Портфолио в багровых тонах
Шрифт:
Ника замахала рукой по воздуху, пытаясь найти канапе, но… Сзади она слышала шевеление. Ее ищет неизвестный… Враг! Ее ищет враг. И это он чем-то глухо ударяет по стене… Да где же канапе?
Ладонь коснулась спинки, и Ника чуть не закричала от радости, дело в том, что от счастья горло перехватило, крик не смог прорваться. Сразу появилась уверенность, и она подумала: «Ну, теперь я тебе покажу!..» Рывок — и Ника схватилась за спинку канапе, одним движением развернула диван, очутившись за ним. Теперь она отчетливо услышала быстрые шаги по направлению к ней. Еще чуть-чуть подпустить… Можно!
Собрав все силы, Ника толкнула диван вперед. Получилось!
— Куда же мне, куда?.. — задыхаясь от перенапряжения, произнесла Ника шепотом. И вдруг заметила в конце коридора проблеск, там лестница. Не свет, а именно проблеск, довольно тусклый, шел он снизу и как бы двигался… Это фонарик! Там кто-то есть. Ника побежала в конец коридора, закричав севшим от страха голосом:
— Я здесь!.. Помогите!.. Сюда!..
— Не приехал, да. Причина была: на хвосте пассажир сидел, ты понял? Я не хотел рисковать…
Слушая Глеба по телефону, Слава поднял глаза на вошедшую в комнату Карину, улыбнулся, потому что приятно толкнулось сердце. Он понимал беспокойство друга, оставшегося один на один с собой, старикан не в счет, он сам себе приятный, в компаниях не нуждается. А на звонки Слава не отвечал из-за Коня. Пробыли в больнице несколько часов, стоило кому-нибудь позвонить, ищейка тут как тут, поэтому Калинин отключался, не взглянув на дисплей, когда звонил Глеб. А чего на него смотреть? В контактах всего две записи — старикана и Глеба, обе обозначены цифрами 1 и 2, мелодию поставил разную. А потом… О, потом пресловутая личная жизнь заставила забыть вообще обо всем, а сейчас пришлось оправдываться:
— Поверь, я не мог говорить… Нет, не по телефону. Выжду день-два и приеду. А ты ищи… Слушай, все нормально. Встретимся завтра часиков в пять в кафе, ну, ты помнишь… Я же должен и работать теперь за нас двоих. Все, пока.
— Это был Глеб? — поинтересовалась Карина, ставя на стол поднос с пиалой, пузырьками и ватой. Смочив тампон в пиале, она присела на диван и приложила его к раненой губе Славы. — Ты сказал ему о брате?
— Зачем? Чтобы добавить лишних переживаний? К тому же Валерка в норме, не считая сотрясения. Ой!.. — дернулся он от боли. — Чем это ты меня?..
— Лежи, лежи. Это раствор перекиси, она не жжет, просто я немного задела рану. Постоянно ношу с собой пузырек на всякий случай. Сейчас прижжем ранку марганцем… Это все, что нашлось в твоей аптечке. Даже аспирина нет.
— Я не собираюсь болеть еще лет тридцать.
Конечно, можно потерпеть, тем более почти не больно, губа разболелась после активных поцелуев со всеми вытекающими последствиями.
— Вот негодяй, рассек губу… — пожалела Карина Славу.
— Бил, скотина, по старинке: кастетом.
— Что теперь им будет?
— Братцу Дины и компании? Думаю, за групповое нападение… двойное, кстати, дадут… м… много. Но папа Дины позаботится о единственном сыне, в этом смысле Глебу не повезло.
— Что ты имеешь в виду.
— Папа постарается купить Фемиду со всеми потрохами. Тебе идет моя футболка. Как платье.
— Брюнеткам идет красный цвет. Ну вот, сделано. Можешь расслабиться.
Карина хотела встать, но он поймал ее за руку и потянул на себя. Рассмеявшись, она кинула тампон на стол (не
попала, он упал на пол) и улеглась, положив голову на плечо Славы. М-да, история: когда Глебу крупно не повезло (не проходило ощущение, что судьба на нем отыгралась за всех удачливых красавцев), Слава в то же самое время поймал свою птицу счастья. И чувствовал некоторую вину…— Мне, честно скажу, Дина не нравилась.
— Почему? — заинтересовалась Карина. — Она очень красивая.
— Красота еще не повод спать с женщиной. Нам привили плохую привычку — не вмешиваться в чужую жизнь. А если это друг — как быть, промолчать? Я теперь жалею, что не вмешался, надо было выложить Глебу свои впечатления.
— А что не так в ней было?
— Высокомерие. Убогость ума. Ну, высокомерие и убогость ума понятия взаимосвязанные, человек умный не будет возносить себя до небес. Но в ней еще и жлобство присутствовало, знаешь, она из этих — весь мир для меня, а вы, случайные попутчики, держитесь подальше, я вами брезгую. Говорить с ней вообще не о чем, она дура в кубе. Однажды попал я в кофейню с ней, мы там Глеба ждали, видела бы ты, как она официанта унижала — на его месте я бы убил ее. Познакомившись с братцем, я понял, что это у них семейное.
— Значит, плохо воспитывали мальчика с девочкой. Ты сказал, папа может купить Фемиду… Второй смысл твоей фразы — деньги дают ему право быть хозяином положения всегда и во всем? Но это право плодит смертельных врагов, так? А если кто-то отомстил именно ему, убив дочь? Выслеживал ее с целью, например, похищения, наконец, дождался идеального стечения обстоятельств: парк, Глеб убежал за фотографом, Дина осталась одна… Удобный момент переложить свое преступление на партнера девушки. Скажи, ну зачем этим заниматься в парке?
— Из-за Валерки…
— В городе полно гостиниц. Не понимаю, зачем в парке…
Слава думал о мотиве, подсказанном Кариной, она всегда умела ненавязчиво подкинуть то ценную мысль, то идею, способную спасти положение. Конечно! Отцовские грехи!.. Или маньяк? Нет, отцовские грехи как-то ближе уму и сердцу, так как в этом случае убийцу найти легче — так представлялось ему.
— Слава…
— М?
— Скажи, ты порядочный человек?
— Да. А что?
— Слава богу. А то мой папа-армянин с братьями — моими любимыми дядями — оторвут тебе все части тела. Догадываешься, за что?
Он уловил шутливый тон, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Однако намек подвинул Калинина на решительные действия, иначе он не решился бы еще долгое время на шаг, ограничивающий свободу.
— Ого, — сказал Слава, немного отстранившись от Карины и заглянув ей в лицо. — Выходит, папа не признает свободных отношений?
— Нет, не признает.
— Ну, тогда… А ты? Не боишься совершить ошибку?
— Не боюсь, — хихикнула Карина.
— Ну, тогда из уважения к твоему папе я…
— …и его братьям — моим любимым дядям, — дополнила Карина.
— Да, да. К ним тоже… И что, ты соглашаешься? — изумился Слава и даже приподнялся на локте.
— Как же я могу не согласиться? Папа и дяди — это очень серьезно, очень. Меня тоже накажут: закопают в землю по шею и закидают камнями.
— Круто. Тогда завтра же ты переедешь ко мне, и до официального статуса мы будем вместе держать оборону.
— Идет.
Не до конца веря в состоявшееся сватовство, Слава осторожно опустил голову на подушку, глядя на Карину с недоумением. Она повернулась набок, сунула под щеку сложенные ладони и провокационно улыбалась, что его огорчило.