Портфолио в багровых тонах
Шрифт:
— Она что, совсем рехнулась?
— Почти. Мариночка уехала к бабушке, думаю, не хотела со мной встречаться после моего свидания, ведь тогда пришлось бы расспрашивать меня, как все прошло. Моя мама — сутенер! Классное название для фильма, верно?
— Я поговорю с ней, хочешь?
— Ты что! Она тебя и меня со света сживет. И успокойся, я не поехала к нему. А его убили, представляешь? И меня могли убить вместе с тем уродом, если б я там оказалась. А для нее — сорвался с крючка сундук с бабками! И во всем виновата я, еще руки распускает. Когда Мариночка случайно прикасается ко мне, по моей коже проходит мороз — до того неприятно. Я хочу освободиться от нее, пусть она живет долго и счастливо, сколько хочет и как хочет, но без меня. Ты поможешь? Мне
Он пил кофе из крошечной чашечки и не смотрел на нее, ему понадобилась пауза — надо же привыкнуть к дурным новостям, обработать их в уме и принять решение, что непросто сделать. Тут тремя-пятью тысячами не обойдешься, даже на скромное обустройство понадобится немало денег, сейчас он не потянет предлагаемый воз. За довольно короткую паузу Филипп Юрьевич подготовил благовидный отказ, но, взглянув на Асю, неожиданно для себя увидел ее по-новому. Перед ним сидела взрослая девушка, которую он ошибочно принимал за испорченного полуребенка, забавного и взбалмошного, умненького и практичного, наделенного способностями вымогателя, но не наглого. А сейчас Филипп Юрьевич рассмотрел в ней загнанного воробышка, ершистого, вечно голодного и… бездомного. Раньше он хохотал до упаду, слушая рассказы, как Ася поедает втихаря колбасу у себя в комнате и обязательно проветривает, чтобы Мариночка, не дай бог, не унюхала. В сущности, девочка развлекала его, на самом деле житье-бытье с полубезумной матерью далеко не смешная история.
— Я боюсь ее, очень боюсь, — призналась Ася, подбросив еще один аргумент в свою пользу. — Сплю ночью и вдруг просыпаюсь в поту, потому что приснилось, как я сплю, а Мариночка подбирается ко мне, протягивает руки, хочет задушить. Мне кажется, там, где ее не будет, у меня все пойдет иначе. Ну, я хотя бы буду сама принимать решения, искать свое место… и просто жить как все.
Только сейчас он понял выражение «сердце переполнилось жалостью» или душа переполнилась — без разницы, главное, в результате этого переполнения Филипп Юрьевич решение нашел.
— Когда хочешь уехать?
— Да хоть завтра, — оживилась она, подняв на него замечательные влажные глазки. — Но у меня нет денег.
— А повременить можешь? — Видя, что девочка огорчилась, Филипп Юрьевич взял ее кисть в ладони, продолжив: — Понимаешь, я сначала должен выплатить кредит за машину, последний взнос в октябре. За два месяца подкоплю некоторую сумму, даже за три, а в конце января можешь ехать. Устроит?
— У меня нет выбора, — вздохнула Ася, но с кислым-кислым выражением личика. — Устроит. Спасибо.
— Отлично. А сейчас извини, убегаю. Тебя подвезти?
— Я мороженое не доела, не пропадать же добру.
Филипп Юрьевич поднес к губам кисть девушки и с трогательной нежностью поцеловал пальчики, оставил на столе деньги и ушел. Доедая растаявшее мороженое, Ася насчитала четыре месяца. Ой, как долго! Мариночка всю душу вытрясет вместе с жизнью из ее истощенного недоеданием тела, с каждым днем мамуля становится невыносимей, хватит ли сил прожить эти месяцы?
— Привет!
Такой большой город, ресторанчик для тайных встреч выбрали в самом глухом уголке, а от «подружек по модельному бизнесу» — ну, никуда! Соня с Тамарой. Сели. А улыбки… В деревне Асиной бабушки живет один дед, алкоголик, он, когда напьется, говорит: «Что вы смотрите на меня сквозь зубы?» Точно! Обе смотрели на Асю именно так — рты до ушей, зубы блестят, в глазах ехидство.
— Какого ты мэна отхватила! — позавидовала Соня. Уж кому-кому, а не ей, меняющей мэнов раз в год, завидовать. — Он кто?
— Папа, — ответила Ася, как ни в чем не бывало.
— Наконец и у тебя появился папик, — сказала Тамара. Вторым планом прозвучало: добро пожаловать в наш кружок содержанок.
