После долго и счастливо

— Я бы запомнил любое, что ударило меня по члену.

— Ну в таком случае, — говорит Вигго, бросаясь в мою сторону.

— Эй! — Рен толкает его обратно на сиденье. — В этом доме никакой агрессии.

Всё верно — это хоккеист-пацифист. За почти четыре года в НХЛ он ещё ни разу не подрался в баре.

— Итак, — спокойно говорит Аксель, пока Вигго листает свою книжку. — Почему ты так много работаешь?

Я смотрю на свои руки, и моё нутро скручивается узлами, пока я думаю, когда всё начало меняться. Потому что это ужасно несправедливо. Потому что я тоже хочу ребёнка. Я хочу маленького человечка, которого буду любить и обеспечивать. Даже если он/она будут лишь вполовину такие же милые, как детские фото Фрейи — пухлые щёки и широко распахнутые светлые глаза с пучком почти белых волос… я знаю, что буду безвозвратно утерян. Просто безвозвратно.

Но тогда-то всё и покатилось под откос. Тогда-то во мне щёлкнуло что-то, что я с тех пор не смог взять под контроль. Тогда работа стала тем, на чём я не перестаю зацикливаться; тогда финансовые приготовления к ребёнку захватили всё.

— На вечеринке Зигги она была раздражительной, — говорит Рен. — Тогда уже было непросто?

— Ага. В тот день я вёл себя как засранец. Я висел на телефоне по поводу… — я стискиваю зубы. — Одного проекта, над которым я работаю, но пока не могу обсуждать. Мы столкнулись с препятствиями в финансировании, я был расстроен, подавлен и погружён в свои мысли. Простите, ребята. Я знаю, что это звучит ужасно подозрительно, и я знаю, что вы любите Фрейю, но я просто хочу вернуться домой и сказать моей жене, как ужасно я сожалею о том, что опоздал.

— И под «опоздал» ты имеешь в виду «вообще не пришёл», — напоминает Райдер.

Оливер подаётся вперёд.

— А почему ты опоздал, собственно?

— В это я тоже вдаваться не стану.

— Что-то много секретов, Эйден, — говорит Рен. — Почему ты скрываешь что-то от нас? Мы же семья. Ты можешь доверить нам что угодно.

Это так сложно объяснить людям, которые выросли не в такой обстановке, как я. Когда всё становится тяжело, я полагаюсь на себя. Потому что когда жизнь научила, что для выживания можно рассчитывать лишь на себя, мысль о том, чтобы открыться другим людям в своей уязвимости кажется… почти невозможной. То, что я умудрялся делать это на протяжении всего своего брака (надо признать, не так хорошо в последнее время) — это свидетельство того, как сильно я люблю Фрейю.

Я молча смотрю на океан. Потому что я мог бы попытаться объяснить, но как они могут понять такое?

— Ты же спрашиваешь, как у неё дела в эмоциональном плане, да? — уточняет Вигго. — Ты держишь всё своё дерьмо при себе, отгораживаешься от неё. Ты же понимаешь, что это смертный приговор для брака, верно?

Это ударяет прямо по больному месту.

— Я работаю над этим, — бормочу я.

— Нет. Я думаю, ты работаешь над чем угодно, кроме этого, — говорит Вигго.

— Господи Иисусе, Вигго. Ты кто? Психолог доморощенный?

Вигго невозмутимо откашливается и зачитывает из книги:

— По словам неподражаемой Лизы Клейпас, «Брак — это не конец истории, а её начало. И он требует усилий от обоих партнёров, чтобы всё увенчалось успехом».

— Прекрасно сказано, — говорит Рен.

— Кто такая Лиза Клейпас, чёрт подери? — спрашиваю я.

Вигго трёт лицо и тяжело вздыхает.

— Вот какое дерьмо мне приходится терпеть. Она автор любовных романов, Эйден. И её книги сочатся мудростью, которую тебе не помешало бы впитать. «Усилия от обоих партнёров», — многозначительно повторяет он.

— Я прикладываю «усилия», — огрызаюсь я. — Но у меня ведь не безграничное количество часов, не безграничное место в мозгу, не безграничный эмоциональный диапазон. На краткий период времени я направил всё на финансовую стабильность и работу, ясно? У меня такое чувство, будто мне нужно выбрать между обеспечением нас, чтобы мы были готовы к тому, что Фрейя хочет от меня, и тем, чтобы дать Фрейе желаемое. Одно должно идти впереди другого.

