Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
Александр опустился на пол и сжал тонкие плечи вильи.
— Когда-нибудь ты полюбишь меня…
— Когда-нибудь — это когда? — склонила она голову на плечо, чтобы коснуться ухом его пальцев. — И разве можно полюбить что-то больше свободы?
— Нет, но свободу можно разделить с тем, кого любишь. Намного приятнее наслаждаться свободой вдвоем.
Граф вздрогнул от оглушительного боя часов. Валентина прижалась к нему, и он оторвался с ней от пола, чтобы зависнуть под потолком.
— Что ты делаешь? — расхохоталась Валентина ему в лицо. — Я не испугалась. Просто очень громко. И мне стыдно, что я обманула
Граф коснулся бледных губ коротким поцелуем, но Валентина все же сумела отстраниться.
— И тебе ее нисколечко не жалко?
Но граф не успел ответить, потому что в этот момент неистовый вой потряс стены замка.
— Теперь жалко! — расхохотался он.
Но тут с грохотом распахнулись двери, и в залу ворвался огромный волк, таща на своем хвосте Дору. Теперь завизжала уже Валентина, и граф еще сильнее прижал ее к себе.
— Какого Ангела! — воскликнул он.
— Я пытался выгнать его обратно в лес, ведь волки нам, кажется, больше не требуются. Но ему, похоже, понравилось жить в замке! Простите, что мы испортили вам пятничное свидание…
— Которое сами мне же и устроили, будто я не в состоянии без посторонней помощи пригласить на танец собственную жену! Ваша ложь снова была очень романтичной. Но только в самом начале!
Граф выдернул из брюк ремень и бросил на пол. Дору извернулся и накинул его удавкой волку на шею.
— Еще не рассвет, — усмехнулся он, таща волка прочь из залы.
— Без ваших часов я бы уж никак не догадался об этом!
— Без наших часов, — Дору выдержал паузу, — у вас было бы свидание с другой женой…
Граф дождался, когда сын закроет дверь, и спустился на пол.
— Это ужасно. Она же его мать… Все-таки я плохой отец…
Но Валентина не думала говорить с ним о Брине.
— Ты почти разделся, — рассмеялась она, заметив, как граф подтянул брюки свободной рукой. — А до пятницы еще целых семь дней.
— Я просто решил переодеться, — в тон ей ответил граф. — Танцы отменились — к чему теперь фрак!
И направился к двери, но на пороге обернулся:
— Дору занят волками, Эмиль — часами. Сеньор Буэно давно не интересуется женскими прелестями. Ива с ребенком. И она женщина. Так что ты спокойно можешь пойти переодеться без моей помощи.
— Александр! — Валентина догнала его и взяла за руку. — Я просто думала о дожде. Как замечательно целоваться под ним… Это так же прекрасно, как и на дне озера…
Граф замер, но не обернулся.
— Я подожду до Петербурга, — отчеканил он. — Не беспокойся обо мне.
Они шли рядом, но у лестницы разминулись, потому что Валентина услышала плачь дочери. Когда Александр заглянул в детскую, она уже сидела в кресле- качалке и расправляла складки розового одеяльца у себя на коленях, одной лишь рукой придерживая дочь у груди. Граф опустился у ног вильи и осторожно взял в ладонь ее босую ногу, распрямляя подогнутые пальцы один за другим, чтобы коснуться губами стопы. Он исподлобья следил за лицом жены, каждую секунду готовый к тому, что та вырвет ногу. Однако Валентина не спешила отвоевывать свободу, и через пять минут вторая ее нога уже сама легла на плечо графа, требуя ласки.
— Интересно, останутся у нее твои глаза или нет? — спросила Валентина,
осторожно отстраняя заснувшую дочь от груди.— Неужели тебя смущает, что дочь может быть похожа на отца?
— А если она пойдет в тебя еще и характером?
— Я не уверен, что мой характер самое худшее, что Авила может унаследовать от родителей…
— Ты считаешь, что я намного хуже тебя?
— В чем-то — да, ты упрямее…
— Мы оба упрямые, и еще поглядим, кто кого в итоге переупрямит. Поднимись, будь так добр…
Когда граф отступил к двери, Валентина осторожно встала из кресла-качалки и медленно подошла к кроватке, чтобы опустить в нее дочь.
— Теперь у нас есть целых три часа на танцы, — улыбнулась она, только граф уже не видел в лице жены прежнего задора.
— Довольно танцев. С ними я тоже подожду до Петербурга. Но тебе все равно следует одеться, — добавил он тихо, но твердо.
Однако вилья вновь пожала плечами и направилась к двери без какого-либо намерения отыскать для себя одежду. Но лишь приоткрыв дверь, тотчас отпрыгнула назад и вжалась в грудь графа.
— В чем дело? — спросил тот ласково.
— Там этот! Старикашка! Я его боюсь. Выгони его из замка.
— Не могу.
— Но ты же хозяин. Ну ради меня, — подняла она на него молящие глаза. — Я не могу жить с ним под одной крышей. Отпусти тогда меня…
Александр в гневе оттолкнул жену.
— Прекрати!
Она сжала кулаки.
— Тогда и Петербурга не будет.
— А как же дождь?
— Дождь? — ее глаза сузились. — Я не поеду на машине. Я только полечу туда. Мы полетим вместе. У нас будет свобода на двоих. Ты сам мне это сказал.
— Я пока еще не доверяю тебе, — буркнул граф.
— А я — тебе. Зачем ты тащишь меня в Петербург? Для Петербурга я умерла. Моя мать меня оплакала. Мои родственники справили по мне поминки. Зачем мне ехать в Петербург? Я не поеду. Я буду сидеть здесь. Голой. Взаперти. В этом райском саду. Без тебя. С моей дочерью. Убирайся! Вон!
Александр тоже сжал кулаки, но все же направился к двери. Как ему велели — он затворил за своей спиной двери рая. Его давно уже жил в аду.
Глава 28 "Лебединые крылья"
— Любить — это не брать, любить — это отдавать, — проговорил сеньор Буэно, глядя на пустой стул графа Заполье. — Поэтому ростовщики никого не любят.
Александр остановился за его спиной, так и не уйдя из столовой после трапезы. Канули в лету уже две пятницы. Приближалась третья, но граф так и не решился постучаться в двери рая.
— Вы правы, Мойзес. К сожалению, вы правы.
— Но к вам, Александр, я всегда испытывал симпатию. Теперь понимаю, почему. Вы такой же! Вы ничего не отдаете, вы только берете.
Старик хрипло рассмеялся. Его смех подстегнул Александра, и тот в два шага вбежал по лестнице и открыл дверь в райский сад без стука и без разрешения.
— Я так и знала, что уж третью пятницу ты не пропустишь! — заявила Валентина.
Вилья лежала, свернувшись клубком между двух пней, и не повернула к нему головы. Она так и не оделась. Держит данное ему слово.
— Но отсюда я не выйду.
— Даже к пруду? — спросил граф тихо.
— Я не люблю мокрые поцелуи.
— Я не собираюсь с тобой целоваться. Я собираюсь с тобой танцевать!