Портфолио мадам Смерти

— Не знаю. Я совершенно запутался. Что-то мне в этом во всем не нравится.

— Что же тут может нравиться? — удивленно вскинула я брови. — Люди погибают. Или исчезают. Ничего хорошего в этом нет и быть не может.

— Я имел в виду, что-то не сходится. Ладно, не бери в голову. Пойдем?

— Да, сейчас. Подожди только… Ответь… — Я сама не знала, о чем хочу его спросить, пока язык не вымолвил вот что: — Если Паша не найдется… я виновата в том, что не давала ему поводов радоваться в его последние дни?

Ни фига себе я спросила… Выходит, Женькина реплика задела меня еще сильнее, чем мне показалось вначале. Впору снова разреветься. Или упасть в обморок. Но я не буду.

— Ты хочешь знать мое личное мнение? — Я неуверенно кивнула: я сама не знала, что я хочу знать, а что знать категорически не хочу. Эх, предвидеть бы его ответ заранее, тогда я могла бы определиться, желаю я услышать это или нет. — Что ж. Нет, я считаю, ты ни в чем не виновата. Это все контраст.

От сердца немного отлегло. И все же мне не давал покоя этот незримый, не имеющий материальную форму контраст. Поэтому я спросила:

— Откуда же он берется, этот контраст? Вот не было бы его, и я могла бы быть с Пашей! И все было бы хорошо!

Взгляд Александрова потеплел. Теперь он взирал на меня как на свое любимое чадо, которое он считает своим долгом подготовить к дальнейшей суровой жизни.

— Если бы да кабы… Юль, без контрастов жить нельзя. Знаешь почему? Потому что жизнь — это и есть контраст.

— Как это? — удивилась я.

— Так, что жизнь строится именно на контрасте. Не было бы его — не было бы ничего вокруг. Какой сегодня день недели? — резко сменил он тему. Или не сменил?

Так, поезд привез нас в Северную столицу ранним утром пятницы. Значит, сегодня…

— Понедельник.

— Отлично. Вот представь себе, что нет вторников, сред, четвергов, пятниц, суббот и воскресений. Один сплошной понедельник. Так существовал бы понедельник вообще? Как ты думаешь? — Я задумалась и покачала головой, одновременно поведя плечами, мол, не знаю, не уверена. — Я лично думаю, что его бы не было. Откуда взяться понедельнику, если дней недели нет? Так же, если бы была одна осень, то самой осени бы не было. Люди бы жили себе как живут, и никто никогда бы не додумался назвать как-то тот сезон, в котором все живут. Зачем, если он один? Его бы просто не заметили, и все. Осень принимали бы как неотъемлемую часть жизни, о ней бы не задумывались и соответственно не дали бы названия. Название всегда дается только тому, что можно отличить от чего-то другого. Если бы ты жила одна на свете, у тебя бы не было имени. Если бы жили одни белые, то слова «белокожий» просто бы не существовало, так как это принималось бы как само собой разумеющееся. Понимаешь, к чему я веду? Вот Пифагор полагал, что сущность природы составляют числовые соотношения. А я уверен, что сущность природы заключена в контрасте. Если бы не было черного, не было бы и белого. Не было бы дня — не было бы ночи. Не было бы смерти… — Он предложил мне закончить.

— Не было бы жизни.

— Вот и думай дальше сама. — Он слегка поежился и глянул в небо. — Ты как хочешь, а я пошел, а то промок насквозь.

Надо же, я и забыла о дожде. Прогремел гром, и к сторожке мы подходили в тот момент, когда грибной дождь перерос в настоящий ливень. Тогда как Лера, Света и подоспевший Кеша остались в столовой, чтобы попить чаю, мы с Катей уединились в комнате и устроились на ее кровати. Я вытирала платочком мокрое лицо, одновременно вслушиваясь в монотонные звуки ливня за окном и гадая, что же они предвещают на этот раз.

— Какие у тебя мысли относительно всего это-го? — сбив меня с философского настроя, полю-бопытствовала лучшая подруга, что было несколько необычно. Чаще это она делится со мной мудрыми мыслями, которым я внимаю, а не наоборот. Наверно, это просто прелюдия к важному познавательному разговору. Все же я ответила:

— Теперь я склоняюсь к версии Александрова. Проклятье действительно существует. Иначе как объяснить череду несчастных случаев?

