Порочный миллиардер

Во рту у нее пересохло, сердце забилось быстрее, когда она медленно поднялась на ноги, с липкими от краски руками.

Что-то случилось. Что-то наконец подействовало на него. Какого черта ему было нужно здесь?

Лукас молчал одну долгую, вибрирующую секунду, затем подошел к ней, держа что-то в руке. Свой телефон.

– Посмотри на это, - резко приказал он, указывая на экран.

Она подняла руки.

– Не могу, если ты не хочешь, чтобы он был весь в краске.

Он выругался, ткнул пальцем в экран, затем поднял его так, чтобы она могла видеть. Это была короткая видеозапись, на которой два человека, очень высокий мужчина и женщина гораздо ниже ростом, стояли рядом с чем-то, похожим на каток в Рокфеллер-центре. Пока она смотрела, мужчина взял лицо женщины в ладони, запрокинул ей голову и накрыл ее рот своим в страстном поцелуе. Была ночь, но в свете фонарей вокруг катка лица мужчины и женщины были отчетливо видны, хоть Грейс их и не узнала. Видео увеличилось, получив крупный план этого поцелуя, задержавшись на паре таким образом, что ей стало неудобно. Это был глубоко личный, страстный момент, не предназначенный ни для кого другого.

Лукас снова нажал на кнопку, останавливая видео. Напряжение вокруг него стало еще сильнее, гроза собиралась вокруг него, собиралась и вокруг нее. Его взгляд встретился с ее, и она почувствовала, как это ощущение эхом отозвалось и в ней, почти как физический удар.

– Я не понимаю, - начала она.
– Кто эти люди…?

– Мой сводный брат и моя сводная сестра. Его голос был совершенно ровным, но в то же время вибрировал со странной интенсивностью, которую она никогда не слышала в нем прежде.
– Он закрутил с ней, но не должен был. Это чертовски неправильно, вот что это такое. Просто пиздец, - он резко отвернулся и, прежде чем Грейс успела заговорить, небрежно швырнул телефон на пол.

У нее перехватило дыхание. Ладно, он действительно был зол. Достаточно злой, чтобы она могла прочитать это на его обычно бесстрастном лице.

– Лукас, - начала она, но остановилась, когда он повернулся к ней, сверкая глазами.

– Вэн всегда поступает правильно, - в его глубоком, холодном голосе слышались резкие нотки.
– Он самый старший, и он должен подавать чертов пример.

– Ладно, я поняла, - не поняла, но инстинкт подсказывал ей попытаться его успокоить. Он был взволнован, каждое движение было резким, как будто он не знал, что с собой делать.

– Нет, - отрезал он.
– Нет, не понимаешь, - затем его взгляд снова остановился на ней, усиливаясь и обостряясь.
– Я отказываю себе. Все время, я отказываю себе, - он сделал шаг к ней.
– Я все держу под замком, чтобы ничто не могло пробраться наружу. Я хочу поступить правильно, Грейс. Я хочу, чтобы все были в безопасности.

Она понятия не имела, о чем он говорит, но он надвигался на нее, медленно подкрадываясь, но только инстинкт заставлял ее отступать. Энергия, исходящая от него, была безумной; он буквально потрескивал от электричества, отчего комната казалась очень маленькой, а он - очень, очень большим.

– Я знаю, что хочешь, - она подняла руки, в успокаивающем жесте, как будто это могло помочь, нелепое движение.
– Конечно, ты этого хочешь.

– Он тоже должен был отказать себе. Он не может просто взять то, что хочет, - Лукас подкрадывался все ближе и ближе к ней, заставляя ее отступать, как испуганное животное, отступающее от гораздо более крупного хищника.

– Ты прав, он не может, - бессмысленно пробормотала она, внезапно обнаружив, что ей трудно дышать.
– Это безумие.

