Портрет второй жены (Единственная женщина)

Голос ее сорвался, и, закрыв лицо ладонями, Лиза разрыдалась.

– Что-о?! – Саша присел на корточки перед скамейкой, быстро снял очки и попытался их протереть рукавом рубашки; руки его дрожали. – Вы о ком говорите, Лиза, – о Сергее Псковитине?!

Она кивнула, не в силах сдержать слезы и произнести что-то внятное.

– Вы извините, я понимаю, вы сейчас не можете мне объяснить… Я догадываюсь, произошло что-то ужасное, чего я совершенно не предвидел!.. – Голос его переменился, из него напрочь исчезли нотки насмешливой иронии; даже той уверенности в себе, которую сразу почувствовала Лиза, совсем не было слышно теперь. – Но я же не хотел… Я же все продумал, все это должно было пройти спокойно. Ну, может быть, ударить по его благосостоянию, но ведь не более того! Что же случилось, что?

Он спрашивал словно бы самого себя, видя, что Лиза не в состоянии ему ответить.

– Знаете что, – вдруг сказал Неделин, – давайте-ка я вас домой отвезу. Нельзя вам здесь оставаться в таком состоянии.

– У меня машина за углом стоит, – выговорила наконец Лиза. – Я сама доеду.

– Ну, и у меня тоже права с собой, – невесело улыбнулся Саша Неделин. – Или вы боитесь, что очки у меня сильные? Довезу, не бойтесь. Поехали.

Машину он вел умело, хотя и не было в его езде той рисковой точности, которая волей-неволей появляется у московских водителей.

Они ехали в полном молчании.

– Вы простите меня, Лиза, если можете, – вдруг сказал Саша. – Как это вам в голову пришло меня разыскать? А я ведь так давно за ним наблюдаю…

– Не говорите об этом, – оборвала его Лиза. – Я не могу об этом слышать!

– Да, извините.

Саша снова замолчал, и вдруг Лиза поняла, что он тоже думает о Сергее.

– Знаете, Саша, – сказала она в конце Кутузовского, – я, пожалуй, сама дальше поеду. Мы ведь за городом живем, за Барвихой в сторону еще, и автобусы к нам не ходят. Как вы потом возвращаться будете?

– Узнаю Юру, – улыбнулся Саша. – Никогда не тянуло его в город. А меня, знаете, наоборот, всегда тянуло в Москву. Я ведь тогда уехал, вернулся в Новосибирск. Такое было ощущение жизненного краха, когда Юра так круто повернул нашу с ребятами жизнь… А сейчас вот вроде возвращаюсь. Проект есть интересный с Кузьменковым… Сделаем – может, еще что-нибудь появится. Извините, – спохватился он. – Я вас утомил этими разговорами. Вы когда родить собираетесь, Лиза?

– Скоро. Через неделю.

– Он, наверное, рад. По-моему, он должен хотеть ребенка, вообще – любить детей. Хотя ведь я таких подробностей о нем не знаю…

Ей показалось, что в голосе Саши мелькнуло сожаление – о том, что не знает.

Он вышел из машины у Поклонной горы, и Лиза видела, что он смотрит ей вслед, стоя у края тротуара.

Может быть, этот разговор все и ускорил.

Тою же ночью Лиза проснулась от того, что привычные короткие сжатия, во время которых живот становился твердым как камень и перехватывало дыхание, – почему-то не проходили. Боль длилась всего несколько секунд, потом отпустила. Да это была и не настоящая какая-то боль, только предвестье боли.

Но Лиза сразу поняла, в чем дело.

– Юра… – Она осторожно потрясла его, спящего, за плечо. – Проснись, пожалуйста. По-моему, лучше поехать в больницу сейчас. Пока еще доберемся…

Ей показалось, Юра вовсе и не спал – так стремительно он сел на кровати.

– Что, уже рожать поедем? – спросил он.

– Ну, ты рожать-то не будешь, – улыбнулась Лиза. – Подождешь только, пока я рожу, и то на улице.

На улице уже стоял настоящий, почти зимний, ноябрьский холод. Небо было усыпано холодными острыми звездами, и, словно звезды, холодно переливалась изморозь на траве у крыльца.

Лиза поежилась, застегивая длинное, свободное пальто. Что-то значительное совершалось в ней в эти минуты, и ей казалось, что такие же значительные перемены происходят в природе, в этой ночи, в этих звездах…

– Ты боишься? – спросил Юра, остановившись на крыльце.

– Нет. Мне даже интересно – как это будет и какой он будет?

– Ну, может, и она еще, тоже неплохо, – заметил Юра.

Лиза только улыбнулась в ответ. Она специально попросила, чтобы ей не говорили после ультразвука, кто у нее родится. Но уверенность в том, что родится мальчик, не покидала ее.

– Мальчик Сереженька родится, – сказала она, прижимаясь к Юриному плечу. – Поехали, Юра, поехали, пора уже…

Чернышевский в сквере у Покровских ворот тоже светился изморозью.

– Сны, наверное, видит, – усмехнулся Юра, выходя рядом с ним из машины. – Четвертый или, может, даже пятый.

Он волновался гораздо больше, чем Лиза. Она заметила, что у него даже руки дрожат, когда он закрывает машину.

– Ну что ты? – Она взяла его за руку. – Что может случиться, отчего ты волнуешься? Это же не в чистом поле, здесь врачи, больница. Чернышевский вон тоже наблюдает.

Но Юру не успокаивали ее шутки.

– Ты не смейся, Лиз, – сказал он. – Что же, что больница и врачи? Мне все равно кажется: тут какие-то такие законы вступают, что уже…

– Ну, они мне и помогут, эти законы, – заключила Лиза. – Ты обо мне будешь думать – и все будет хорошо.

– Думать – это уж точно. Думать я буду так, что…

Он замолчал, словно задохнулся. Он вообще дышал тяжело, и Лиза испугалась:

– Что это ты дышишь так? Опять задыхаешься?

– Да ну! – махнул рукой Юра. – Не задохнусь, не волнуйся.

– Ты все-таки не стой под окном, – попросила она. – Смотри, уже зима настоящая. Это долго длится, и что ты там выстоишь? Утром позвони – тебе все скажут.

– Я утром приеду, да? – сказал он. – А вдруг ты родишь до утра?

– Вряд ли, ну правда, – успокоила Лиза. – Я бы и сама не против, но вряд ли. Посмотри, уже пять, а у меня еще только-только схватки начинаются.

Наверное, она не очень его убедила. Во всяком случае, в одиннадцать, выглянув в окно предродовой палаты, Лиза увидела Юру, сидящего на скамейке в больничном сквере.

«Да он уезжал ли вообще?» – подумала она.

Думать ей было все труднее. Схватки повторялись теперь каждые три минуты, это происходило уже в течение двух часов.

– Что ж так часто? – спрашивала она у входящей время от времени в палату Регины Яковлевны. – Я думала, это уже в самом конце так часто!

– Все нормально, – успокаивала Регина. – Еще полежишь, еще не время. Даже походи, если хочешь. Может быть, тебе это легче будет.

– Лучше дайте маску! – взмолилась Лиза. – Не могу я больше, Регина Яковлевна!