Райдер наклоняется, опираясь локтями на колени.

— Чего такого она хочет от тебя, что ты не можешь ей дать, работая над этим проектом?

Моё сердце оглушительно стучит. Я пытаюсь придумать, как сказать это, не говоря прямым текстом.

— Я… я… — нервно сглотнув, я смотрю на свои руки. — Я осознал, что то, как я работал, чтобы обеспечить нас, делает её несчастной, но она хочет создать семью, и это было необходимо. Я думал, что могу просто поднапрячься и выложиться на полную, а потом всё будет хорошо. Но всё это обернулось против меня, и мне ненавистно это осознавать. Потому что всё это делается ради её счастья. Я всегда хотел лишь защитить её счастье.

— А как же твоё счастье? — спрашивает Вигго. — Работа в таком режиме делает тебя счастливым?

— Счастливым? Бл*дь, да я просто пытаюсь выжить, — правда вырывается из меня, и Боже, что бы я сделал, чтобы затолкать её обратно.

— Выжить? — Оливер кладёт ладонь на моё плечо. — Эйден, что ты имеешь в виду? У тебя отличная работа. У Фрейи тоже. Вы оба здоровы, у вас есть крыша над головами…

— Вы не понимаете, — говорю я, вскакивая со стула, и мои лёгкие лихорадочно раздуваются. — В-вы не понимаете давление, б-бремя всего этого. Я не вырос с таким отцом, как у вас. У меня отца не было. Моя мама весь день убирала чужие дома. Я посещал школу, сам приходил домой, сам готовил себе ужин, делал домашнюю работу. Мама приходила домой, подтыкала мне одеяло, а потом шла работать позднюю смену в круглосуточной закусочной, а наш сосед напротив прислушивался, всё ли нормально, пока я спал один.

Глаза Оливера отягощаются печалью. От этого у меня бегут мурашки.

Я смотрю на братьев и вижу практически одно и то же во всех их взглядах.

— Мне не нужна ваша жалость, ваше беспокойство или ваше чёртово вмешательство. Мне просто нужно, чтобы вы поняли, чему я противостою: у меня тревожное расстройство. Я всё катастрофизирую. Но в то же время я чертовски амбициозен и решительно настроен не дать этому навредить моей любимой женщине.

— Я сейчас расшибаюсь в лепёшку, потому что у меня, в отличие от вас, нет подушки безопасности, на которую можно было бы рассчитывать. У меня никогда её не было. Фрейя заслуживает лучшего. Она заслуживает надёжности и безопасности, особенно если мы станем родителями. Тут я не могу идти на компромисс. У моей жены и будущих детей будет то, чего не было у моей матери и меня. Деньги на банковском счету и абсолютная защищённость. Чтобы если со мной что-то случится, они не…

Я стискиваю переносицу и стараюсь взять себя в руки. Мой пульс грохочет в ушах.

— Эйден, — тихо произносит Рен. Он встаёт и кладёт ладонь на мое плечо. — Ты прав. Мы не имеем ни малейшего понимания, каково это — вырасти в таких условиях, как ты, и мы не представляем, как это влияет на тебя в эмоциональном плане. Но Эйден. Такая семья? Такая подушка безопасности? Она у тебя уже есть.

Оливер тоже встаёт и любовно похлопывает меня по спине.

— У тебя есть мы.

— Это не то же самое, — бормочу я.

— Нет, приятель. Не верь в эту херню, — говорит Вигго, шарахнув книгой по столу. — Это убеждение, будто ты сам по себе, будто твой финансовый успех или провал равняется твоему успеху или провалу как мужчины. Это серьёзно травмирует, и это ложь, которой капиталистическое патриархальное общество хочет нас поработить.

Все братья моргают, уставившись на него.

— Вау, Вигго, — тянет Райдер. — За живое задело, да?

Вигго всплёскивает руками.

— Это правда! Жизнь достаточно сложна и без этого брутального финансового давления, которое общество оказывает через токсичную маскулинность. И это ещё сложнее для того, кто ведёт неравный бой с тревожностью, как это делает Эйден каждый сраный день.