Попаданец со шпагой

Вот елки-палки! Что, разыграть собственное похищение со счастливым избавлением? Только тогда поверит Барклай наш де Толли?

Честно говоря, у меня уже сложился план подобного мероприятия: отправить Тихона нанять «варнаков» для нападения на меня, покромсать их в «стружку» и представиться жертвой заговора.

Вроде необходимость отпала. Въехал военный министр в ситуевину.

– Пожалуй, вы правы: работы безопаснее проводить непосредственно в армии. Я подумаю, как это лучше устроить.

Уже хорошо. Делаем новый «вброс».

Я рассказал о наших с Бородкиным трудах в области микробиологии и вытекающих оттуда санитарии, гигиене и асептике. Генерал, немного посомневавшись по поводу первопричин болезней, все-таки проявил себя разумным человеком и оценил перспективы уменьшения некровавых потерь в воюющей армии. Договорились, что Филиппа Степановича оформят и в медицинский департамент военного министерства без отрыва от работы в Академии наук.

Барклай довез меня до дома в своей карете, после чего мы простились, договорившись, что я буду ждать от него вестей.

А через два дня вечером в дверь нашей квартиры постучали. Тихон открыл и проводил в гостиную, где мы с доктором кайфовали после трудов праведных с бутылкой хереса, ротмистра конной гвардии.

– Господа Демидов и Бородкин, если не ошибаюсь? – чопорно поинтересовался офицер.

– Именно так, – отозвался я, вставая с кресла. – С кем имеем честь?

– Ротмистр лейб-гвардии Конного полка Нехлюдов. Имею к вам поручение.

– Слушаем вас, господин ротмистр.

В ответ наш посетитель молча протянул конверт.

– Благодарю.

– Ответа приказано не ждать. Честь имею, господа! – Кирасир кивнул, щелкнул шпорами, развернулся и удалился.

Я пока находился в некоторой прострации: еще бы, чай, не каждый день офицеры лейб-гвардии мне письма притаскивают.

А вот доктор держался молодцом, аж завидно…

– Вадим Федорович, вскройте же конверт. Что там?

Я очнулся и, пренебрегая всякими условностями типа специального ножа для конвертов, надкусил бумагу в углу и оторвал краешек. Вытащил письмо.

Мы с Бородкиным чуть лбами не стукнулись, пытаясь прочитать его поскорее.

Уважаемые господа Демидов и Бородкин.

Буду рад встретиться с вами в Зимнем дворце сего года тринадцатого ноября в три часа пополудни.

Благосклонный к вам

Александр.

Упс! Не пришлось бы любезного Филиппа Степановича отпаивать чем-то покрепче хереса…

– Вадим Федорович, – обалдело прошептал эскулап, – нас что, приглашает к себе император???

– Ну да. А чему вы удивляетесь? Мы с вами как-никак «светила европейской науки» – почему бы государю с нами не познакомиться?

– Нет, но все-таки…

– Филипп Степанович, успокойтесь – да, визит к самому царю – это, конечно событие, но это случилось. Так что готовьтесь к нему и перестаньте нервничать.

– Легко вам говорить. – Краски на лице Бородкина сменяли одна другую просто как в мультике: багровая – розовая – белая – салатовая… И по новому кругу…

– Прекратите психовать! – В конце концов не выдержал я. – Выпейте еще хереса и идите спать, Филипп Степанович. Ночь вас успокоит.

– Думаете?

– Уверен.

– Кстати, а почему вы так спокойны? Для вас визит к монарху – обыденность?

Вот ведь зараза! Вот инфекция! У самого поджилки трясутся от предстоящего визита, а он еще что-то анализировать пытается…

Будем выкручиваться.

– Вы слышали то, что я вам сказал? Мы с вами, Филипп Степанович, совершили научные открытия, которых нет и не было за всю историю российской науки. С точки зрения Европы, во всяком случае.

Император не чужд всему этому. И он ценит престиж России во всем. Разве не так? Что же вас удивляет?

– Не знаю. Вы, конечно, логичны, но предстать перед государем… Наверное, позже я привыкну к этой мысли, но пока прошу извинить мою нервозность. Пожалуй, действительно стоит выпить еще.

– Несомненно. Причем этой бутылки нам не хватит. Тихон!

– Слушаю, ваше благородие, – немедленно «встал передо мной, как лист перед травой» мой опекун.

– Вот тебе деньги, – протянул я слуге три рубля, – сбегай к Чусовому в трактир и попроси для меня вина, он знает какое. Бутылки четыре. Со сдачи возьмешь гривенник себе.

– Премного благодарен…

– Подожди. Учти: сначала принесешь вино нам, а потом пойдешь пропивать свой гривенник, понял?

– Не извольте беспокоиться, Вадим Федорович, все исполню в точности, – поклонился и немедленно смылся выполнять приказание.

– А не много ли нам четырех бутылок будет? – с сомнением в голосе спросил доктор.

– Да кто же нас заставляет все сегодня выпивать? А запас никогда не помешает. За каждой бутылкой, что ли, Тихона гонять. Так что пока разлейте по бокалам то, что осталось, и будем потихоньку привыкать к мысли о встрече с императором.

Вино как раз заканчивалось, когда вернулся Тихон.

– Так что, ваше благородие, – слегка смущенно начал он, – я шесть бутылок принес. И там семга свежая была – тоже прихватил. Извиняйте на этом.

Ну не золото у меня слуга? Чисто Швейк. Умница.

Блюдо с нежно-розовыми ломтями рыбы было немедленно поставлено на стол. Рот тотчас же наполнился слюной и, судя по всему, ощущения доктора не сильно отличались от моих. Я понимаю, что херес под рыбу – это моветон, но если очень хочется?

– Так что, я могу быть свободен? – робко спросил Тихон.

– В кабак торопишься? Ступай, – улыбнулся я.

– Ни боже мой. Я с собой водочки взял. На кухне буду. Если что – покличьте.

За пару часов мы с Филиппом Степановичем под неторопливую беседу «уговорили» еще две бутылки и очистили блюдо от лососины. Пора было ложиться, но сначала я решил проверить, как там дела у моего Планше на кухне. Проверил…

Перефразирую великого комбинатора: «А ваш дворник довольно-таки большой пошляк – разве можно так нажираться на гривенник?» Кстати, тоже о Тихоне сказано.