Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Она будет рисовать открытки. Поздравительные — с днем рождения, с днем свадьбы… Чтобы потом продать их. Потом, когда она оставит вампиров в прошлой жизни.

— Поторопись, нас зовут…

— Что? — она думала о своем и ничего не слышала.

— Нас зовут. У меня очень тонкий слух. Поторопись.

Их не ждали — старого графа в столовой не оказалось. Должно быть, это слуга звал их к накрытому столу. Ее усадили спиной к пылающему камину. Отец жениха все не спускался и не спускался. И это беспокоило теперь не только гостью.

— Отец не придет? — спросил Дору у горбатого слуги, когда тот решил удалиться.

— Граф спустится после того, как ваша невеста закончит ужинать, — еще сильнее сгорбился старик, кланяясь молодому хозяину.

Хотя, приглядевшись, а в столовой из-за двух подсвечников на пять свечей каждый было достаточно светло, Валентина решила, что возраст горбуна вряд ли перевалил за полтинник, а поседеть в этом замке заблаговременно проще простого. Стол накрыли на две персоны: с одной стороны стояла тарелка с отбивной, тушеными овощами и ломтиком хлеба с бокалом вина, с другой — только бокал вина.

— Отлично, — Дору отодвинул для себя стул, приглашая Валентину начать трапезу.

— Отец по всей вероятности испугался, что ты подавишься едой в его присутствии.

Валентина решила, что сейчас подавится от горячей фантазии, которая потекла вниз по позвоночнику бойким ручейком.

— У тебя нет ничего, кроме вина? — начала она осторожно.

— Представь себе, Тина, у меня даже вина нет…

Валентина сглотнула подкативший к горлу ком и принялась изучать содержимое тарелки, не горя особым желанием попробовать его на зубок. Зубки тут имелись у других. Очень и очень острые.

— Что, выглядит совсем не аппетитно? — озабоченно поинтересовался Дору. — Жаль, что нет Ивы, она прислуживала при жизни моей матери, и кое-что, наверное, смыслила в готовке. Хотя, сдается мне, она из женской солидарности приготовила бы тебе наваристой чесночной похлебки, чтобы мы с отцом тебя за двадцать верст обходили.

— Твой отец, похоже, и без всякого чеснока меня игнорирует.

— Говорю, что у нас гостей — что живых, что неживых — уже сто лет не было. Александр, наверное, решил для начала прочитать книгу о хороших манерах.

Валентина уткнулась носом в тарелку — ей не нравился, ее раздражал пренебрежительный тон, в котором юный граф говорил про графа старого. В таком тоне ее мать отзывалась о поляке, которого считала отцом своей дочери, хотя тот так не думал, но при этом довольно сносно помогал ей растить якобы его ребенка, а потом, когда мать укатила за океан с долгожданным иностранным мужем, вообще взял чужую девушку к себе жить и даже оплатил ей начало учебы. Впрочем, сейчас личные воспоминания ни к чему. Ее впутали в семейные разборки вампиров. Поэтому хотелось бы наконец узреть, против кого она воюет.

Валентина заставила себя расправиться с едой. Желание поскорее встать из-за стола подстегнул и голод, ведь накануне ее уложили спать натощак. Только к вину она не притронулась, и не только потому что не имела привычки пить, но и из страха потерять над собой контроль…

— Серджиу, отец не сказал точное время, когда удостоит нас своим вниманием? — спросил Дору с издевкой, когда горбун явился убрать со стола. — Рассвет уж близится, а Александра все нет…

Дору уже не смотрел на слугу — он подмигнул Валентине, хотя та и без дополнительных пояснений поняла, что перед ней щеголяют знаниями по русской литературе. Тогда она еще не знала причину хорошего владения русским языком, и подумала, что если Дору не занят постоянной телепатией, то скорее всего несколько лет своей долгой жизни отдал изучению языка Пушкина.

— А?! Э?!

