Послание Геркулеса
Шрифт:
Гарри кивнул.
– И что ты хочешь, чтобы я сделал, Сай?
– Поговори с ним. Объясни ему, насколько это важно. Ты мог бы указать, что рано или поздно люди все равно узнают. Когда выяснится, что у него в руках было, скажем, средство от менингита и он ничего не сделал, он не слишком хорошо будет выглядеть.
– Я постараюсь представить дело честно, Сай. Хаклют посмотрел на него долгую минуту.
– О'кей. Если ты это сделаешь, то этого будет достаточно. У Гарри першило в горле. Он высморкался, сунул в рот эвкалиптовый ингалятор.
– Что бы ты обо мне думал, Кармайкл,
Гарри снова высморкался и жалко улыбнулся.
– А это всего лишь насморк, Гарри. А подумай, что было бы, если бы у тебя был рак!
– Я уже сказал, Сай, я сделаю так, чтобы он понял. Он не дурак, он знает жизнь.
У Гарри в животе что-то тупо болело. Может, начинается язва? Господи, ну почему всегда все валится на него? Все эти люди вокруг - Гамбини, Хаклют, Уиллер, Лесли, Римфорд, - эти всегда знают, что надо делать. И признаков колебаний он ни в ком из них не видел - если не считать нежелания Римфорда уничтожить текст.
– Я бы хотел провести демонстрацию, если можно.
Хаклют вытащил из кармана кожаный футляр и открыл его.
Гарри посмотрел подозрительно на Хаклюта, потом на футляр. Внутри на красном войлоке лежали ампула, бутылочка спирта и шприц.
– Что это?
– спросил Гарри.
– Молодые глаза. И не знаю, что еще. Гарри сделал глубокий вдох.
– Зрение у меня нормальное.
Хаклют взял ампулу и прищурился, вглядываясь в прозрачную жидкость.
– Может снова стать по единице, если захочешь. Гарри снял очки, и контуры Хаклюта слегка расплылись.
– Ты больше не носишь очки, - догадался он.
– Именно, Гарри. Они мне не нужны.
– У меня все в порядке, - произнес Гарри после некоторого молчания. Он настолько же не хотел компрометировать себя, насколько не хотел быть опытным образцом.
– Найди кого-то, кому это нужно.
– Никому другому оно не поможет, Гарри. Это сделано для тебя.
– Как это?
– Гарри прищурился, вгляделся в микробиолога.
– Так ты и есть Адам Уоллис? Несуществующий врач, который запрашивал мою медицинскую карту?
– Мне нужен был последний анализ мочи, образец ДНК и кое-что еще.
– И как ты добыл ДНК?
– С помощью «клинекса».
– Он пожал плечами.
– Приношу свои извинения, но я не был уверен в твоей реакции.
– Он достал ватный тампон и пропитал спиртом.
– Закатай рукав, Гарри. Больно не будет.
С другой стороны, сказал себе Гарри, Саю это помогло. Он без очков.
– Риск есть?
– спросил он.
– Гарри, я врач. Расслабься.
– Набрав в шприц жидкость, он отмерил ее на глаз, пустил из шприца струйку.
– У тебя есть сын?
– Да.
– Гарри насторожился.
– Его зовут Томас.
– Верно.
Гарри неохотно закатал левый рукав и ощутил укол иглы.
– Примерно через неделю нужно будет закрепление. Я не имею лицензию на такую работу и не могу никого организовать на нее. Так что я приду к тебе в офис в четверг во второй половине дня.
– И это все?
– Все.
– А почему ты вспомнил Томми?
Зная ответ, Гарри стал покрываться испариной.
– Я так понимаю, что у мальчика диабет.
– Да.
– Гарри,
на этом этапе я ничего не могу обещать. Кое-что я знаю, но еще мало. Если получим возможность продолжать исследования, я смог бы что-то найти.– Микробиолог поднялся с места, как божество отмщения.
– Скажи президенту, что у нас есть. Ради всего святого, скажи ему.
Роджер Уитлок напустил на свои ангельские черты благосклонную улыбку.
Хобсон жестом попросил секретаршу задернуть шторы от беспощадного солнца Уичиты.
– Ладно, Роджер, - произнес он.
– Объясни нам, почему Рэндолл - верняк и почему мы должны его поддерживать.
– Простая арифметика, Рон. Он выиграет, будем мы с ним или нет.
– Брось, Родж, - возразил Тери Кейфер.
– Никуда он без нашей помощи не вылезет.
Кейфер был партнером одной из самых престижных юридических фирм города, «Бэбкок и Андерсон».
– Леди и джентльмены, Рэндолл, как вы знаете, очень тесно связан с администрацией президента.
– Администрация сама шатается, - сказал Хорейс Крим, владелец филиала Си-би-эс.
– И в ноябре рухнет.
– Друзья, - произнес успокоительно Уиткок, - я вас прошу подумать о пучках частиц.
– Чего?
– переспросил Хобсон.
– Что такое? Ты действительно думаешь, что новое оружие скажется на результатах голосования? Войны нет. Все теперь - наши друзья.
Уиткок безмятежно кивнул:
– А вы подумайте о применениях.
Все замолчали, не очень понимая, о чем он говорит.
– Представьте себе излучатели на самолетах и кораблях. И сообразите, что бомбы и ракеты теперь полностью устарели.
Крим наклонился вперед, поморщился, достал блокнот и что-то в нем черкнул.
– И спросите себя, кто сможет теперь бросить вызов этой стране. А потом спросите себя, как пойдет избирательная кампания, когда это дело развернется вовсю.
Тайманов от выпивки отказался.
– Господин президент, - сказал он, - я встречаюсь с вами и вашими предшественниками почти тридцать лет. Я должен признаться в личной симпатии к вам. Вы честный человек, насколько человеку нашей профессии дозволено быть честным. И мне было бы приятно верить, что нас связывают узы дружбы.
Харли был наедине с министром. Он назначил встречу на время, когда госсекретарь был занят, и мог поговорить с Таймановым наедине, не оскорбляя Мэтта Яновича.
– Я должен также сознаться, - продолжал русский, - что хотя многие из таких встреч проходили при напряженной обстановке, сегодня я впервые говорю с хозяином этого кабинета… - здесь Тайманов устремил на президента острый, пронизывающий взгляд, - при обстоятельствах столь серьезных.
Русский министр иностранных дел происходил из аристократической семьи, связанной с Романовыми. Революцию она пережила, более или менее не пострадав, сохранила свое влияние и традицию, а сыновей своих по-прежнему посылала учиться за границу. Тайманов родился осенью 1939 года, примерно тогда, когда вермахт начал осеннюю прогулку по ландшафтам Европы.