Попрыгунья
Шрифт:
– А для полноты картины не хватало как раз кресла,- подсказал Колин.
– Точно. Что, если убийца нес кресло к виселице как раз для придания полноты картине, и в этот момент его что-то спугнуло или отвлекло и он убежал, бросив кресло?
– Очень убедительно, Роджер!
– Да, но придумать убедительное объяснение факту проще простого - когда не знаешь, верное ли оно и когда не вполне осознаешь, сколько еще возможно объяснений того же самого факта, причем не менее убедительных. В этом беда старинных детективных романов,- продолжал Роджер с некоторой назидательностью.- Из каждого факта с помощью дедукции выводится только один вывод, причем всякий раз верный. Великим Сыщикам прошлого
– Ты говорил про кресло,- напомнил Колин.
– Да. Странно, что оно лежало там, но я все-таки не вижу связи между этим фактом и совершенным преступлением. Хотя, если мое объяснение верное, полиция нашла бы на кресле отпечатки убийцы - но не отпечатки Ины Стреттон. Сожалею, кстати, что приходится применять термин "убийца" к бедняге, ответившему ей единственным оставшимся у него способом, но другого слова, похоже, нет. Исполнитель - это, согласись, чересчур общо.
– Дэвид,- осторожно заметил Колин,- кажется, признался, когда говорил с тобой?
– О нет. Даже и не пытался, да я бы и не позволил. Это подразумевалось просто по умолчанию. Вот Рональд - это да.
– Рональд сказал, что они с Дэвидом это сделали?
– Нет-нет. Рональд к этому, скорее всего, непричастен. Похоже, его меньше всех заботит собственное алиби. Но он знает, что это Дэвид. Он очень осторожно сообщил мне, что Дэвид не сказал ему ни слова - не то он Дэвиду; но он все знает, будь спокоен, и я могу предположить, что Дэвид знает, что он знает. А мы с Рональдом потратили некоторое время на то, чтобы витиевато объяснить друг другу, что ни один из нас ничего не знает и не желает знать; и все это нас всех вполне устраивает.
– А полиция не знает.
– Нет, и в этом наше великое утешение. И из этого мы должны исходить. Попытаемся восстановить их ход мысли. Они, вероятно, не могут знать наверняка даже то, что было совершено именно убийство, не говоря уже о том, кто его совершил. Возможно, у них есть смутные подозрения, но реально им известно только то, что тут творится какой-то шахер-махер. Некая заинтересованная сторона стерла с кресла отпечатки; причем не только со спинки, но и с подлокотников, и с сиденья. Ты же и сиденье вытер?
– До блеска, черт его дери!- простонал Колин.
– Не переживай. Это очень хороший поступок. Разве непонятно, что на прутьях сиденья будут искать не только отпечатки пальцев, но и следы ног. Версия о самоубийстве подразумевает, что миссис Стреттон встала ногами на сиденье. Ведь современные методы исследования довольно легко позволяют установить, вставал ли кто-то недавно на кресло с этой крыши или нет. На поверхности асфальта имеется мелкий песок; и песчинки обязательно бы попали на сиденье и под весом стоящего человека вдавились в его лак и даже в дерево. При падении кресла часть их отвалилась, но не все; к тому же следы от них будут прекрасно видны. Микроскопическое исследование поверхности сиденья покажет это так же ясно, как мой рассказ. И я не удивлюсь,взволнованно добавил Роджер,- если под микроскопом выяснится, что при всей твоей полировке следов ног миссис Стреттон на нем не окажется. И все равно, сам понимаешь, вытереть его было лучше, чем не вытереть.
– Ладно, хоть какая-то польза,- напряженным голосом отозвался Колин.
