Последний Герой. Том 4

— Ох, какие мы мудрые, — процедил я зло. — Ты следак или кто?

— Макс, у меня своих дел выше крыши. Мне не до этой байды сейчас. С этим Валетом знаешь, какая волна пошла? Половина администрации завязана, все ниточки тянутся, Бульдог этот московский копает везде. И у нас в следкоме проверки за проверками, все отказные материалы переворошили, старые прекращенки вытащили. Мне сейчас строгач корячится, а ты мне ещё эту ерунду подсовываешь.

— Это не ерунда, Женя, — я ощутимо повысил голос. — Это серьёзное дело, я как опер тебе говорю.

— Опер? — он устало усмехнулся. — А давно ты у нас опером-то работаешь? Без году неделя, а уже всех учишь.

— Без разницы. Будешь возбуждать?

— Нет, извини, не буду. На основании показаний одного чудика дело не возбуждают.

— Тогда возбуди хотя бы похищение, угрозу убийством. Его же в лес увозили и заставляли копать.

— Конечно, заставляли. А травмы есть? Телесняки сняты? Свидетели? Кто-то видел, как его увозили? Мотив какой-то был? Может, он кому-то должен был? Нет. Кто-то ему раньше угрожал? Нет ничего этого! Любой придурок может сказать, что его похитили и в лес возили.

— Давай сделаем осмотр, найдём ту яму в лесу, — предложил я из чистого упрямства, уже понимая, что аргументы тают на глазах.

— И что нам это даст? Может, там червей рыбаки копали?

— Ну конечно, червей, — процедил я, еле удерживаясь, чтобы не обматерить следака. — Всё ясно с тобой, Женя.

Паук помолчал немного, а потом уже мягче произнёс:

— Макс, без обид. Сейчас не до этого. Слишком странная ситуация. По минимуму зацепок-то. Столяров этот найдётся, куда он денется. Был бы ребенок или старик, я бы возбудил. А тут пока материал проверки остаётся. Если не найдётся, конечно, будем искать и возбуждать, но серию мне никто не даст объединить на таких мутных основаниях. Я же не сам по себе работаю. Сам понимаешь.

— Ладно, понял тебя, Женя, — процедил я сквозь зубы. — Будут тебе доказательства.

— А вообще, Макс, ты бы сейчас не лез, — чуть мягче добавил Паук. — Мы и так по лезвию ходим. Сметанин этот московский копает везде. Видел, кого он подтянул? Заместитель мэра у него сегодня на допросе был, кипиш в городе огромный, выше гор. Всё вскрылось. Сейчас ходим по ниточке, дёргаться не время.

Я повернул голову и увидел, как из здания вышел представительный мужчина в дорогом костюме, направился прямиком к машине. Это был заместитель мэра. Следом вышел сам Бульдог, закурил и пристально, косо посмотрел в нашу сторону, потом глянул на мою «Ниву», где нахохлился перепуганный поэт, и вернулся в здание.

— Видишь, ходит, зыркает, — буркнул Паук. — Надо было в отпуск валить. Как знал. Грел бы кости в Сочи и в ус не дул.

— Ладно, Женя, работай, удачи тебе, — проговорил я, поворачиваясь к своей машине.

— Бывай, — Паук махнул рукой и пошёл обратно в здание.

Я же вернулся к машине и сел за руль, понимая, что теперь всё зависит только от меня самого.

* * *

Я тут же позвонил Кобре и сообщил, что дело — швах. Вариант с задержанием Мехельсона через Паука отпал намертво, и нужно было быстро найти иной выход из ситуации. Выпускать его просто так было нельзя. Конечно, я мог бы принять у него заявление и зарегистрировать в дежурке, но тогда всё быстро бы всплыло, и те, кто за этим стоял, быстро просекли бы движение по делу. Действовать нужно было максимально тихо и скрытно — чувствовалось, что ниточки тянутся к серьёзным людям, с большими связями в городе. Поэтому я попросил Кобру найти мне толкового участкового, надёжного, который не станет задавать лишних вопросов и сработает как надо.

Через некоторое время в моей машине уже сидел рыжий, пухлый участковый лет сорока, с папкой под мышкой и настороженным выражением лица. На заднем сиденье вновь примостился поэт, мрачный и перепуганный одновременно.

— Позвольте спросить, куда мы едем? — робко выдавил из себя Савелий Натанович.

— В суд, Сава, в суд, — буднично ответил я.

Мы остановились перед зданием мирового суда, старым, серым и грозным. Вышли из машины и направились к крыльцу.

— А зачем в суд-то? Что происходит? — голос Савелия дрожал.

— Участковый собрал на тебя административный материал. За мелкое хулиганство. Сейчас отведём тебя к дежурному мировому судье, он тебе несколько суток и вкатает. Посидишь в изоляторе, и мне спокойно, и тебе безопасно.

— Какое ещё хулиганство? Я же ничего не делал! — блеял поэт.

— Как это не делал? Ты выражался грубо и нецензурно, прилюдно матерился в общественном месте.

— Я никогда не выражаюсь грубо и нецензурно, — гордо вскинул подбородок поэт. — Я носитель литературного слога.

— Вообще никогда? — я прищурился и пристально посмотрел на него.

— Никогда! — отчеканил он с вызовом.

Я резко ткнул его пальцем в бок — Савелий Натанович сдавленно охнул и выругался сквозь зубы.

— Вот видишь? Так и напишем в протоколе: выражался нецензурно прямо на крыльце суда. Крыльцо — общественное место. Пошли!

Мы вошли в кабинет к дежурному судье. Я сразу прошёл вперёд и переговорил с усталой полной женщиной с короткой стрижкой, намекнув ей, что материал надо рассмотреть с особой тщательностью и жулика оформить по полной программе. Судья недовольно поморщилась, покачала головой, мол, много вас таких, просящих, надоели уже…

Я достал из кармана несколько крупных купюр и положил ей на стол. Она быстро их накрыла ладонью и согласно кивнула:

— Ладно, будет по полной. Заводите.

В итоге за мелкое хулиганство Савелию Натановичу впаяли десять суток. Я мысленно одобрительно усмехнулся: пусть пока посидит в камере для административников в нашем ОВД, так будет спокойнее.

Мы вернулись в машину и вместе с рыжим направились в отдел. Вдруг неожиданно запиликал телефон. Я быстро сообразил, что это не мой аппарат — это был тот самый телефон Мехельсона, через который он держал связь с похитителями.

Я взглянул на экран и прочитал сообщение:

«Сегодня в полночь работаем на том же месте».

Я невольно улыбнулся и повернулся к поэту, протягивая ему телефон:

— Что ответить надо?

— Просто… точку отправьте. Это значит, что я сообщение принял и буду на месте, — тихо пробормотал он.

— Нет, сам отправляй. А то я не туда нажму ещё случайно, — усмехнулся я.

Мехельсон дрожащими пальцами отправил точку в ответ. Мы подъехали к зданию ОВД, я остановил машину и повернулся к участковому:

— Слушай, дружище, отменяется пока твой мелкий хулиган. Он мне ещё нужен.

— Как — отменяется? — участковый вскинул глаза. — Он же за мной числится теперь, я же должен его доставить в изолятор. Мне влетит!

— Скажешь, встал на лыжи и сбежал. Бывает. Потом отловим, отсидит свои десять суток, куда денется.

— Мне же выговор влепят! — возмутился участковый.

— Выговор не триппер, носить можно, — хмыкнул я и сунул ему несколько крупных купюр. — На-ка лучше премию.

Участковый изумлённо взглянул на деньги и быстро спрятал их в карман: