Последнее желание
Шрифт:
— Это не ты ли была в моем кабинете недавно? Курильщица?
Лера попыталась понять, что он этим хотел продемонстрировать. Что у него хорошая память? Что ей не стоит воплощать в жизнь абсурдную идею, если такова есть? Что девчонка под особым надзором, на особом счету?
— Я не курю, — ответила она. Затем спокойно изложила ему суть проблемы.
Он ничего не говорил больше, пока они не вошли в кабинет труда.
Все повскакивали, в том числе учительница. Женщина с испугом глянула на директора, потом бросила тяжелый взгляд на Леру, и снова уставилась
— Что у вас произошло? — спросил он.
— Вот, — промямлила трудовичка, — не выполнила задание…
Лера к тому моменту уже принесла несчастную сумку и проклятую распашонку, прихваченную у Нади.
— Это, — положила она на стол учителя плохо сшитые цветные куски материи, — распашонка для куклы. Если бы в ней было хоть что-то полезное, я бы занялась ею с удовольствием. Но вместо этого я сделала вот что. Не шедевр, но, заметьте, сумка практична в использовании и производство ее намного сложнее. То есть задание я выполнила, вот только — усовершенствовала. За что же кол?
— Потому что мы не проходили таких тем, и ты не можешь так шить, — проблеяла женщина, лицо которой налилось красным и синим, и которая предпочитала раздавить Леру собственным ботинком, но вместо этого вынуждена была оправдываться.
— То есть, когда я говорю, что сама все сделала…? — специально не закончила Лера.
— Это неправда.
— Но я могу ответить на любой вопрос касательно моей работы, вы только спросите, — настаивала Валерия.
— Я должна вести урок, а не задавать вопросы про эту сумку.
— Но вы поставили кол своей ученице — не за что, — напомнила Лера, как адвокат в зале суда. — И превратили ее в лгунью. Вы только задумайтесь, — она повернулась к директору, — ребенок сидел два дня за работой, а его за это обозвали, унизили и поставили плохую оценку. И я говорю сейчас, что могу доказать, что не вру, а мне отвечают — сядь на место и умри. Где справедливость?
Трудовичка посмотрела на директора, который стоял перед классом, сцепив руки за спиной, и внимательно слушал. Он ответил кивком, приглашая что-нибудь спросить у девушки.
Она долго думала над вопросами, и все таки что-то спросила. Валерия отвечала уж слишком уверенно, без запинки, на языке профессионала. Это вселяло гордость за свои знания, веру в хорошую оценку. Однако учительница будто не слышала ее.
— Ну что? — спросил директор в конце концов.
— Она не выполнила задание, — как заговоренная повторила трудовичка. Лера чуть не завизжала от новой волны возмущения.
— Но я ведь ответила на ваши вопросы! Чего вам еще не хватает?
— Задана была распашонка, — продолжала учительница с совершенно отмороженным лицом.
— Это смешное задание! Я сделала больше. Это не фабричная сумка, а результат моего труда, и вы только что убедились в этом.
— Ты не выполнила задание, принесла готовую сумку, — процедила женщина сквозь плотно сжатые губы. — Более того, — она повернулась к директору, — сорвала урок!
Валерия тоже повернулась к нему, желая что-то сказать, но невольно осеклась. На нее смотрели, как на преступника, как на предателя
родины.— Это просто недопустимо. — Глаза совы смерили ее с головы до ног и обратно.
Валерия готова была поклясться, что у нее искры посыпались из глаз от потрясения и омерзения. Вот так просто «слить» ее? Нестерпимая ярость сдавила гортань, не дав сказать еще хоть что-нибудь, пусть бы междометие.
По ней будто пробежало стадо обезумевших свиней, успев не только затоптать, но и как следует обгадить.
Как завершение сцены с актом позора и поражения раздался пронзительный звонок на перемену.
Глупая мартышка Лера!
Ты ведь знала, знала, что так будет!
На что ты рассчитывала? Что твое упрямство и святое рвение к справедливости возьмет верх? Что пока ты познавала будущее, училась отбиваться, прошлое успело как-то измениться?
Ты забыла, что такое «не очень удобная правда»?
Испытала свою реальность так испытала!
Лучше бы все это оказалось сном!
В кабинет, где только что завершился последний урок, Лёня-Федя вскочила, как бык, сметающий лбом все преграды. Ноздри раздувались, едва не выпуская клубы пламени, глаза метали молнии индры, лицо тряслось. Оставалось только лягаться и бить пяткой о пол.
Лера ждала это явление почти что с нетерпением.
Класс разбежался. Она продолжала сидеть на своем месте, когда Леофтина Федоровна не просто подошла к ней, а практически вжалась в лицо громадным тазом. Девушка отклонилась чуть в сторону и молча подала дневник. Она слышала громкое сопение у себя над головой, даже волоски на макушке зашевелились. Запах никотина придавил, как невидимый пласт. Дневник мгновенно был вырват из руки жесткими сухими пальцами.
Леофтина прошла к столу учителя, швырнула дневник, наклонилась, листая страницы, практически выдирая их с корнями, пока нашла нужную, и твердой рукой нацарапала великое карающее послание.
Учительница по языку, урок которой только что окончился, стояла чуть позади, молча наблюдая за происходящим. Она заглянула поверх плеча Лёни-Феди, прочла написанное и с откровенным сочувствием поглядела на Леру.
Вот только давай без этого! От такого взгляда от спокойствия почти не осталось следа. Валерия разрывалась между двумя сильными желаниями: расплакаться или дать волю гневу.
Чертовы гормоны, чтоб вас!
В этой школе есть нормальные педагоги, они достойны высшего уважения, но даже они не могут сохранить общее равновесие.
Дневник врезался перед ней в парту. Какое счастье, что учителям Совдепии не выдавались кнуты и топоры, мельком подумала Лера, сжимая зубы.
Жирной красной прописью — ровной как боевая лента — было вписано: «Родителям срочно прийти в школу на воспитательный час!!!»
Целых три восклицательных знака. Крупные буквы казались выгравированными, пропечатавшись на все нижние страницы.
— Родителям на воспитательный час? Вы их воспитывать будете? — не удержалась Валерия от ядовитого вопроса.