– Итак, что же мы имеем? Полиция знает, что кто-то жульничает с этим креслом, имея преступные мотивы либо не имея таковых. И может быть, они вполне уверены, что миссис Стреттон на нем никогда не стояла. Если так, наверняка впереди большие неприятности, потому что это означает убийство. Но даже в таком случае не стоит унывать -
доказать убийство еще не значит выявить убийцу; и притом что наверняка поднимется большая буча и шуму не оберешься, я вовсе не уверен, что шее Дэвида грозит серьезная опасность. Даже будь полицейские совершенно уверены, что это сделал он, улик у них настолько мало, что доказать обвинение в суде будет чрезвычайно трудно.Однако это - худшее из того, что может случиться, а может, и нет; так что давай пока что исключим такую возможность из рассмотрения и сосредоточимся на том, в чем можно быть твердо уверенным. А твердо уверенным, мне кажется, в настоящий момент можно быть только в том, что полиция видит основания для дальнейших следственных действий. Они уже сфотографировали внешний вид крыши и удерживают нас тут на тот случай, если у них появятся новые вопросы. Все это совершенно нормально и пока что не так уж и ужасно.
– Приятно слышать,- сообщил Колин.
– Но что мне совсем не нравится, так это перевоз тела в морг. Это естественно в случае, если полиция не удовлетворена, но это означает паталогоанатомическое освидетельствование, и одному богу известно, что оно покажет.
– Да, черт возьми, старик, уж причина смерти-то, кажется, и так очевидна?
– Причина смерти - да. Но их интересует вовсе не она. А синяки и ссадины. Я не спросил вчера Чалмерса, проверял он, есть ли они на теле, но не представляю себе, чтобы он стал их искать. Да и Митчелл. Зачем, когда и так все очевидно? Но теперь, естественно, судмедэксперт этим займется - и могут выясниться довольно пикантные подробности.
– Но откуда там быть синякам?
– А ты попытайся представить, как все было. Ведь навряд ли миссис Стреттон добром и лаской уговорили сунуть голову в петлю, а Дэвиду только и оставалось, что нежно вздернуть свою супругу? Как это совершилось на самом деле, не могу сказать; несомненно, не обошлось без некоторой доли хитрости, но в последние секунды наверняка происходила борьба. Недолгая, потому что, насколько мы знаем, она не визжала; в противном случае, думаю, мы бы услышали. Вот еще что поразительно,- задумчиво произнес Роджер,- как это человек ухитрился все это так тихо устроить. И так быстро. У него было на это минуты три-четыре, не больше - если я правильно рассчитал время. Хотя и есть кое-какие сомнения насчет времени, когда он вышел из зала.
– Ты всегда говоришь,- напомнил многоопытный Колин,- что психология убийцы большое подспорье при воссоздании картины преступления. Может, и здесь воспользоваться этой самой психологией?
– Весьма разумное соображение,- воодушевился Роджер.- И оно представляется мне особенно интересным, поскольку напоминает о моем же замечании, сделанном вчерашней ночью насчет Ины Стреттон - весьма здравом, хоть тогда мне оно показалось немного поверхностным. Пожалуй, на самом деле оно куда глубже. Кажется, я говорил это именно тебе. Помнишь, что - забыл, как я тогда выразился, но, в общем, что существенно не только то, что случилось с Иной Стреттон до сих пор, но и то, что может случиться с ней в будущем?
– Да, еще бы не помнить. Я еще не понял тогда, что ты имел в виду.
– Признаться, я тоже. Но я ведь что-то наверняка имел в виду. Ты, верно, уже позабыл, о чем мы тогда говорили?
– Отчего же? Мы говорили о ее склонности к мелодраматическим эффектам.
– Да? И я сказал, что ее аффектация существенно повлияет на то, что с ней случится в будущем; а случилось с ней то, что ее убили. Итак, не могла ли эта ее демонстративность стать тому причиной? Но как - не вижу.
– Это было, когда она влезла на стропило. Это тебе ничего не напоминает? Представь, что она влезла на перекладину виселицы, а крошка Дэвид вскарабкался за ней?