Дору поднялся — но для человеческого взгляда, конечно же, вскочил и… Секунды не прошло, как Валентина увидела его темный силуэт уже на середине лестницы. Сверху надвигалась такая же тень, только раза в два массивнее. Валентина непроизвольно сжалась, но не смогла отвести глаз от пламени, через которое смотрела на тьму и ее порождений. Две тени столкнулись, но грома не последовало, а молнию она сама сотворила из обыкновенной свечи, когда на мгновение зажмурилась. Тишина была зловещей — Валентина мечтала услышать хоть отдаленное, но тиканье часов, не говоря уже про бой, но воздух неподвижно повис во всем замке еще много лет назад на годы вперед. Счастливые и бессмертные часов не наблюдают. А вот смертные отсчитывают каждую секунду ударами собственного сердца. Кому здесь нужны часы?

Вампиры молчат? Скорее всего, беседуют — Валентина не сомневалась, что речь идет о ней и — тут она могла лишь гадать — о том, что граф Александр Заполье по какой-то причине — тут уже можно смело предположить мезальянс — не желает знакомиться с невестой, которой собственнолично — понятно, что не собственноручно — приготовил комнату в башне с самой мягкой периной на свете, точно для какой-нибудь принцессы. На горошине, например. Так она себя и чувствовала сейчас, ерзая на стуле от нетерпения. Но вампиры не расходились.

Наконец Дору сбежал вниз и протянул ей руку. Прямо так — от лестницы! Валентина даже зажмурилась: нет, он уже стоит рядом.

— Идем, Тина…

К отцу, который так и стоит в темноте на середине лестницы. Валентина приготовилась к его неожиданному появлению в шаге от нее. Но нет, она сделала и один, и второй, и третий шаг, ступила ногой на нижнюю ступеньку лестницы, ведомая поводырем-Дору, точно слепая, а граф Заполье так и не сменил ни дислокации, ни позы нахохлившегося ворона. Валентина непроизвольно уставилась на тень от подсвечника, который Дору нес перед ней. Но нет, никакой крылатой тени граф Александр не отбрасывал, но это все равно не делало фильм ужасов детской комедией.

— Ни шагу дальше!

Она подчинилась приказу хозяина раньше, чем это сделал его сын.

— Благодарю… Я прекрасно вижу отсюда твою невесту, но не желаю, чтобы она видела меня в такой виде…

Дору сделал шаг назад, а Валентина все три.

— Не прими это за пренебрежение, Валентина, — голос у графа был бархатистый и не шибко низкий. — Просто я хоть и готовился к встрече с тобой, но все равно не готов… Мой сын объяснит тебе причину такого негостеприимства с моей стороны, если посчитает нужным, а я попрошу простить меня на этот вечер.

И темная глыба начала удаляться… с человеческих глаз — долой в кромешную тьму.

Дору не пожелал тогда дать никаких объяснений, и Валентине потребовалось больше двух недель, чтобы понять самой, что чувствовал тогда к ней граф. Он почувствовал к ней влечение, плотское — именуемое голодом. Именно поэтому он и сегодня не поднимал в кабинете на нее глаз. Живая кровь — как мед, если ее не видишь, значит, ее как бы и нет. Но она есть, есть, и прямо в замке, принадлежащем монстру.

А монстр внешне не отличался от скучающих стареющих героев пушкинских романов. Если дать ему сухую характеристику, то он высокий, плотного телосложения, с темной чуть длинноватой густой шевелюрой, в одежде разборчив… Это она поняла, сняв с него халат, в котором граф вышел с ней знакомиться на следующую ночь. Вернее, ее подвели к каминному креслу, в котором он сидел с книгой. Разговора не состоялось. Он, кажется, даже не смотрел на нее и секунды. Наверное, ему хватило одного взгляда — голодного — брошенного на нее, живую, на лестнице. Даже снегопад граф не пожелал обсудить с невестой единственного сына.