Последний Герой. Том 4
Шрифт:
Валет слышал выстрелы из главного цеха. Он нервно стискивал зубы, то отрываясь от оптического прицела, то снова прильнув к нему. Но цех предательски не хотел раскрывать ему свои секреты, пряча происходящее за стенами и непроглядными перегородками.
Выстрелы звучали беспорядочно и яростно: короткие хлопки пистолета сменялись глухой очередью автомата. Каждый звук ранил Валета куда сильнее, чем пули — он буквально физически ощущал бессилие и невозможность вмешаться. Пальцы его дрожали, крепко сжимая приклад винтовки. Он ещё сильнее прижался к прицелу, пытаясь краем глаза зацепить хоть
Что там, мать твою так, происходит?!
Потом стрельба затихла. Словно кто-то резко опустил занавес, наступила гнетущая тишина. Она давила, проникала внутрь, оглушала ещё больше, чем выстрелы. Валет задержал дыхание и снова, с отчаянием и напряжением, начал вглядываться в окна главного цеха. Палец его лежал на спусковом крючке, готовый к движению в любую секунду, но никого и ничего не было видно. Будто всё это ему только привиделось.
Наконец, он оторвался от винтовки и схватил рацию. Взгляд его стал беглым и нервным. Он поспешно нажал кнопку вызова и проговорил, стараясь придать голосу уверенность, которой в нём не было и в помине:
— Боря, твою мать, что там у тебя? Приём!
Рация ответила ему лишь тяжёлым безразличным шипением помех. Ни звука, ни отголоска. Он раздражённо повторил вызов, чуть повысив голос:
— Боря, бл*ть! Ответь немедленно! Доложи обстановку!
Тишина снова поглотила его слова, издевательски равнодушная. Рация его охранника упорно молчала, и Валет почувствовал, как холодный пот предательски потёк вдоль позвоночника. Он выдавил сквозь стиснутые зубы:
— Сука!
В этот момент он чётко осознал, что нужно срочно уходить, пока не поздно, пока всё окончательно не вышло из-под контроля. Он резко поднялся на ноги, подхватив винтовку, уже собираясь повернуться и бежать, как вдруг за спиной прозвучал грозный голос. Голос, от которого у Валета будто лопнула натянутая до предела струна внутри, прошив его словно электрическим разрядом:
— Ну здравствуй, гнида.
Голос был знакомым до боли, до самого нутра, до самых потаённых уголков души. Он был холодным, спокойным и до жути уверенным. Этот голос не должен был звучать никогда больше, потому что его обладатель совершенно точно был мёртв.
Валет медленно повернулся, пытаясь заставить себя поверить, что всё это какой-то бред и наваждение. Но перед ним стоял Максим, тот самый Максим Яровой, которого он считал мёртвым, которого он сам лично только что убил выстрелом в голову.
И какого черта он в одежде кадровика? В серых брюках и рубашке, а не в синем….
Сука! Он меня переиграл!
Я держал Валькова на мушке, в руке плотно лежал пистолет «Глок», который я прихватил у киллера на стадионе. От моего окрика Валет будто подпрыгнул на месте, вздрогнув всем телом, словно от удара током. Медленно повернулся ко мне, и в тот момент его лицо исказилось такой гримасой ужаса и удивления, что даже я невольно ощутил незабываемое злорадство и удовлетворение. Его глаза расширились, словно он увидел перед собой призрака, возникшего перед ним вопреки всем законам реальности.
— Ты…— прохрипел он пересохшими губами, едва способными произнести хоть слово.— Не может быть…
Он моментально понял всё. Стоило ему увидеть меня, как он осознал, что я переоделся, поменявшись одеждой с кадровиком. Его ловушка, расставленная на меня, обернулась западнёй для него самого. Валет
понял это за считанные секунды, и до него дошло, что выхода у него больше нет, что это конец и все дороги отсюда ведут либо в тюрьму, либо на кладбище. Но ему больше нечего было терять, и он сделал последнюю, отчаянную попытку.Рывком он вскинул винтовку, пытаясь направить её на меня. Но такой ствол быстро не наведёшь на цель, и моё оружие было уже готово к выстрелу.
Бах!
Пуля ударила Валета в плечо, он взвыл от боли, а винтовка тяжело рухнула на бетонный пол, загрохотав металлом, сливаясь с его криком. Он скрючился, прижимая раненое плечо здоровой рукой, лицо его исказилось от невыносимой боли и ненависти.
— Сука! — прошипел он, глядя на меня исподлобья и задыхаясь от боли.— Звони в скорую… Я сдаюсь… Ну!
— Конечно, — улыбался я.
— Что лыбишься, мент! Мы ещё увидимся, ублюдок. Я найму лучших адвокатов. Я тебя засужу, тварь…
Даже сейчас, поверженный и беспомощный, он всё ещё пытался верить в своё всемогущество, в возможность взять верх и выйти сухим из воды.
— Это вряд ли, Валет, — спокойно произнёс я, приближаясь к нему и отшвыривая ногой винтовку подальше. — На том свете адвокаты тебе не пригодятся. Там, куда ты отправишься, другие судьи.
Я подошёл вплотную, и, внимательно посмотрев в глаза, начал говорить. Говорил я голосом Лютого, которого он здесь, на этом самом месте, хладнокровно убил.
Я был им, я стал им.
— Место узнаёшь, Валет? — спросил я спокойно. — Вон там, во дворе, помнишь бетонную плиту? Ты же должен помнить: первое июня девяносто седьмого, вечер. Ты тогда в Лютого пулю всадил. Наверняка думал, что все концы оборвал, и никто уже не вспомнит.
Я замолчал, глядя на него внимательно. Валет всматривался в меня, глаза его расширились, будто он узнал мой голос. На мгновение он даже слегка подался назад, будто увидел что-то невозможное.
— Главная твоя ошибка, Валет, знаешь в чём? — продолжил я тихо. — Ты решил, что смерть — это надёжно. Убрал человека, и всё — долги списаны. Но кое-что ты не учёл: не от всего можно убежать. За Геныча, за маленькую девочку, его дочь, за всех, кого ты сломал, использовал и выбросил, теперь ответишь, тварь…
Валет смотрел на меня, не мигая, и его губы дрогнули. Он прошептал едва слышно:
— Не может быть… Что за херня?! Кто ты?!.
Он потряс головой, пытаясь отогнать наваждение, но взгляд его уже был растерянным и потерянным. Яровой, даже просмотрев видео, никак не мог знать всего. И вот теперь в глубине глаз Германа Валькова застыл испуг, и впервые в жизни он выглядел по-настоящему беспомощным.
— Я… пришел за тобой, Валет… Пришел с того света.
В один миг Валет рванулся к оконному проёму. Одним резким движением перемахнул и бросился вниз.
У меня была возможность выстрелить и остановить его одним нажатием на спусковой крючок, отправить пулю в спину или в затылок. Но я не торопился. Мне хотелось насладиться этим последним актом отчаяния человека, который всю жизнь считал себя непобедимым, который думал, что всегда может уйти от любой расплаты. Я видел, как он, словно крыса, заметавшаяся в клетке, пытается сбежать и спасти свою никчемную, погрязшую в грехах шкуру.
Медленно, без спешки, я подошёл к оконному проёму, перевёл взгляд вниз, готовый в любой момент добить своего давнего врага. Но добивать не пришлось.