Последний долг

Я бежал от всего, прятался в пруду.

Затаив дыхание, я почувствовал, как холод украл мою боль и голод, пропитав мои пропитанные кровью джинсы и покрытый сажей джемпер.

Когда вода была вокруг меня, я открыл рот и закричал.

Я кричал и кричал.

Я кричал так чертовски громко.

Я кричал за отца, свою мать, свою сестру и братьев.

Я кричал сам за себя.

Из моего рта выходили пузыри.

Соленые слезы смешались со свежей водой, и лягушки умчались прочь от моего эмоционального расстройства.

Я кричал, и кричал, и проклинал, и кричал, и только глубина могла слышать меня.

Я излил свое отчаяние, свою вину, свое состояние, свою лихорадку, свое измученное в сражениях тело.

Я погружался все глубже и глубже, позволяя своей пропитанной жидкостью одежде утянуть меня на темное дно. Листья растений щекотали мои лодыжки, из-под рубашки вырывались пузыри, а мои руки парили перед лицом, белые, как смерть, и такие же холодные.

Я сосредоточился на моем сердцебиении — единственный шум в огромном водоеме. По мере того как тикали секунды, оно замедлялось... успокаивалось. Сердце наконец нашло свой собственный ритм вдали от сегодняшних зверств.

Там, внизу, я нашел то, чего мне не хватало.

Прощение.

Только после того, как мои лёгкие стали гореть, я сбросил обувь и оттолкнулся от дна. Поток воды по моей коже очистил меня — не только от сегодняшнего вечера, но и от всего остального. Я сделал это не из забавы. Я сделал это из преданности тем, за кого нужно было бороться.

Я не был мстительным или злобным.

Я был оправдан.

Я был крещен заново.

Вырвавшись на поверхность, я жадно вдохнул, испытывая чувство возрождения. Моя усталость прошла, мои раны зажили, и я поплыл, чтобы оглянуться назад на тот путь, которым пришел.

Там, на горизонте, в темном ночном небе плясали сердитые красные, желтые и охристые отблески бушующего огня. Дым скрыл Млечный Путь, а огонь очистил Хоуксридж.

Я находился в холодных объятиях воды, просто наблюдая.

Я вздрогнул. Мои зубы стучали. И я жаждал тепла, постели и Нилы.

Я сделал то, что мне было нужно, хотя это чуть не сломало меня.

Мне больше нечего было бояться.

Посмотрев на Хоуксридж-холл, мои глаза нашли спальню Нилы. Свет горел в ее окне, маяк для моих тонущих печалей, маяк, ведущий меня обратно к ней.

Я оттолкнулся ногой в сторону берега.

Ты нужна мне, Иголочка.

Ты мне так чертовски нужна.

Она снова соберёт меня воедино.

Она поймет, что я сделал, и примет меня без вопросов, ультиматумов или тестов.

Она будет любить меня безоговорочно.

Мое сердце успокоилось.

Мой разум успокоился.

И наконец-то, наконец-то, наконец-то я обрел покой.

***

Есть поговорка, что люди способны знать только одну вещь.

Одно абсолютное, неоспоримое убеждение, когда все остальное — наши мысли, мнения, карьера, симпатии, антипатии — даже выбор на протяжении всей нашей жизни - было открыто для интерпретации и поправок.

Только одно было неопровержимо. Это было одно: мы существуем.

Мы знали, как вид — как разумная раса культуры и истории — что мы живем, дышим и существуем.

Ничто другое, кроме этого, не было фундаментальным, только знание того, что мы были живы. Это развило нас из животных, потому что вместе с нашим существованием пришло осознание того, каким даром была жизнь.

Страница 34

Некоторые из нас растратили его впустую.

Другие запутались до такой степени, что не могли ничего исправить, но большинство из нас ценили маленький подарок, который нам сделали, и были благодарны за него — независимо ни от чего.

Мы существовали, и это было чудесно.

Я никогда по-настоящему не понимал, насколько я был благодарен.

Но теперь я понял.

Когда я был между двух миров, где боль, смерть или даже время не могли добраться до меня, у меня было бесконечное пространство для оценки и понимания. Я существовал как нечто большее, чем просто мужчина, больше, чем брат, или друг, или сын.

Я существовал, потому что помогал тем, кого любил.

Я помогал своей сестре.

Я помогал своему брату.

И я делал все возможное, чтобы оставаться верным душе внутри меня, а не внешним влияниям, пытающимся изменить меня.

Я существовал честно, и это было все, что имело значение.

Я бы не стал лгать и говорить, что не скучал по нему. Я скучал по отношениям с теми, кто был мне небезразличен. Я скучал по своему дому, по своим владениям, по своему будущему. Я скучал по мирским вещам, потому что знал, что никогда больше их не увижу.

Джетро было нелегко любить. Он был причиной боли моей сестры, моего тяжелого детства. Он был... трудным. Но он также был самым преданным, любящим, крутым братом, о котором я только мог мечтать.

Он заслужил прощение за свои проблемы. И мне нравилось думать, что я сыграл свою роль в том, чтобы помочь ему стать лучшим человеком — человеком, которому было бы легче жить с его состоянием.

Мое время истекло, мое существование почти закончилось.

И хотя мне было грустно уходить, я не боялся.

Потому что я существовал.

И поскольку я существовал, я никогда не мог перестать существовать.

Я хотел бы снова увидеть тех, кого люблю, но ненадолго.

И это тоже было нормально.

Поэтому я ждал в своем промежуточном мире, прислушиваясь к тишине, паря в небытии, просто ожидая подходящего времени. Я не знал, откуда мне знать. Я не знал, почему я ждал. Но что-то удерживало меня привязанным к миру, к которому я больше не принадлежал.

Пока однажды я не почувствовал это.

Щелчок.

Тишина превратилась в возвышенную музыку, небытие превратилось в тепло. Я знал, что с ним все будет в порядке. Я знал, что с ней все будет в порядке. С семьей, которая выстояла, все было бы в порядке.

Мой отец был мертв.

Бонни была мертва.

Дэниэль был мертв.

Зло наконец-то исчезло из моего дома.

И Джетро больше не нуждался во мне.

Это не потребовало никаких усилий, даже вздоха или сознательной мысли.

Я просто... ухожу.

У него была она.