— Ты ему веришь? — особенным тоном спросила Катя, посмотрев мне в глаза. Словно от моего ответа зависело, станет ли она сама ему верить. Но я знала, что это не так. В таких серьезных вопросах относительно верю — не верю Любимова всегда опиралась лишь на свое мнение.

— Я? Хм. Скорее всего, да. Он же мог не спасать меня, а он подскочил и вытянул, рискуя собственной жизнью, ведь он мог сам оступиться. Я жива благодаря ему. Только вот надолго ли это?

— Надеюсь, что да. Значит, проклятье?

— А ты что скажешь? — наконец полюбопытствовала я.

— А я изменила свое мнение, — ответила Катька, легкомысленно пожав плечами, дескать, вот так вот случилось. — Женька был прав, дело не в проклятье. Потому что слишком много лишнего в этой истории.

— Лишнего? — решила я, что ослышалась.

— Именно. Лишнего. Того, что сюда — в версию о проклятой экскурсии — не вписывается, понимаешь? Например, шаги, которые ты слышала. Зачем проклятью ходить туда-сюда? Что оно, завсегдатай психлечебницы, твое проклятье? Почему пропадает еда? Другие вещи? — О! По этому поводу у меня было что сказать. Но я дам тебе закончить. — И если ты даже станешь настаивать на том, что Агата умерла из-за больного сердца и плохих метеорологических условий, супруги музыканты покончили со своими жизнями, наглотавшись угарного газа и повесившись, индеец нечаянно упал, поскользнувшись, на острые пики изголовья кровати, абажур свалился сам, Пашу унесло ветром, ну дерево с молнией — понятно, и тебя тоже никто с моста не толкал — это факт, но Альберт скончался не без посторонней помощи, в меня не грозный Рок стрелял из лука или арбалета, а Женька не мог заблудиться. Это мы с тобой могли бы. Он — нет. Вывод? Без человеческого фактора не обошлось.

— Я согласна, Морозова убили, но… как бы выразиться… это были происки Рока, понимаешь? Лера была права, кто-то просто спятил. На пару минут в одного из нас вселилось что-то, что заставило пойти на убийство. И может быть, этот человек даже не помнит своих действий.

— А в меня когда стрелял, тоже не помнил, да? Я потому и спросила про Александрова, — понизила Катька голос, вспомнив, что у стен «есть уши». — Только он мог в меня стрелять.

— Шутишь! — вскочила я. — Это не он!

— Так, уже втюрилась… — пробормотала она угрюмо с частичкой отвращения в голосе.

— И ты туда же!

— А кто еще? — заинтересовалась она. Пришлось рассказать про то, как негр в тельняшке решил, что я ему навязываюсь, и отшил меня по причине цвета моей кожи. Катька расхохоталась. Я же обиделась. — Ну ладно, не дуйся. Но вышло прикольно, согласись. — Потом она вернулась к насущному: — Мне кажется, он ведет двойную игру. Хрен его знает, зачем он спас тебя сегодня… Но если не он, то кто же? Кто в меня стрелял?

— Не знаю, — сказала я правду. У меня и в самом деле не было никаких объяснений. Тупой рок был лучшим кандидатом в подозреваемые на данный момент. — Я должна тебе кое-что рассказать. Прости, забыла сразу. Сначала это падающее дерево, затем остальное… Короче, я знаю, кто спер записку.

— Что?! — У Катьки глаза на лоб полезли. — Говори же! Ну!

Я выдержала паузу, после выдохнула:

— Это сделал Фалалей.

Молчание.

— Как это? Он же… Он же… Умер?

— Да, он умер. Но записка пропала раньше его смерти, если ты помнишь.

— Я-то помню, но я о том, откуда можно это выяснить, коли сам он мертв и труп пропал?

— Мне сказал Кеша. Он видел, как тот выходил из нашей комнаты, поспешно заталкивая что-то белое себе в карман. К тому же у него в гостинице был компьютер, так что все сходится.