После немоты
Шрифт:
В нечеловеческих условиях колымской лесотундры и лагерной среды перед ней на всем ее крестном пути, словно цветы на снегу, то и дело возникали проявления человеческого добра и сострадания. Инструментальщик Егор, как будто бы, на первый взгляд, заросший барачным равнодушием, вдруг делает ей - голодной, почти умирающей - спасительный подарок - миску киселя и этим возвращает ей жизнь и надежду. Птичница Мария Андронова, знаменитая в округе своей беспощадностью к подчиненным, молчаливо подкармливает незнакомую ей зэчку-еврейку. Мало того, начальник Тасканского лагпункта Тимошкин, с риском для собственного благополучия и карьеры, укрывает ее от более жестокой участи. И даже начальница „Маглага" Гридасова, мечущаяся между своей палаческой должностью
Именно эти встречи-озарения шаг за шагом ведут ее - вчерашнюю, как она сама выражается, сталинскую хунвейбинку - к единственно возможному в этом трагическом мире выходу - к Богу. Гинзбург рассказывает об этом исподволь, ненавязчиво, даже как бы в некотором смущении, но эта ее целомудренная деликатность убеждает нас в авторской искренности гораздо сильнее иных, якобы христианских, деклараций, за которыми часто не стоит ничего, кроме стремления к самоутверждению любой ценой или дани сегодняшней русской моде.
Но при всех указанных выше достоинствах, все же главное отличительное качество этой замечательной книги - ее духовная и душевная атмосфера. Эта атмосфера возвращает современнику самое важное, самое основополагающее для человека - Надежду. Книга Евгении Гинзбург пронзительно и наглядно свидетельствует о том, что давно похороненный всеми народ (и народы!) жив, что он - этот народ (и народы!) готов к добру и возрождению и что вообще человеческое в человеке неискоренимо.
Я убежден, что книга Евгении Гинзбург суждена долгая и благодарная судьба, ибо она дарит читателю гораздо более, чем простое читательское удовлетворение, она дарит ему согревающий сердце пламень и очищающий душу Свет.
Незадолго до смерти Евгения Гинзбург в первый и в последний раз в жизни побывала за рубежом - в Париже. В прощальном разговоре со мной она сказала:
– Знаете, Володя, я никогда не мечтала, что Бог подарит мне перед смертью такую радость. Сижу в гостинице и читаю, читаю, читаю. Господи, сколько же у нас было отнято! И жаль мне только одного, что не успею уже наверстать, слишком поздно. Ведь я знаю, что уже приговорена…
Свои короткие заметки о воспоминаниях Евгении Гинзбург мне и хотелось бы закончить на этой ноте: сколько у нее было отнято и все же сколько она нам оставила!
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ГАРМОНИЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Думаю, что для многих моих соотечественников „Письмо вождям" Александра Солженицына послужило толчком к размышлениям о будущем нашей страны, о ее общественном и политическом устройстве, о ее роли и судьбе среди других народов. Не будучи ни философом, ни политологом, я, тем не менее, не избежал общей тенденции сделать собственные выводы из проблемы, поставленной перед нами большим русским прозаиком и мыслителем.
В самом деле, занятые борьбой за Права Человека, критикой коммунистической системы как таковой, распространением идей и информации, многие из нас не отдают себе отчета (или откладывают это на неясное „потом") в том, какой же видится нам предстоящая Россия во всех конкретных областях своей жизни: в государственной, экономической и духовной? Чаще всего в ответ на этот вопрос мы отделываемся весьма расплывчатыми декларациями в духе западной демократии.
Но большинство из нас (я имею в виду прежде всего эмиграцию) сумело убедиться, что демократия в ее традиционном понимании начинает медленно, но верно изживать самое себя. Лучший пример тому - итальянская ситуация, когда в результате крайней поляризации сил ни одна партия не в состоянии создать сколько-нибудь устойчивое правительство. В итоге в стране царит атмосфера холодной (иногда переходящей в горячую) гражданской войны, а экономика держится на иностранных займах. В других странах Запада дело обстоит не многим лучше. Особенности сложившейся
избирательной практики позволяют ловким и беспринципным демагогам с помощью промышленной и финансовой олигархии выплывать на самую поверхность общественного бытия и безраздельно контролировать все сферы его жизнедеятельности. Взять хотя бы, к примеру, США, где даже для кампании за выдвижение какой-нибудь кандидатуры в конгресс или сенат требуются весьма и весьма солидные средства, а на кампании президентские тратятся суммы буквально астрономические.При таких условиях трудно ожидать, чтобы в руководство страной попадали если и не лучшие из лучших, то хотя бы достойные из достойных В результате, у кормила правления западным миром (за редчайшими исключениями) оказались сегодня в лучшем случае партийные посредственности, а в худшем - политические оппортунисты или беспринципные торгаши, не только охотно идущие на сговор с тоталитарным молохом, но и зачастую готовые в любую минуту присоединить свои страны к „великому восточному соседу" в качестве какой-нибудь „надцатой" республики.
Возьмем ли мы на себя ответственность (даже мысленно!) обречь будущую Россию на ту же судьбу и, после стольких лет безвинной крови, беспримерных страданий, удушающей лжи вновь оказаться в атмосфере духовного распада, у порога пустующих храмов, перед новым и уже необратимым вырождением?
Но есть ли выход из тупиковой дилеммы: западная демократия или восточный тоталитаризм? Я попробую пойти наощупь, почти вслепую…
Со времен отмены крепостного права крестьянская община становится фундаментальной единицей нашего бытия. На ней - этой общине, - словно опрокинутая острием вниз пирамида, держалась послереформенная Россия вместе с ее институтами, экономикой, традициями и верованиями. Именно в ней - в этой общине - исподволь, из года в год, и вырабатывался прообраз подлинной русской демократии. Но, к сожалению, государственная структура, законодательным порядком изменив положение народа, сама по себе оказалась не в состоянии соответствовать этим изменениям и вошла в вопиющее противоречие с собственной быстротекущей действительностью, чему в немалой степени способствовала разрушительная деятельность так называемой прогрессивно мыслящей части российского общества, вызвавшая естественную реакцию самозащиты со стороны правительственного аппарата.
В последовавшем затем бессмысленном и почти беспрерывном противоборстве этих двух сил, словно на поле битвы, и была растоптана почва, на которой зарождались тогда первые побеги будущей демократической России. Чем это кончилось, общеизвестно.
Но что, если, расчистив от ядовитых зарослей идеологии эту почвенную основу, вновь вернуться - на современном, разумеется, уровне - к тем исконно демократическим устоям нашей жизни, какие, не успев окрепнуть, были задавлены кровавыми глыбами последующих лихолетий?
Попробуем пофантазировать.
ОБЩЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА
1. Взяв за основу уже существовавшее административно-территориальное деление страны, повсеместно образовать городские и сельские общины.
2. Каждая такая община является самоуправляемой и пользуется максимально возможной автономией в решении своих внутренних проблем.
3. Каждая такая община на основе всеобщего, тайного и ничем не ограниченного избирательного права выдвигает своего кандидата в коллегию выборщиков района, в состав которого она - эта община - входит.
4. Районный совет выборщиков, также путем тайного голосования, отбирает кандидатов в коллегию областных представителей, а те, в свою очередь, определяют членов Нижней палаты Учредительного собрания, являющегося высшим органом власти страны, выделяющим из своего состава Президента, Правительство и Верховный суд Российской Федеративной Земли.
Первое заседание Учредительного собрания ответственно решает, какую форму правления оно считает наилучшей в сложившейся ситуации (республика, авторитарная федерация или конституционная монархия).