Полуостров Сталинград

— Надоело отступать, Григорыч… — бурчит генерал. Его свита смотрит на него сочувственно и с опаской. Мне это нравится, только смех разбирает.

— Я тебе сколько раз объяснял, ты не отступаешь, ты выполняешь сложный и ответственный манёвр. И хорошо выполняешь. Я доволен.

Лица окружающих нас командиров, и немного у Никитина, светлеют. Мне есть от чего быть довольным. Никитин снова отступил, отдав фрицам очередные четверть километра. Но заплатили они по высшей ставке.

Никитин буквально вцепился в мою идею, что я ему как-то подал и реализовал её на ять. Когда немцы подходили на расстояние броска гранаты, их выкосили почти всех одним махом. Они же идут, хоть и неровной, но линией, а за полсотни метров до позиций заранее установили мины. Хитромудрым способом. Подрыв централизованно сразу всех электродетонатором. Сапёры реализовали мою идею с выдумкой. Мина, — использовали 120-мм миномётные, — взрывалась не сразу, а сначала подскакивала на полметра-метр вверх.

120-мм мина работает с жуткой результативностью. Двадцать пять метров — радиус полного поражения, пятьдесят метров — все ростовые цели. А тут она ещё на высоте взрывается. Десяток мин одновременно и немецкую роту, как корова языком слизнула. Ой, что после этого началось!

Спросил по ходу дела, как они так измудрились? Я-то предлагал просто снаряды вкопать, это совсем легко, техникой этого дела владеют на моём фронте почти все. Даже связисты.

Объяснили. У мины контактный взрыватель ударного действия. Ударилась о землю — сработала. Они вешают шапочку на нос мины, зацепленный проводами, верёвками, чем попало. За грунт. Главный цимес в том, что когда мина подпрыгивает, провода натягиваются, шапочка из жести давит на кончик мины и взрыватель срабатывает.

Почему мина взлетает? Да по тому же принципу, что из трубы миномёта. Только вместо ствола круглая ямка глубиной полметра. Есть и сложности. Ямку надо травой или соломой маскировать. Грунтом нельзя, мина от уплотнённого слоя земли при движении вверх тоже может сработать. От прикрывающего ямку куска дощечки тоже. В принципе, не страшно. Взрыв всё равно будет, только поражающего эффекта меньше. Но три-четыре килограмма легкоусваиваемой взрывчатки в любом случае серьёзно. Не убьёт, так с ног свалит и контузией наградит.

— Сколько у вас там людей? — спросил в пространство и тут же получил ответ, что взвод. Как уже принято. Дежурный взвод вместо роты.

— Убирайте их оттуда, — так-то вмешиваться нельзя, но подам это под соусом разработки и опробывания новых тактических приёмов.

Убрали взвод технично. Рвануло несколько дымовых мин, и взвод по-быстрому сделал ноги. Пока фрицы переваривали случившийся афронт. Успели! И вот после этого началось! Обозлившиеся фрицы обрушили на позиции, уже пустые, тайфун огня. По моему настоянию, наши артиллеристы начали контрбатарейную борьбу с максимальной осторожностью. Мы уже знаем, что они по звуку выстрелов вычисляют наши артпозиции. Но при таком своём же сумасшедшем обстреле скорее оглохнут, чем что-то услышат.

Зато попёрли танки, которые фрицы с некоторых очень берегут. Тоже не проблема, прилетели противные до ужаса для фрицев чайки, фрицы подтянули мессеры, мы Миги и Яки. Фрицы прислали ещё мессеров. Веселья полные штаны для всех. Три танка остались на нейтралке, два уползли назад. Два мессера рухнули на землю, ещё два ушли со снижением, зацепили, но не смертельно. Наши потери пять самолётов, но безнадёжно в землю воткнулась одна чайка. Ещё одна чайка села поблизости, два Мига и Як упали, но лётчики сумели выпрыгнуть.