– Если он не может поступить правильно, какой смысл мне пытаться?
– он сделал еще несколько шагов, и ей не осталось места куда отступать, и она ударилась спиной о стену. Но Лукас не остановился.
– Я чертовски устал от самоотречения. Надоело говорить себе, что лучше мне ничего не хотеть, - его руки опустились по обе стороны от ее головы, его высокая, мощная фигура окружила ее, блокируя остальную часть комнаты. От исходящего от него жара и напряжения у нее закружилась голова, и она вскинула руки, чтобы удержать его на расстоянии. Они ударились о твердую стену его груди, краска на ее руках запятнала черную ткань футболки с длинными рукавами, которую он носил.

– Лукас, - повторила она, не совсем уверенная, что хочет сказать, но он был слишком близко. Слишком горячий. Слишком много всего, с чем ей сейчас не справиться.

– Может, мне пора перестать отрицать то, чего я хочу, - слова были полны какого-то грубого, темного жара.
– Может быть, вместо этого пришло мое время взять это.

Грейс с трудом перевела дыхание. Он был прямо перед ней, и весь лед сошел с него, оставив его, как обнаженное пламя, горячим и горящим, как костер. Боже, она чувствовала, как стало жарко вокруг. Ее ладони, лежавшие на его груди, словно обожгло.

Она задрожала.

Он ничего не сказал. И когда она открыла рот, чтобы заговорить, он просто наклонился и накрыл его своим.

В этот момент она забыла обо всем. Его таинственный гнев. Опасность, в которой она оказалась. Она даже забыла о Гриффине.

В этот момент не было ничего, кроме поцелуя Лукаса, совершенно не похожего на тот, который он подарил ей несколько дней назад. Это был медленный поцелуй с привкусом отрицания. Но сейчас все было по-другому. Все дело было в том, чтобы сдаться этому потрескивающему электричеству, этой летучей химии, которая возникала всякий раз, когда они приближались друг к другу.

Он обжигал ее, и от прикосновения этих прекрасных губ она воспламенилась, как костер.

Его язык проник в ее рот, надменный и требовательный, и горячее его скольжение заставило ее задохнуться от удовольствия. Она откинула голову назад, к стене, позволяя ему взять все, что он хотел, и принимая взамен. Исследуя пьянящий, словно алкоголь, аромат его тела, в то время как остальной мир исчез.

Когда все исчезло.

Он прижал ее к стене, одно твердое, обтянутое джинсовой тканью бедро просунулось между ее ног, в то же время, когда его язык проник глубже в ее рот, и мягкий, нуждающийся звук вырвался из нее. Она поймала себя на том, что целует его в ответ, неистово и лихорадочно, подаваясь бедрами так, чтобы дразнящая твердая твердость его бедра прижалась к ее ноющей плоти. Заставляя ее дрожать еще сильнее.

Это был прорыв штормового фронта. Это был ураган. Это была встреча искры и сухого фитиля.

И она отчаянно хотела потеряться в этом огне, отчаянно хотела сгореть.

Ее пальцы вцепились в ткань его футболки, притягивая его ближе, поцелуй становился жарче, голоднее, их дыхание учащалось в тишине студии.

Но этого было недостаточно. Она хотела большего. Она чувствовала, что умирает, и только прикосновение к нему могло спасти ее. Отпустив его футболку, она скользнула испачканными краской пальцами под подол, чувствуя упругие, твердые мышцы и гладкую кожу.

Боже, и наощупь он был произведением искусства.

Он проглотил проклятие, когда ее пальцы скользнули по нему, оттягивая и стягивая его футболку через голову. Затем его губы снова оказались на ее губах, и он прижал ее к стене, ослепляя своим жаром, опьяняя мускусным мужским запахом.

Она не могла удержаться, чтобы не прикоснуться к нему, не провести руками по его горячей коже, не проследить скульптурные мышцы его пресса, твердые линии его груди, оставляя повсюду красные полосы краски. Но ей было все равно. Ей было все равно на все. На все, кроме его поцелуев и прикосновений. Боль между ног сводила ее с ума.