Последнее желание
Шрифт:
У руководительницы последовала шизоидная реакция, что было, в прочем, предсказуемо. Она резко метнулась вперед, намереваясь ухватить девчонку за плече, но Лера оказалась шустрее — выскочила с противоположной стороны парты. Раздался клокот, затем пыхтение и, наконец, крик:
— Ну все, Черноус! Теперь ты точно вылетишь!
Она придавила девчонку уничтожающим взглядом, но та даже не моргнула. Нежное лицо подростка в этот момент казалось высеченным из камня, глаза блестели холодным бесстрашием. Несколько секунд скрещивались эти взгляды, но в конце концов, руководительница поджала губы, круто развернулась
— 35
Герои всегда гибнут. Тем паче в Совдепии.
Валерия Черноус решила стать героем?
Лера ненавидела все происходящее и в том числе себя самое. Она поддалась естественному для нормального человека стремлению отстоять собственную честь. Но отстоять честь перед системой, неуязвимой как бронированные танк? Лера, проснись!
Ты в этой системе — ничто, ноль без палочки. У тебя не может быть своей правды. Или своего права. А требовать его равносильно тому, чтобы принести в школу бомбу и заминировать класс.
Чувство праведного гнева прожигало ее насквозь. Но бессилие лишало надежды.
Все катится коту под хвост. Ее будущее, если оно и есть, рушится у нее на глазах. Она ничего не может сделать.
Все точно так же как и тогда. Те же ощущения, когда она теряла буквально все, но любая ее попытка спасти положение приводила к еще большей потере. Но что она делала не так? Сидеть молча, как мышь, пока по тебе топчутся? Сдавать позиции безропотно? Принимать несправедливость как дань?
Нет, и еще раз нет!
Гори все синим пламенем!
Кто придумал этот чертов мир с его двойными стандартами? С бесконечной ложью, грубостью и насилием? С эффектом стадности, превращающим толпу в колесо титана, безжалостно давящего каждого нового праведника.
Валерию не покидало чувство, что она пытается побороть гигантскую махину, гигантский маятник, гигантскую мельницу. Сраный Дон Кихот! Либо сойди с дистанции, либо жернова подхватят тебя и сотрут в пыль.
Но дух, что жил в ней, не умел сходить с дистанции!
Хотелось поговорить с отцом. Да что там, ладно! — упасть ему на грудь и разразиться чистыми детскими слезами. Ах, как она нуждалась в этом! В отрезвляющей, очищающей разрядке. В его мудром спокойном голосе, в ауре защиты и покровительства. Какое счастье иметь такого отца. Если бы он ей не поверил… Лере осталось бы, наверное, только одно — броситься под машину.
Ему достаточно просто быть, даже если он болен и слаб, и не способен стать надувным матрасом между ней и злобным миром. Зато он как целебный подорожник, поразительным образом заживляющий раны.
Вот что такое одиночество, осознала она с внезапной ясностью. Не физически, потому что вокруг всегда топчутся толпы людей. А морально.
В пустыне безлюдно. В толпе — пустыня.
Если среди тысяч людей нет ни одного, у кого на груди ты мог бы выплакаться, чье слово дает надежду, а поступок — веру, — ты среди мертвого песка, дружище!
Вместо отца она натолкнулась на Фому.
Жизнерадостный, цветущий — ходячий фонтан с энергией. Он переловил ее у лестницы.
— Простите, что прерываю связь с космосом! — Громко щелкнул пальцами возле
ее головы. — Я тебя зову уже минут пять, пол коридора обернулось, но только не ты. Вообще ты знаешь, по-моему, это такое извращение — оборачиваться на чужое имя!Лера улыбнулась. Ей приятно было видеть этого клоуна.
— Они оборачиваются, потому что кто-то орет. Я задумалась и не слышала…
— Я уж подумал, ты имя свое забыла. О чем так задуматься можно, разведка?
— Мне сегодня пообещали, что я вылечу из школы.
Парень хохотнул:
— Добро пожаловать в семью! Я уже четыре года вылетаю.
— Тебе то что, лоботряс, у тебя есть твоя «Ласточка». А мне в серьезный ВУЗ поступать надо.
— Ты мне расскажешь потом, что натворила. Я тебя хотел с друзьями познакомить.
Он взял ее за руку и потащил по запруженному коридору. Когда они, наконец остановились, перед ней возникла та самая парочка, что вызвала истерику у Нади на танцах.
Лера переловила взгляд Барановской, что отсканировал ее от макушки до пят, вычисляя недостатки и достоинства соперницы. Для таких как эта, подытожила Лера, все — соперницы, но решила не давать спуску и ответила таким же колючим изучающим взглядом.
— Света, — представил Фома. — А это Глеб.
Лера повернулась к парню, что стоял в шаге от нее и внезапно произошло что-то странное.
Резко, без всяческих предупреждений, в голову ударила горячая волна, как раскаленная лава. В одночасье все поплыло перед глазами и удушающий ком возник в горле.
Складка памяти быстро шевельнулась и оттуда, как двадцать пятый кадр, взметнулась, ослепив ее, страшная картина: молодой красивый мальчик, мечта почти каждой девочки… в луже собственной крови… с раскроенным черепом… посреди беговой дорожки…
Она инстинктивно вырвала руку из ладони Фомы и отступила на шаг. Он смотрел прямо на нее… этот мальчишка… мальчишка, что ездил без шлема!
Валерию залихорадило с такой силой, словно через все тело пропустили электрический ток, и показалось, что содержимое желудка ищет немедленного выхода. Такое потрясение могло лишить ее последних сил, отнять весь разум. Ноги сделались слабыми, начинали подкашиваться.
Она вспомнила!
Господи, вспомнила!
И могла просто не пережить этого. В испуге она развернулась и побежала обратно к лестнице. На улицу! Скорее на улицу!
Лестница показалась просто непроходимой, ей словно нарочно преграждали путь, она толкалась на последнем дыхании, предчувствуя страшную истерику или падение. Под конец она готова была драться, и возможно так и делала, потому что постоянно ощущала под ладонями чьи-то бока и спины, кто-то толкал ее в ответ и тогда, не рассчитав силу, она била по чем приходилось. Исчезните! Исчезните все! Где же этот долгожданный кислород?!!
Но и на улице кислорода не оказалось.
В голове шипел раскаленный пар. Валерия добежала до ближайшей свободной скамьи и, рухнув на нее, попыталась взять себя в руки. Что-то было не так с окружающим. Все исказилось и изменилось до неузнаваемости, как при сильном опьянении или отравлении. Она мелко и часто дышала, не в силах сделать продолжительный ровный вдох. Скамья стала мягкой, начала парить над землей. Лера совершенно точно знала, что ноги ее упираются в землю, но это словно были не ее ноги.