— А чего наши немецких асов на парашютах не добивают? — все словно язык проглотили, никто не отвечает.

— Григорыч… — замялся Никитин, когда я оторвался от трубы, — наши лётчики отказываются в беззащитных стрелять.

— Ух, ты! А твои зенитчики тоже в благородных графов играют? — не злюсь, просто интересуюсь, но Никитин подрывается к телефону. И начинает орать.

С удовлетворением прислушиваюсь. Оглядываю остальных.

— Тоже считаете меня подлым гадом?

Негромко галдят, что де, нет, как вы могли подумать, товарищ генерал армии… ну-ну, а глазки прячут. Ты гляди-ка! Дворян вычистили, а они снова народились. Земля у нас что ли такая? Климат для них благоприятственный? Белая кость, блядский высер!

— Дурни вы все! Немецкие лётчики это шваль и бандиты, которых надо уничтожать любыми способами. Вы знаете, что они любят охотиться за санитарными поездами и гражданским транспортом? — а в глазах-то уже недоверие. Понятно, почему. У нас-то такого нет.

— На нашем фронте такого не бывает по простой причине. Санитарные поезда мы крестами не обозначаем и всегда снабжаем зенитными платформами. Иногда маскируем под бронепоезда. Мы их отучили, понимаете? Вы просто не в курсе…

Рассказываю случаи, когда наши бронепоезда маскировались под санитарные, рисовали сверху белые кресты, а затем сбивали легковерных тварей, пытающихся развлечься за счёт «беззащитной» цели.

— Понимаете? Зато сейчас, как только увидят белые кресты на вагонах, тут же улепётывают. Отсюда вывод. Но сначала вас спрошу, какой?

Никто не догадался, только у Никитина что-то мелькнуло в глазах. Но, видать, не сумел поймать идею за хвост.

— Если есть у фашистов возможность безнаказанно кого-то расстрелять, они это сделают. Не важно, кто это. Санитарный поезд, отдельная санитарка, лётчик на парашюте. Поэтому на этом можно выстраивать какие-то ловушки. Например, зенитную батарею замаскировать под медсанбат, понимаете? Ну, или рядом расположить. Скрытно.

Как всё стихает, Никитин меня провожает.

— Григорыч, когда уже мы перестанем отступать? Да я всё понимаю… — сдаёт назад, когда я завожу глаза к небу.

— У тебя и так потери… сколько за последнее время?

— Полехче щас стало. После последнего пополнения процентов десять санитарных потерь.

При масштабах армии это больно! Под началом Никитина сто тысяч штыков, не считая временно приданных частей. Но далеко от реальности Кирилла Арсеньевича, когда личный состав дивизий при непрерывном отступлении таял до тех же десяти-пятнадцати процентов. Только уже не потерь, а оставшихся в строю.

— Семёныч, — мы спускаемся по склону холма к моему броневику, подминая сапогами спелые травы, — ты давай, ускоряйся. Что-то ты слишком медленно отступаешь…

С глумливым наслаждением разглядываю его очумелое лицо, переполненное изумлением.

— Через трое суток ты должен оставить Молодечно.

Никитин сужает глаза, хмурится, думает.

— Дать им бой в городских условиях?

— Нет. Объявляй эвакуацию для гражданских. Два-три дня им за глаза хватит. Никаких боёв в городе, просто уйдёшь.

Опять думает.

— Заминировать полгорода и взорвать, когда войдут?

— Нет! Просто уйдёшь! К тому времени четыре дивизии закончат передислокацию и развёртывание… — этим дивизиям легко это сделать. Между Молодечно и Минском огромное количество учебных позиций. Прибывшие что-то добавят, изменят, но база есть.

Никитин начинает сиять, как только до него доходит, что готовится генеральное сражение. Мне, наоборот, слегка кисло. Мы останавливаемся поодаль от моего броневика, полурота охраны начинает готовиться к выезду, но к нам не подходят. Знают, что генералы любят секретничать ещё больше, чем девчонки в своих компаниях.