Порочные занятия

Я тянусь за гитарой, но Вир кладет руку мне на плечо.

— Феникс, можно тебя на пару слов?

— Что случилось? — поворачиваюсь, чтобы встретиться с его обеспокоенным взглядом.

— То, что я сказал на днях, — он делает глубокий вдох, выглядя так, будто вот-вот начнет отрепетированные извинения.

— Я не обиделась, — выпаливаю я, прежде чем он успевает закончить предложение. — У меня просто был дерьмовый день, и то, что я сказала, прозвучало слишком резко.

Один из фургонов позади нас открывает двери. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что из машины выходит парень в грязном белом комбинезоне, похожий на маляра или декоратора.

Повернувшись к Виру, я натянуто улыбаюсь ему.

— Серьезно, не беспокойся о…

Между нами проносится маляр и хватает Вира.

Я оборачиваюсь.

— Что Вы делаете?

Он игнорирует меня и продолжает идти к своему фургону.

Мой пульс подскакивает, посылая прилив крови в конечности. Я беру футляр для гитары и с удовлетворительным треском замахиваюсь им над головой мужчины.

— Блять, — рычит он.

Сильные руки обвивают меня за талию и отрывают от земли.

— Помогите!

Огромная рука зажимает мой рот и заглушает крик.

— Что делать с ней? — спрашивает мужчина.

— Забирай.

Из второго фургона выходит еще одна пара мужчин, каждый с оружием. Мой желудок подпрыгивает, и я перестаю сопротивляться. Одно дело бороться со случайным человеком, но это не может быть совпадением.

Воскресное утро.

Изолированное парковочное место.

Оружие.

Нет, это нападение преднамеренное, и я полагаю, что целью является Вир. Я сжимаю сумку под мышкой, надеясь, что никто не догадается проверить у нас мобильные телефоны.

Потому что, как только нас закроют в кузове этого белого фургона, я отправлю наши координаты в полицию.

Глава 42

МАРИУС

Я на девяносто пять процентов убежден, что анонимное сообщение Квинн Виру Бестлэссону о том, что его отец вот-вот должен приехать, не дошло, иначе несчастный мальчик решил бы поддаться требованиям семьи и принял бы участие в воскресном обеде.

Остальные пять процентов я оставляю на то, что «оловянные солдатики» нашли способ сбежать из кампуса и приехать, доставив Вира Бестлэссона Криусу и его людям.

Возможно, к лучшему, что я иду на воскресный обед с Одином, его братом деканом Уэстмором и остальными преподавателями.

Если моя оптимистичная оценка верна, то пребывание здесь будет железным алиби.

Каждый сотрудник, обучавший именитого племянника, стоит у входа в большой зал университета, оформленный по образцу фойе отеля викторианской эпохи, с огромной стойкой администратора из красного дерева и черно-белыми плиточными полами. Потолок украшают латунные люстры.

Мы выстроились в линию, как в эпизоде «Аббатства Даунтон», когда слуги приветствовали своего хозяина, вернувшегося из долгого путешествия.

Дверь со скрипом открывается, и один из охранников просовывает голову.

— Мистер Уэстмор, прибыли господа Бестлэссоны.

Услышав объявление, декан вытирает обильное количество пота со лба. Я смотрю вперед, изображая безразличие. Один — самый опасный человек в Великобритании. Последнее, что мне нужно, это его внимание.

Дверь открывается, и внутрь входят две фигуры.

Один — суровый мужчина лет сорока с острым взглядом и еще более острыми скулами. Для человека с такой огромной властью в преступном мире он одет скромно, в угольно-серый костюм и белую рубашку, больше подходящие для утра в местной церкви.

Его брат, с другой стороны, выглядит как минимум на десять лет моложе, с менее резкими чертами лица и каштановыми волосами древесного цвета без намека на седину. Отец Вира одет в черный костюм, который я бы, пожалуй, надел, совершая убийство.

Дин Уэстмор идет рядом с братьями, заикаясь и бормоча приветствие. Если бы мне пришлось рискнуть предположить, я бы сказал, что этот человек либо задолжал семье Бестлэссонов нечестивую сумму денег, либо он стал жертвой шантажа.

— Где мой сын? — спрашивает младший из пары.

Декан откашливается.

— Я послал сотрудников службы безопасности посетить его апартаменты в доме основателей.

Уил Бестлэссон одобрительно хмыкает и идет в столовую.

Это просторный зал с белым мраморным полом и черной мебелью с гравировкой из сусального золота. Изысканные люстры обеспечивают освещение несмотря на то, что из высоких арочных окон проникает достаточно солнечного света.

Один фыркает.

— Вот на что ты тратишь наши деньги?

— Декор был подарком мистера Белуса, — отвечает декан.

Один и Уил обмениваются взглядами, и по этому взгляду я могу сказать, что договор между главными семьями — единственное, что сдерживает пренебрежительные комментарии об «Уране».

Каждый из них сидит на противоположных концах стола, а декан Уэстмор жестом показывает нам, чтобы мы заняли свои места.

— Профессор Сегал, — говорит он. — Пожалуйста, присоединитесь ко мне и присядьте рядом с почетным гостем.

Я скорее сел бы рядом с доктором Раринг, но на моем лице появляется маска профессионализма.

Когда я приближаюсь, Один поднимает голову, чтобы изучить мои черты. Сейчас я понимаю, что он видит более молодую и темноволосую версию Криуса. По словам моего отца, они работали вместе с начала девяностых. Религиозные убеждения Одина означают, что он никогда не занялся бы торговлей людьми или публичными домами, однако он по-прежнему снабжает Криуса наркотиками, алкоголем и «защитой».

— Мы встречались? — спрашивает Один с любопытством в голосе.

— Не могу сказать, что имел удовольствие, — отвечаю я.

— Профессор Сегал находится в творческом отпуске в Лондонской школе финансов, — говорит декан Уэстмор, и его голос разрывается от гордости. — Он здесь заменяет профессора Экхарта, пока тот восстанавливается после аварии.

Когда глаза Одина сужаются, я понимаю свою ошибку. Ученый не выдержит взгляда криминального авторитета. Нет, только если он совсем не имеет понятия о происходящем.

Я вежливо улыбаюсь Одину.

— Судя по всему, профессор Экхарт идет на поправку, что положит конец этой небольшой прибыльной командировке. Я так понимаю, вы занимаетесь ликеро-водочным бизнесом. Как обстоят дела с экономикой?