Портрет кавалера в голубом камзоле
Шрифт:
– Угу, – кивнул он, продолжая жевать.
– Что значит твое «угу»?
– Много работы…
– В таком случае позволь спросить, что ты здесь делаешь?
Обычно бесцеремонный и грубоватый с сотрудниками, при Глории Колбин обращался к начальнику охраны с «уважительным» сарказмом.
– Я его вызвала, – объяснила она, чтобы предотвратить назревающую перепалку. – Он мне очень нужен. Вы ведь не против, Петр Ильич?
– Нет-нет… разумеется… нет… если нужно, то…
Глава компании смешался и замолчал. Ну, Лавров!
Каков наглец! Он исподлобья косился на соперника, проклиная себя за непредусмотрительность.
«Они лгут, – накручивал себя Колбин. – Переглядываются, словно заговорщики. А я смешон! Да, смешон со своими неуклюжими попытками ухаживания. Вероятно, они догадались… и она, и он…»
Не в силах совладать с неловкостью и раздражением, Петр Ильич захотел откланяться, но понимал, что этим только подольет масла в огонь. И даст повод веселой вдовушке и этому красивому молодчику потешаться над ним.
Пара рюмок анисовки помогли бы Колбину расслабиться, но ему предстояло еще до сумерек возвращаться в Москву, а он никогда не садился за руль в подпитии. Черт! Зря он поехал один, без водителя. Боялся, чтобы не поползли слухи… а теперь они непременно поползут. Лавров нарочно постарается унизить начальника. Он не промолчит…
Второе блюдо вовсе не лезло в горло расстроенному Петру Ильичу. Он жевал кролика, не желая обидеть хозяйку, но совершенно не ощущал вкуса. Его ум усердно искал повод для немедленного отъезда и не находил.
Глория, как назло, не давала себе труда забавлять гостей приятной беседой. Атмосфера постепенно накалялась. Колбину казалось, что начальник охраны прячет улыбку, а Глория потакает ему. Они явно заодно! О, как они наслаждаются его унижением, его растерянным молчанием!
Петр Ильич сделал над собой усилие и посмотрел на часы.
– Торопитесь? – тут же ехидно осведомился Лавров.
– У меня время расписано по минутам, в отличие от некоторых…
– На кого вы намекаете?
– Господа, господа! – вмешалась дама. – Я вас умоляю!
В ее словах сквозила уничижительная ирония. «Так мне и надо! – корил себя Колбин. – Что я здесь делаю? Зачем мне эта фифа с ее капризами и выбрыками? Да, она каким-то непостижимым образом вытащила компанию из пропасти, куда та катилась после смерти Зебровича. Но это просто везение. Таким избалованным дамочкам порой удаются цирковые трюки. Это фокус, который не повторится во второй раз. Я ничем не рискую, послав сию эксцентричную вдовушку подальше…»
Однако его внутренний контролер не поддавался на уловки ума. Он-то не заблуждался насчет собственной способности достойно вести дела. Без Глории бизнес пойдет ко дну… это ясно как день. Муж и жена – одна сатана. Для бывшей семьи Зебровичей сия меткая пословица оказалась верной на сто процентов. Сам покойный Анатолий не гнушался применять каббалу для достижения успеха… и его вдовушка наверняка использует те же методы. Они – одна сатана… Сатана!
Колбин испугался, что слишком увлекся и произнес последнее слово вслух. Но, кажется, все обошлось.
Сатана. Вот, кто помогает Глории. Продолжает
ей способствовать, как способствовал ее погибшему супругу. При Зебровиче фирма процветала. Он и его вдова – одного поля ягодки. То, что Глория сменила фамилию на девичью, ничего не значит. Она осталась той же, только более изощренной, скрытной и опасной. Должно быть, Глория пошла еще дальше Анатолия. Чего стоит покупка этого дивного дома и переезд из Москвы в лесную глушь…«Она присушила меня, околдовала, – думал Петр Ильич, ковыряя вилкой кролика. – Скоро я стану такой же марионеткой в ее руках, как покойный Зебрович, как этот прощелыга Лавров. Сидит себе и ухмыляется, торжествует. Дескать, и вы попались, господин президент компании? Что за мука, терпеть подобное глумление и не сметь подняться из-за стола и уйти! Вероятно, я стал жертвой злых чар… жертвой эротических фантазий, которые вызывает во мне эта ужасная женщина…»
Внутренний контролер живо напомнил Колбину о половине акций, которыми по праву владела вдова его компаньона. Акции, акции! Деньги! Выгода… вот, что подкрепляло его пробудившуюся симпатию к Глории. Вынужденную симпатию. В тяжелую минуту вдова протянула Петру Ильичу спасательный круг, а долг, как известно, платежом красен.
Впрочем, если она вдруг ответит ему взаимностью, какую жизнь они будут вести? Этот вопрос пугал и одновременно возбуждал Колбина. В нем просыпалась страсть, как в душах отважных путешественников просыпается жажда открытий наряду с суеверным страхом перед неизведанным.
Колбин потупился, он готов был провалиться сквозь землю под взглядом Глории. Ей-богу, она догадывается, какие мысли крутятся в его лысеющей голове…
– Кхм-кхм… – кашлянул он.
– Простудились, Петр Ильич? – не преминул поддеть его Лавров. – Нынче грипп опасный гуляет. Вам бы поберечься… а вы в этакую даль отправились. Один, без водителя. Не ровен час, поломка приключится или дорогу переметет, – замерзнуть можно.
Петр Ильич набрал было воздуху, дабы указать хаму его место, как в столовую вплыл Санта с подносом, на котором благоухали блинчики с вареньем.
– Да у вас тут, как в ресторане! – восхитился начальник охраны, перебивая Колбину готовую отповедь.
Эта обыденная реплика разрядила грозовую тучу. Петру Ильичу не хватило духу испортить всеобщее ликование по поводу кулинарных талантов великана. Поглощенный своей неудачей, провалом визита, он с натянутой улыбкой попробовал блинчик и даже похвалил Санту.
Слуга расплылся от удовольствия. А Колбин в очередной раз задался вопросом, каким образом уживаются под одной крышей красивая женщина и далеко не старый, полный сил мужчина, который упивается ролью слуги? И какова на самом деле его роль?
– Не заходите так далеко… – обронила Глория.
Петра Ильича словно огнем обожгло. Что она сказала? Она… прочитала его мысли?
Он поперхнулся куском блинчика и раскашлялся, – красный, потный, раздираемый противоречивыми желаниями, стыдом и одержимый стремлением к запретному плоду.
– Водички, водички! – начальник охраны услужливо подал ему стакан с водой. – Не в то горло попало?
– Иди… к черту… – прохрипел Колбин, выскакивая из-за стола.
– Санта, проводи Петра Ильича в ванную, – распорядилась хозяйка. – Или вам в туалет?