Последнее обещание, которое ты дала

Я не задумывалась о возрасте его родителей, когда они поженились, и меня удивило, что он был незапланированным ребёнком. Может, именно поэтому он так старался облегчить их бремя, ощущая ответственность за вещи, которые явно не мог контролировать.

Райдер опустился на диван, скользнув вниз, пока его голова не упёрлась в спинку, и закрыл глаза. Он выглядел таким же измученным, как и я. Я присела рядом, стараясь держать дистанцию, хотя знакомое напряжение между нами накатывало, словно волна.

Он повернул голову, его голубые глаза в тусклом свете потемнели, стали задумчивыми.

— Не пойми меня неправильно. Мои родители любили друг друга столько, сколько себя помнят. Они бы всё равно поженились. Я просто немного ускорил процесс.

Было странно слышать, как такой человек, как Райдер, говорит о судьбе и любви. Он был грубым, жёстким, непреклонным. Трудно было представить, что он верит в такие вещи, даже если я знала, что он сильно чувствовал к Рэйвен. Настолько сильно, что она почти уничтожила его.

У меня в голове роилось тысяча вопросов, но вместо того, чтобы задать их, я прикусила внутреннюю сторону щеки, просто ожидая, что он скажет дальше. Это был хороший метод допроса, но я не была настолько глупа, чтобы думать, что мой интерес к его словам был исключительно профессиональным. Нет. Что-то внутри меня жаждало узнать все потаённые уголки души Райдера. То, что я никогда раньше не хотела знать ни о ком. Истории, которые рассказывала Ева, пока мы с Адди листали старые альбомы, были её взглядом на него. Но это не были его мысли, его чувства. Они не рассказывали о том, каким он видел своё будущее, когда делал предложение Рэйвен.

— Мама была полна решимости разорвать этот порочный круг, поэтому, когда Рэйвен забеременела, а мы не были женаты, я знал, что для неё это было ударом. Но она ни разу не дала нам с Рэйвен почувствовать это. Она была счастлива стать бабушкой, как енот перед днем мусорщика. Так же, как и я был счастлив стать отцом.

Я сглотнула.

— Ты хотел детей?

— Я хотел дюжину, но Рэйвен только смеялась надо мной.

Его челюсть сжалась, когда он произнёс её имя, его горло дёрнулось, и я почувствовала всплеск ревности к женщине, которой уже нет.

— Мне жаль, что она причинила тебе боль, — мягко сказала я.

Он резко сел, сжав кулаки.

— Боль? Боль — это даже близко не описывает, что она со мной сделала. Она забрала мою душу и разорвала её в клочья, сделав так, чтобы я никогда не смог её восстановить. Никогда не смог бы отдать её кому-то другому.

Эти слова резанули меня, словно нож. То, что он верил, будто у него больше нет души, которую он мог бы разделить. Я ненавидела это сильнее, чем что-либо за последнее время, потому что знала с пугающей ясностью: у Райдера Хатли внутри было столько любви, что её хватило бы, чтобы окружить человека, которого он выберет, как тёплым пледом — уютом, безопасностью, домом. Тем, откуда не захочется уходить.

А для такой кочевницы, как я, это было опасно.

Я не ответила. Не смогла. Но не была уверена, заметил ли он это. Он встал и начал расхаживать взад-вперёд перед кофейным столиком, его взгляд был далёким, словно он снова погрузился в прошлое, а не находился здесь, рядом со мной. Из него сочилась боль.

— Она нас обокрала. Обокрала людей, которые её любили, которые дали ей чувство безопасности, которого, как она говорила, у неё никогда не было в детстве. Она рассказывала, что её отец был жестоким — любил наказывать её и брата физически за малейшие проступки. Говорила, что после смерти их матери стало ещё хуже. Я подозревал, что он мог сделать с ней и большее, но она никогда не говорила. Я думал, что она могла это вытеснить из памяти. А теперь мне кажется, что у неё было больше тайн, чем она планировала раскрыть.

Его слова заставили меня задуматься. Пазл начал складываться. Было очевидно, что Рэйвен Кларк — не её настоящее имя, так же как и Анна Смит. А это значило, что она уже была в бегах, когда появилась на ранчо Хатли. Она сама говорила об этом в письме. Говорила, что «они» её нашли.

Может, её искали не только Ловато из-за её технических навыков. Может, она сама была Ловато. А её отец просто пытался вернуть свою сбежавшую дочь домой.

Я озвучила свою догадку, и Райдер замер, его глаза вспыхнули.

— Ты думаешь… Это значит… Адди может быть… — Его взгляд устремился к потолку. — Чёрт.

Я больше не могла просто стоять в стороне. Подошла к нему и обняла за талию.

Он сначала застыл, напряжённый, но потом глубоко вдохнул, выдохнул и обнял меня в ответ.

— У меня нет доказательств. Это всего лишь предположение.

Моя щека прижалась к его груди, и его запах окутал меня — сено, свежая трава и что-то мужское. У меня закружилась голова, тело затопило волной эндорфинов. Он опустил подбородок на мою макушку. Это было таким нежным жестом, что моё сердце, и без того сжатое до предела, казалось, растаяло и стекло вниз. Я больше не владела им. Оно принадлежало… другому месту. Другому человеку.

Ему.

И это до смерти меня пугало.

Но я не двинулась с места. Не хотела. Мне хотелось остаться в этом тёплом коконе, который я только что представила, в этом ритме, гулко бьющемся в венах, пульсирующем, гипнотизирующем.

Его большие ладони скользнули вверх по моей спине, горячие даже сквозь фланелевую рубашку. Он держал их широко, так что его большие пальцы легко касались моих боков, слишком близко к груди. Он замер на секунду, провёл по коже два долгих, мягких прикосновения, прежде чем снова обхватить меня и прижать чуть сильнее.

— Прости, — тихо сказал он. — За то, что наговорил раньше. Про твоего брата и тебя. Ты привела мне Адди. Ты здесь, пытаешься помочь… А я был зол и жесток.

Я подняла голову, наши взгляды встретились.

И в его глазах горело… Желание.

Это было похоже на шаг в бушующее пламя. В печь, которая растопит кожу, кости, оставив лишь пепел, что развеется по земле.

Он снял свою фланелевую рубашку сразу после того, как мы зашли в дом, и теперь был только в обтягивающей футболке. Я скользнула руками под неё, мои пальцы коснулись его горячей кожи, и он резко втянул воздух, словно это причиняло ему боль.

Но его глаза не дрогнули. В них был вопрос. Как далеко я позволю этому зайти? Или, может, он сам задавал себе этот вопрос. А может, мы оба. Его голова наклонилась, мои ноги сами приподнялись на носках, и наши губы встретились.

Наши прежние поцелуи были грубыми, безжалостными. Этот же был мягким. Нежным. Лёгким, как ветерок в знойный день. Но его было недостаточно. Ни один из нас не закрыл глаза. Наши взгляды переплетались так же, как и губы, словно мы изучали не только очертания наших губ, но и форму наших душ.