Портфолио мадам Смерти

У Женьки аж глаза на лоб полезли от моей непроходимой тупости.

— Юля, ты опять все неправильно поняла! Ну почему ты не можешь связать два и два и получить четыре? Тот матерый киллер, о котором я говорил, вовсе не Валерия! Да ты посмотри на нее, какой из нее на фиг киллер?

Я посмотрела. Лерка горько рыдала, закрыв лицо ладонями. Блин, я ничего не понимаю!

— Женя, а кто же тогда убийца?

Логинов придал своему облику торжественно-официальный вид и, хлопнув в ладоши, громко крикнул:

— Убийцу в студию!

Глава 15

Входная дверь отворилась, вошли три человека, двое из которых были представителями власти и вели одетого в наручники преступника.

— Мама моя, — протянула я, удивляясь неожиданному повороту этой истории. Представителем Рока, воплощающим в жизнь проклятье, оказалась… Галина Тимофеевна, Лерина мама. Теперь я понимаю, почему хитрый Логинов в разговоре со мной употреблял только фамилию преступ-ника.

Сегодня она выглядела непривычно. Раньше на ней были свободного покроя костюмы, казалось, на пару размеров больше, и вот что они скрывали: не по погоде открытые руки были мускулистыми, как у культуриста. Сейчас на ней была черная эластичная футболка с укороченным рукавом, а сверху — вязаная безрукавка. Ниже — черные джинсики в обтяжечку. На ногах кроссовки, жидкие светлые волосы убраны в тугой хвост. Привычные очки в роговой оправе заменены практичными линзами. Конечно, в такой «парадной» форме убивать куда легче. Скорее всего, у нее и кубики на прессе имеются, и ноги рельефные, как Уральские горы. Такая тетя вполне могла справиться с Фалалеем.

— Но ежедневник… То, что я прочла в Лерином ежедневнике…

— Это мамин! — сообщила мне Лера, продолжая плакать.

Блин, почему я дура такая, а? Конечно, отку-да у Леры может взяться исписанный больше чем наполовину ежедневник, если это лишь ее первая экскурсия? Чтобы казаться нам важной и деловой, она вписывала наши фамилии во взятую у мамы книжицу. Как же я не заметила, что почерк на последней странице был другим? А главное — ручка с логотипом туроператора, найденная мной прямо на месте преступления! Я же знала, что она принадлежит Лериной матери!

— Неужели ты думаешь, — взывал друг к имеющейся у меня капле разума, — что Лера располагала возможностью заплатить двенадцать штук косых криминальному авторитету? Разумеется, нет.

— Но… Преступник жил среди нас, а она не могла, она же была в Питере! — Единственный момент, не позволяющий мне думать, что Галина Тимофеевна на самом деле киллер. Весь ее облик удачно вписывался в образ, нарисованный нам Женькой пару дней назад за этим самым столом.

— Да кто тебе сказал? Поняв, что это отличная возможность разделаться с поручителями директора ЗАО до того, как они телефонизируют ему о том, что остались с пустыми руками, и соответственно получат приказ разделаться с ней и ее дочерью, Галина Тимофеевна, завершив свою недолгую экскурсию, приезжает сюда, разыскивает дочь и пытается выяснить, кто из группы где находится на данный момент. Затем делает вид, что уезжает, а сама останавливается в своей квартире…

— Где-где? — перебила я Жеку, выпучив гла-зищи.

— Она купила себе здесь квартиру втайне от дочери, которая не знала о всей сумме совокупного дохода матери. Конечно, отсылать богатеньких дядечек в отдаленные районы Северной столицы, посоветовав прихватить деньжат побольше, — это ведь не задаром.

— Какие там могут быть экскурсии? — недоумевала я, вспоминая наш разговор с Валерией.

Логинов смущенно улыбнулся, не зная, какими словами просветить свою отсталую подругу, на помощь пришла Катька:

— Да к шлюхам они ходили, к шлюхам! В Питере клуб имеется для самых необычных извращенцев, в Москве такого нет!

— Боже! — воскликнула я, а младшая Малинова, стараясь не смотреть на мать, разревелась еще пуще. Александров, пересев на соседний стул и находясь теперь рядом с ней, гладил жертву обстоятельств по макушке, шепча что-то нежное в маленькое розовое ушко. Меня пронзило острое желание оказаться на ее месте, хотя объективно я и понимала, что ей приходится сейчас хуже всех. Так откуда у меня это? С ума я совсем сошла, что ль?

— И в меня она стреляла, — продолжила Любимова, — из арбалета, привезенного откуда-то из-за границы, прямо с крыши собственного дома!

— Вот мразь! — Я собралась кинуться к бывшему гиду и выцарапать глаза за подругу, но увидела, как угрожающе покачивают головами полицейские — не положено. Ну и ладно. К тому же к ее оцарапанному лицу кто-то уже успел приложиться, отчего оно и стало, в общем-то, оцарапанным. «И я даже догадываюсь, кто», — поделился со мной внутренний голос, направив взор моих глаз на любимую подругу. Та слегка порозовела. Стесняется.

— Хорошо, я поняла, за что она убила Фалю, Фелю и индейца. Но при чем здесь ты?

— Юля, мы же звонили в ее квартиру! Она видела нас в глазок, а у меня в руке — блокнот покойников! Она поняла, что вот-вот проколется, но, потусовавшись в комнате Орлиного Глаза вечером, услышала версию с проклятьем, которая очень ей пришлась по вкусу. Кстати, именно ее шаги ты слышала, выйдя ночью из комнаты. Так вот, она воспользовалась тем, что я и так ожидаю конца своей жизни, руководствуясь последовательностью на снимке, и попыталась прикончить, зная, что мы спишем это на проделки Рока. Как только дороги открыли, Галина Тимофеевна, считая миссию завершенной, так как я пропала сама собой, а на тебя по-прежнему охотится проклятье, уезжает обратно, где ее и задерживают сотрудники правоохранительных органов по наводке моего заи.

Любимова кинулась на шею Логинову и стала его целовать. Я уж как-нибудь вытерплю эти телячьи нежности, главное, что друзья живы-здоровы.

Паша недвусмысленно мне подмигнул, намекая, что нам бы тоже неплохо так поступить, но я категорично отрезала:

— Даже и не думай.

Паша печально вздохнул и выдал очередную пашнятинку:

— Жаль, что Феля уже никогда не напишет про меня песню, а Фаля не подарит мне шнурок… С другой стороны, мне не придется покупать их альбом! — И засмеялся, донельзя довольный собой. Нет, ну как можно радоваться чужой смерти?!

Я закатила глаза и перевела взгляд на Кешу, ища поддержки. Он молча развел руками, дескать, контрастность, и вернулся к Валерии. Они тоже стали обниматься и целоваться. Дурдом. А как же я? Как он мог?

— Значит, не прощаешь предательства? — сказала я тихо сама себе, но тот, кого это касалось, к ужасу моему, услышал.

— Что поделать, один раз я согласен простить. К тому же подруги Светы, которая может растрепать какую-нибудь мою тайну журналистам, у нее больше нет, так что стоит попытаться еще раз! Все-таки дуальность на дороге не валяется, как считаешь, Юлька? — Он нагло мне подмигнул, не забывая постоянно ухмыляться. Эх, Кеша… Тебе-то что, сказал и забыл, а я вот пару месяцев буду в подушку рыдать. Но это никого не волнует.