Портфолио в багровых тонах
Шрифт:
— И Вараксина тоже? — подловила ее Ника.
Женщина нахмурилась, видно, ей тяжело, когда звучит это имя. Однако девушки услышали обратное тому, что читалось на лице матери:
— Я не верю, что Глеб… Да, сейчас люди злы, внешность ничего не значит, да и виделись мы раза три всего… Не знаю, что случилось в парке, только не мог он этого сделать. Или я ничего не понимаю в жизни.
Девочки мягко свернули беседу, ведь главное они выяснили и, залетев в салон автомобиля, вразнобой затрещали:
— Девчонки не были знакомы. Никогда.
— Чему вы радуетесь, дурехи? — ворчливо произнес Слава, выезжая со двора. — Что теперь делать бум, м?
— Вы будете думать, — сказала Ника, — вас трое, до чего-нибудь додумаетесь.
— Нашла время, — фыркнул Слава. — Хочу напомнить: убийца и к тебе не равно дышит.
— Я это отлично помню. Но за тусовку срублю кучу бабок.
На заднем сиденье заерзал Глеб. Ника намеренно не садилась рядом с ним, предпочитая пассажирское место впереди, и на любое его движение (даже вздох) реагировала со смирением мученика. Чего это ей стоило!
— Н-да-а… — протянул Глеб и дальше промямлил на одной невыразительной ноте: — Вполне приличная девушка — внешне! — в своей речи использует бандитский жаргон: «срублю бабок». Куда я попал?
Не всякое смирение способно вынести издевку, а именно издевка послышалась Нике в его словах. Она обернулась, насколько позволил ремень безопасности, и, выставив указательный палец, процедила сквозь стиснутые зубы:
— Вот что, пострадавший, или потерпевший — как там тебя? Достал своим ехидством. Можно подумать, ты вырос при дворе английской королевы! Когда ты в парке гнался за мной, я слышала выражения, которым позавидует бомжара на помойке. Или мне показалось?
— Еще бы, — хмыкнул Глеб, оставаясь абсолютно невозмутимым, при этом глядя в окно. Особенно противно было Нике, что за солнцезащитными очками истинного выражения лица не распознать, ей осталось только возмущение:
— Нет, я его приютила, накормила, помогаю выбраться из дерьма…
— Себе тоже, — вставил Глеб.
— …а он меня подковырками долбит, долбит…
— Девки, не ссорьтесь! — подарил Нике улыбку Слава.
— Так скажи ему, чтоб не трогал меня! — огрызнулась Ника.
— Не трогай ее, — бросил Глебу через плечо Слава. — Ей и так плохо, правда, Ника?
Метнув в него из глаз молнии (незаслуженные, надо сказать), она тоже уставилась в окно, ибо миролюбию Славы нечего противопоставить.
17
Ника приехала в кафе первой, ведь ей нужно осмотреться, примериться, «забронировать» точки, с которых удобно вести съемку, и невольно присвистнула.
— Нравится? — заискрились глазенки у Сони.
Оглянувшись, Ника кивнула, дабы не обижать глупышку, затем снова осмотрелась. М-да, интерьерчик продвинутый, ничего не скажешь, но золотое платье в пол на Соне, как и ее прическа в стиле Мэрилин Монро… это игра. Игра во взрослую женщину, звезду (пока без небосвода), светскую львицу (без высшего света), только детское личико нимфетки не вписалось ни в локоны, ни в наряд, ни в интерьер самого кафе. Соня в этом технокосмическом окружении выглядела лишней, старомодно упакованной, хотя ее стиль сейчас называется ретро… все равно мимо. Пока Ника так рассуждала про себя, Соня захлебывалась восторгом:
— Сегодня будут самые-самые… бизнес-элита. Можно завести полезные знакомства, подобрать… м… партнера… спонсора. Тебе же нужен мужчина… (Ника презрительно фыркнула, и Соня все поняла.) Ну, не нужен и не надо, но полезные знакомства пригодятся! А завтра здесь соберется молодежь, первый коктейль бесплатно! Танцы, диджей… будет по-настоящему весело. Придешь поснимать?
А вот и стена славы! Ника с интересом изучала красочные фото Сони — в купальнике, на пляже, возле пальмы в сари, много фото в вечерних нарядах и апофеоз посередине — в короне и мехах на плечах, вероятно, мамина норковая шуба выступила в роли мантии. Авторство многих работ принадлежит Нике, но «коронованная» — любительская, тиара бездарно приделана к голове Сонечки в фотошопе.
