - разуверить их в басурманстве и язычестве.

– Время! Им молиться каждый день надо. Мне тысячник Авдул снова сказал нынче - его люди собираются муллу привезти. Есть в Казани такой, старый доброхот Руси. А коли мечети не поставим, он глянет да и уйдёт от нас.