Полынь - трава горькая

— Куда! Тебе вставать нельзя, Зинка! — отложила в сторону книгу соседка слева, тоже блондинка, но с прямыми длинными волосами, собранными в хвост, — Я сама позову, — она спустила ноги с кровати.

— Навищо вставати? Кнопка ж для цього, — ту часть палаты, у себя за головой, Нина не могла рассмотреть.

— Тогда жми, у нее и капельница заканчивается. Тебя как звать? — соседке слева наверно было хорошо за тридцать, глаза за роговыми очками казались большими.

— Нина.

Дальше знакомиться не вышло, прибежала сестра, сняла капельницу, взяла кровь из вены. Потом прикатили передвижной аппарат УЗИ. Врач поводила датчиком по животу, нахмурилась, но ничего не сказала, пощелкала мышкой, занесла данные и ушла. Нина спросить, что там, побоялась, вдруг все плохо. Лежала, обхватив живот ладонями, как будто это могло помочь.

Она поняла, что постоянно говорит с ребенком, это пришло, как озарение. Вернее, не разговор, а связь, ее мысли были адресованы ему, и она точно знала, что ее слышат! Понимают. И она, как мантру, повторяла любимую фразу Сергея: "Все будет хорошо, все будет хорошо…"

Не заметила, как уснула, разбудил другой врач, молодой высокий красавец с тонкой, искусно выбритой монгольской бородкой. На доктора встрепенулись все женщины в палате, зашебуршились, поправляя волосы и халаты. Он великодержавно проигнорировал эти приготовления, ни с кем не заговаривая, подошел к Нине, остановился у кровати.

"Все будет хорошо… все будет хорошо…" — билось в мозгу Нины, он же не скажет, что она потеряла ребенка. Живот под ладонями снова окаменел.

— Все хорошо, не смотрите на меня с таким ужасом, — улыбнулся врач, — Я буду наблюдать за вами, Нина… — он заглянул в карту, — Нина Андреевна, зовут меня Константин Михайлович.

Он отвернул одеяло, отодвинул руки Нины, пощупал живот, неодобрительно качнул головой.

— Расслабьтесь, так нельзя… У вас угроза выкидыша, небольшое отслоение, но процесс обратим при соблюдении постельного режима. Анализы хорошие, спровоцировать угрозу могли смена климата, стресс, физические нагрузки. В вашем состоянии они противопоказаны. Также никакого самолечения травами, сейчас модно народная медицина, я категорически не советую. Вставать нельзя. Понаблюдаем вас, подберем схему сохранения.

— Спасибо, — Нина пыталась, но не смогла справиться со слезами, они поползли по щекам и за уши.

— А вот этого не надо, нервничать противопоказано в первую очередь, — врач присел на стул у кровати Нины. — В последние дни что делали? Не падали? Тяжелое не поднимали? Лекарства какие-то принимали?

— Нет, ничего такого… Плавала, на экскурсию ходила на Карадаг.

— В горы! По такой жаре.

— Я тогда еще не знала, — виновато прошептала Нина, соленые струйки снова потекли по щекам.

— Что же делать с вами? Успокоительное назначу, будете спать все время.

— Не надо, я сейчас… Я не буду…

— Муж ваш тоже беспокойный такой, сестер звонками замучил.

— Это жених, у нас… свадьба должна быть через месяц, даже меньше уже.

— А вот с этим не получится, вы ведь из Петербурга приехали? Обратный переезд в ближайший месяц противопоказан, ни поезд, ни машина, ни, тем более самолет. Если хотите сохранить ребенка.

Доктор взглянул с сочувствием, Нине стало стыдно, что о таком думает, сожалеет. Сейчас нет ничего важнее малыша.

— Расписаться наверное сможете и здесь, в посольстве, пусть жених справки наведет, пока мы вас сохраняем. — утешил он и поднялся, — ну, отдыхайте, главное не вставать и все будет хорошо.

Стоило доктору выйти из палаты, как началось оживленное обсуждение.

— Ты смотри, сколько времени беседовал, — удивилась очкастая блондинка, — а на нас и не глянул. Он всегда так, на обходе пролетом. Заведующий отделением! А с тобой вон как долго. Что значит из Петербурга! А ты правда оттуда?

— Правда.

— Хоть бы раз съездить, да куда теперь, — женщина погладила себя по животу, — третьего жду. А Михалыч строгий у нас. Уж как просят-молят пустить на отделение, хоть на лестницу, а он ни за что. Мужики под окнами и слоняются, твой, наверно тоже.

— Я зараз подывлюся, — наконец Нина увидела обладательницу зычного голоса, дородная молодая женщина в косынке и цветастой ночнушке прошлепала к окну. — Стоят.

— А может там мой? — кудрявая Зина тоже не утерпела, полезла с кровати, облокотилась о подоконник, потянулась открыть створку.

— Вот куда тебя несет! — очкастая последней подошла к окну, отодвинула Зину, высунулась, крикнула наружу. — В девятую палату кто?

— Мы в девятую!

Голос Сергея! А встать нельзя…Нина приподнялась:

— Это ко мне.

— Так их там двое, светленький и темненький, какой твой-то? — хихикнула Зойка.

Ответить Нина не успела, снова снизу Сережин голос:

— К Нине Кирсановой!

— Ты Кирсанова? — обернулась в палату очкастая. Нина кивнула. — Здесь она, — крикнула женщина, — все с ней хорошо и с ребеночком тоже. Но вставать им нельзя, месяц лежать надо, угроза выкидыша…

— Это что здесь происходит?! — распахнула дверь палаты медсестра.

— Сейчас мы, сейчас, это к новенькой жених, — застрекотала Зойка, свесилась в широко раскрытое окно, — а что передать Нине — то?

Снизу в ответ на всю улицу:

— Передайте, что я ее люблю!

Нина улыбалась и плакала, ничего с собой поделать не могла, да и не пыталась — видно организм просил этих слез, от счастья тоже плачут, а может, малыш нуждался в них.

" Он нас любит" — сказала она про себя и прислушалась — какой будет ответ, но малыш молчал. "Спит" — решила Нина и тоже закрыла глаза. Слова доктора успокоили её лучше всяких лекарств. Может быть она задремала, из полусна ее вывели звяканье посуды, металлическое тарахтенье каталки и громкий разговор.

— Вам третий стол, рыбный суп и запеканка.

— Суп не хочу, а запеканки побольше.

— Хочу — не хочу… У меня все по порциям рассчитано.

Зойка с кружкой в руках пошла к раскрытой двери.

— Как же, рассчитано, сами запрутся в сестринской, — пробубнила она себе под нос.

— Не ворчи, тебе вон вес надо сбрасывать, — очкастая показала на последнюю в ряду кровать, что у стены, — на Иришину долю возьми и для Нины, ей вставать нельзя.

— Хорошо теть Маш, а если Ира не будет, я ее порцию съем?

— Я тебе съем, ты к родам в слона превратиться хочешь?

— Чего это в слона? Может организм просит. У нашей новенькой чашки нет, ни ложки, ничего. Все ей давайте, — заявила она раздатчице. Та возникла в распахнутых дверях и начала отмерять еду по тарелкам.

Очкастая тетя Маша присела у дальней кровати, стала тормошить одеяльный кокон, из него раздалось невнятное мычание. Маша не отставала, отвернула одеяло, и Нина увидала еще одну соседку по палате — бледную блондинку с огромными темными кругами под заплаканными глазами. Худоба так искажала лицо женщины, что трудно было определить возраст, светлые волосы сбились в ком на одну сторону, руки тащили одеяло обратно, женщина сопротивлялась Маше.