— Боюсь, съемки двух вечеров подряд
разорят тебя, — сказала Ника, подойдя ближе к выставке, достойной заголовка «Мания величия».— А при чем здесь я! — по-детски захихикала Соня. — Платит мой… друг. Для него твой гонорар по стоимости — что коробок спичек.
— Ты разве побеждала в конкурсе? — прикинулась «шлангом» Ника.
— Э… м… да! — солгала Соня. — Это был городской конкурс… в соседней области… Город маленький, не хочу его называть, мне немножко неловко, что я опустилась до такой мелочи. Но… красиво, правда?
Машинально щелкнув лгунью и пропустив вопрос мимо ушей, Ника пошла в конец зала, где принялась готовить место для съемок, вернее, возвышение.
Интерьер таков, что кругом можно увидеть себя, и Соня с удовольствием ловила свои размноженные отражения в зеркально-металлических осколках и плоскостях. Она очень нравилась самой себе и могла любоваться собой до бесконечности, правда, сегодня не до того. Сегодня Соня вступает на путь бизнес-леди, жизнь резко изменится, деловая среда примет ее и полюбит, она же… лучше всех. Да-да, лучше! И нужно сегодня, сейчас начинать проявлять себя, учиться отдавать приказы. Соня обежала круглый ступенчатый шведский стол, но там стояло невероятное число закусок, она не смогла заметить, чего не хватает, чтобы немножко поругать официантов. Ну, ничего, будет еще повод отчитать официантов. Чувствуя себя хозяйкой этого великолепия, Соня собралась подойти к Нике, непринужденно поинтересоваться, как дела, готова ли она снимать праздник, и просто поболтать по-дружески. Повернувшись к ней, хозяйские замашки несколько притухли, а в мозг поступил сигнал: не надо, дружбы не получится, она же Стерва. Но первые гости отвлекли от фотографа, и нечто воздушное наполнило Соню как свет. Наверное, это нечто называется счастьем, и она, вооружившись заученными приветственными фразами и отшлифованной улыбкой, поплыла к короткой тетке с черными мешками под глазами и унылому дядьке с букетом роз.
Они неплохо прижились в тесноте, полагая, что легавые не станут искать Глеба у Ники. В ветеринарную лечебницу ездила Карина, в конце концов, сделать укол от блох она в состоянии, а при необходимости вызывала Славу. Сегодня в конце рабочего дня Калинин помчался спасать собаку, а Глеб остался один как перст. Нет, с теликом. Впрочем, смотрел он телевизор чисто механически, лежа на диване и пристроив ноги на спинке стула, а сам думал, думал… беспрестанно поглядывая на часы.
Щелкнул замок, и Глеб подскочил, а через полминуты позавидовал парочке со счастливыми рожицами. Как бы ему хотелось вот также смеяться (наверняка радуясь какой-нибудь чепухе), суетиться, не зная, куда поставить пакеты из супермаркета, и вообще…
— Че так поздно? — заворчал он и только.
— По магазинам ездили, — ответил Слава, не чувствуя угрызений совести. Да и какие угрызения могут быть, когда время потратили на Валерку, забрали его из больницы и отвезли в деревню к Юрию Петровичу? Но Глебу этого не скажешь, не хватало ему проблем с братом. — Мы же у Ники все слопали.
Конечно, он отправился на кухню — Карина-то убежала туда. Его не было пять минут… десять… Измученный одиночеством и заточением, Глеб поплелся к ним, и что же? Парочка целовалась.
— Может, кто-нибудь приготовит ужин? — пробубнил он, демонстративно отвернувшись.
— А мы готовим, — замигал бесстыжими очами Слава. — Вон картошка варится. И курица.
— Сигареты где?
Калинин достал блок из пакета и кинул на стол, после скрестил на груди руки с улыбкой, мол, мы о тебе помнили, как видишь. Не выходивший из депрессии Глеб нуждался в обществе, потому уселся так, чтобы не мешать тем, кто «активно» готовит ужин, закурил, всем своим видом показывая: никуда не уйду. А Карина приступила готовить салат, именно она, мелко кромсая капусту, настраивала на лад и покой…