Попаданец со шпагой
Шрифт:
– Уважаемый Константин Сигизмундович, я в принципе готов подарить Академии эту вилку, но все-таки жизнь в столице требует некоторых средств, которых у нас с господином Бородкиным негусто…
– Не беспокойтесь, – перебил меня ученый, – кое-какие средства найдутся. Но я оценил ваш великодушный жест.
Не могу решить сейчас точно, но думаю, что рублей двести совет вам выплатит. Ваши премиальные – тысяча на двоих. Кроме того, вам будут предложены должности адъюнктов, а это сто рублей в месяц. Не так уж и мало, согласитесь.
Ну, вообще-то ничего, жить можно. И даже приодеться к зиме.
– Благодарю, ваши
– Замечательно! Теперь вы, Филипп Степанович, – Кирхгоф повернулся к доктору, – я догадываюсь, над чем вы хотите работать, но хотелось бы услышать это из ваших уст…
Бородкин уже, по-моему, стал слегка обижаться, что все внимание членкора было обращено на меня, но мгновенно оттаял, услышав вопрос.
– Если есть такая возможность, то хотелось бы заняться исследованиями бацилл – эта тема меня очень заинтересовала и обещает неплохие перспективы в медицине.
– Ну что же, именно так и думал. Признаться, ваши работы меня несколько изумили сперва, но потом, поразмыслив, я понял, что в этом скрывается нечто многообещающее. Даже планирую с вами сотрудничать, если не возражаете.
– Ну что вы, почту за честь, – зарделся доктор.
В общем, все разрулилось к вящему удовольствию всех сторон.
Наши с Бородкиным доклады на следующий день прошли на ура. Ну для нас, во всяком случае. Честно говоря, чувствовалось, что некоторые профессора не очень радовались появлению таких выскочек из провинции, как мы с Бородкиным. Но против фактов не попрешь: вот он йод, вот пропись его получения, что подтверждено экспериментально, вот описание его свойств. И никуда от этих фактов не деться.
С микробиологией было чуть посложнее, но отчеты предоставлены и не опровергнуты. Тема есть и сулит еще много при ее разработке. Так что в открытую возражать никто не стал.
…А на следующий день началась рутина: выпросить батареи, дающие достаточный ток, посуду и все остальное… Неделю убил на создание материальной базы для дальнейшей работы. И то только благодаря содействию Кирхгофа.
Вот, кстати, немец натуральный, но русский больше, чем основная масса исконно русских по происхождению щелкоперов, сидящих на своих креслах и чуть ли не целенаправленно создающих препоны.
Но дело двинулось. Чтобы получить королек алюминия, у меня ушло две недели: это вам не уравнения реакций, правильные и «зачетные», на бумажке писать. Умучался вусмерть.
Потом очистка, переплавка… И наконец-то около грамма «вменяемого» алюминия получилось. Все, можно подавать полноценную заявку на «открытие».
Высокие визиты
А еще через пару дней заглянул Бороздин. Он и раньше появлялся, но особо не распространялся на предмет продвижения идеи полевых кухонь и новых пуль, а вот на этот раз выдал сразу:
– Вадим Федорович, завтра нас с вами ожидает военный министр!
Нормально, да? Вот так «с разбегу об телегу» – сразу к министру. Меня его превосходительство раньше мог предупредить?
– Простите, Михаил Михайлович, а почему так срочно? Я совершенно не готов…
– Перестаньте! – Генерал улыбался во все тридцать два зуба. – Какие ваши планы это нарушает?
– У меня, извините, работа в лаборатории, – я замялся, – и там же некоторые вещества, которые стоит продемонстрировать его высокопревосходительству…
– Хорошо,
я заеду за вами часом раньше, и мы успеем заглянуть в ваше «святилище науки» за образцами.Молодец! Настоящий вояка: раз-два, вперед!
– Извините, но все не так просто. Эти вещества нужно подготовить и отмерить, чтобы демонстрировать самому министру. А это не час и не два, понимаете?
В результате поехали мы на следующий день налегке. В случае чего – расскажу. Заинтересуется – попросит подробностей и назначит еще одну встречу…
Интерьер военного министерства не поражал. То есть никакой особой роскоши. Все было очень солидно и добротно: мраморные лестницы, паркет, барельефы… Но это не давило на психику и не заставляло чувствовать себя той самой тварью дрожащей, пришедшей просить милостыню.
После доклада Бороздина адъютанту о нашем прибытии, тот немедленно отреагировал: «Вас ожидают!» – на минуту заскочив в кабинет министра для доклада, распахнул перед нами двери.
Барклай совершенно не напоминал себя в монументе возле Казанского в Ленинграде-Петербурге: человек и человек. Наград на нем, конечно, было навешано немало, но это не «мишура» – каждый свой орден, каждую медаль этот человек получил за сражения. Сражения, которые как минимум не проиграл.
Я немножко робел, зная, с каким великим человеком мне предстоит общаться. Честно говоря, я, так же как сам Александр Сергеевич, который Пушкин, ставил Михаила Богдановича Барклая де Толли выше Кутузова, перед которым преклоняюсь. Князю Смоленскому было легче – он был русским. То есть, в отличие от Барклая, носил русскую фамилию.
Военный министр встал и пожал нам руки. Вполне среднего роста оказался. Ну, совершенно не эпичен. Не то что на памятниках.
Ведь в Риге, как мне бабуля рассказывала, испокон веков стоял постамент именно ему возле Кафедрального собора на Эспланаде. (Тогда это был планетарий в парке Райниса.) А ведь сам памятник был, пылился и окислялся где-то, но почему-то в советское время на Невском Барклай стоял, а в Риге – фигу.
Кстати, во времена моего исчезновения из двадцатого века уже шли споры по поводу восстановления фельдмаршала на положенное ему место. (Я по привычке следил за событиями в Латвии.) Но пока лишь споры. Так же как насчет Петра Великого…
Его памятник стоял ранее на месте нынешнего памятника Свободы, построенного в годы между мировыми войнами, но сама «бронза» сохранилась. И некто Гинзбург, достаточно богатый, как я понимаю, человек, памятник выкупил, отреставрировал и добился права выставить хоть на время в одном из парков Риги. Потом пришлось убрать, поскольку «на время».
Но я видел фотографию. Это был не Медный всадник: никакого порыва вперед, ничего подобного – Победитель, спокойно въезжающий в покоренный город.
Да, от такого действительно можно озвереть. И запретить навеки. Что и было сделано. Но я отвлекся…
– Наслышан о вас, господин Демидов. – Голос был практически без акцента. – И спешу принести горячую благодарность от лица всей русской армии. Ваши изобретения трудно переоценить. А вы к тому же еще и блестящий ученый, наслышан, наслышан…
Я достаточно смущенно поблагодарил.
– А стишками не балуетесь? – улыбнулся Барклай. – Неужто появился в России второй Ломоносов?
– Если честно, ваше высокопревосходительство, то бывает, но получается не очень.