— Он симпатичный, — оценила Соня. У нее есть противная манера не говорить, а мурлыкать. — Тебе повезло. А чем занимается? Торгаш или неужели что-то выпускает? Какой у него годовой оборот?
Ася отодвинула пустую мороженицу, сложила руки на столе, с сочувствием посмотрела на одну, затем
на вторую и не без ухмылки поставила обеих в известность:— Это мой родной папа, а не папик, улавливаете разницу? — Девочки недоверчиво таращились, пришлось расшифровать на примитивнейшем языке: — Он не любовник. Отец. И любит меня как отец, а не… как папик. Понятно?
Откуда им знать, как любит родной отец? Их отцы тоже сбежали от мамаш, правда, безвозвратно, в этом смысле Асе повезло больше. А бедняжки наверняка так и не узнают, какие бывают у родного папы большие и мягкие ладони, как он добр и нежен, ласков и строг — ничего этого не узнают. Инициатором встреч стал Филипп Юрьевич, он любит свою старшую дочь не меньше младших, но что из того? О том, чтобы у него жить, не может идти и речи, Мариночка… О, лучше не думать, что мамуля сделала бы, заяви Ася, мол, хочу к папе — обоих укокошит. Встречаются они тайком на протяжении многих лет (с пятого класса), Мариночка ни разу не застукала их, а ей никто не стукнул, ведь бывали случаи, когда они попадались на глаза общим знакомым. Дело в том, что знакомые в душе не переваривают мать Аси, нельзя же любить того, кто всех презирает, из мести злорадно помалкивали. Что касается Аси, она долго страдала, не понимая, почему с папой нельзя видеться открыто, нельзя его обнять, сделать ему подарок, рисуя весь вечер картинку красками. Не понимала, почему он негодяй, подонок, свинья и мерзавец. До сих пор не понимает. И никогда не поймет.
— Вы разочарованы? — ухмыльнулась Ася, косясь на обеих по очереди.
— Неожиданно, знаешь ли… — проговорила Тамара. — Ой, Соня! Ты забыла пригласить Асю.
— Мне мой папик купил кафе, — затрещала Соня. — Жаль, не в центре… но такое миленькое! На днях открываем, будет шикарная презентация, крутые вина, изысканные закуски, богатые мэны… Придешь?
Про себя Ася подумала, что настанет время и Соня получит кафе в центре, даже ресторан, может, два. Есть такая профессия — доярка, уж своих папиков Соня выдоит до капли. Главное, Мариночка не слышала про кафешку, иначе запилила бы Асю, мол, умные девчонки из внешности выжимают максимум, заодно из покровителей, а ты тупица… и так далее.
— Приду, приду, — закивала Ася, да вдруг напомнила: — Девчонки, я все время думаю об этой… Юльке…
— Ой, перестань, — отмахнулась Соня. — Она дура. Наверное, когда бросалась вниз, думала, полетает-полетает и благополучно приземлится. Такие дуры не достойны жалости.
— Соня, ты слишком уж… — Тамара не нашла подходящего сравнения. Да где ж его взять, если словарный запас поместится на одной странице тетрадного листа? — Я слышала, ее могли и столкнуть.
— От кого слышала? — скептически фыркнула Соня.
— Одна из этих говорила… из полицейской группы. Я мимо шла, она увидела меня и перешла на шепот.
— Да кому нужно сталкивать? — возразила Соня. — У нее папа жуткий, всем сделает харакири.
— Харакири делают не другим, а себе, — сказал проходивший мимо симпатичный молодой человек, наклонившись к столику девушек. — Японские самураи.
Девушки явно не имели понятия, кто такие самураи, выяснять не решились, боясь показаться необразованными. Все три не сводили с парня глаз, ожидая, что он сейчас кого-то из них выберет, и каждая хотела, чтобы ее. Но он подмигнул, выпрямился… три красотки разочарованно глядели ему в спину, обтянутую эластичной рубашкой, — он никого не выбрал. Соня проследила, за какой столик приземлился парень, через минуту, выключая свой мобильник, подхватилась:
— Попрошу телефон позвонить. Скажу, батарея разрядилась…
И… завертела задом по направлению к парню, да быстро-быстро, чтоб никто не опередил. Слово за слово — вскоре она присела за столик, где ей были рады. Не радовалась Тамара, всплеснув руками, искренне возмутилась:
— Ты посмотри на нее! Сама клеится! Папик у нее для мелких и крупных расходов, а для души с телом — мачо.
— Завидуешь? — подметила Ася.
— А ты нет? — ощерилась та. — Всем нам хочется того, другого и третьего, но везет одной из ста тысяч. Блин, где справедливость, а?