Последний, кого ты любила

Нет, не просто холодном — ледяном.

Я поёжилась, глядя на туман, осевший над полями, укрытыми инеем. Солнце ещё не взошло, только слегка окрасило небо розовым, но над нами висели тучи, обещая скорую бурю. Мне хотелось остановиться, вдохнуть этот ранний утренний воздух, насладиться видом детства, который когда-то казался безопасным…

Но Мила крепко держала меня за руку и уверенно вела к фермерскому дому. Пока она вприпрыжку шагала рядом, я смогла получше рассмотреть новую пристройку.

Массивные дубовые двери. Витражные окна. Фонари, похожие на те, что висели на старых почтовых дилижансах. Красный кирпич, по которому извивался плющ. Это выглядело элегантно, но при этом как-то естественно вписывалось в ранчо.

Вывеска над дверью гласила — Ресторан «Сладкая ива», но на стекле было написано «Закрыто до апреля».

Мэддокс что-то говорил вчера о том, что ранчо закрыто на сезон. Похоже, это касалось и ресторана.

Чем ближе мы подходили к фермерскому дому, тем сильнее во мне бушевали страх и ожидание. Я не знала, что ждёт меня внутри. Будет ли там Мэддокс? Его маленькая дочь здесь. Очевидно, она провела ночь у бабушки. Значит ли это, что он уехал обратно к своей партнёрше? Может, у них было свидание, и они потерялись друг в друге, наслаждаясь вечером без ребёнка?

Внутри всё сжалось ещё сильнее.

— Ты умеешь скакать? — раздался голос Милы, возвращая меня в реальность. — Я обожаю скакать! И папа говорит, что однажды я стану чемпионкой мира по скаканью!

Мы уже подошли к крыльцу, и, прежде чем я успела ответить, на её слова отозвался другой голос.

— Прыгать — это чистая радость, Букашка. Но, может, ты чуть-чуть сбавишь громкость, чтобы не оглушить нашу гостью?

У меня внутри всё сжалось до боли, когда мой взгляд встретился с Евой Хатли. Она назвала меня гостьей. И на её лице была улыбка. Это было слишком. Глаза снова обожгло слезами. Мне захотелось броситься к ней, зарыться в её объятия, рассказать обо всём, что грызло меня изнутри, сказать, как сильно я скучала.

Мила выпустила мою руку и промчалась мимо бабушки в дом, а я поднялась по ступенькам.

Не говоря ни слова, Ева шагнула вперёд и заключила меня в крепкие объятия. Я напряглась, по привычке сковав руки у боков, сжав кулаки. Но ей было плевать. Она просто обняла меня крепче. Я прикусила щёку, отказываясь позволить этим слезам сорваться. Слёзы никогда ничего не меняли.

Когда Ева наконец отстранилась, её ладонь легла мне на щёку. Она изучала меня голубыми глазами, такими же, как у её сына. Глазами, которые видели меня глубже, чем кто-либо, кроме самого Мэддокса. Её каштановые волосы были прорезаны седыми прядями, на лице появилось больше морщинок, но она всё ещё излучала ту же жизнерадостность, что и её дети.

— Ты выглядишь хреново, — сказала она.

И напряжение, сковывающее меня, вдруг ослабло, когда из меня вырвался неожиданный смех.

— Скажи, как есть, Ева, — отозвалась я, а её улыбка чуть поблекла.

— Не сейчас. Но если останешься — ты знаешь, что я обязательно скажу.

Горло сдавило, и я едва смогла сглотнуть. В её словах было не только тепло. В них была боль. И укор.

Она приняла меня в семью. А я их бросила.

Ушла за своей мечтой, думая, что не смогу сохранить их в своей жизни, не удержав при этом и кошмары прошлого. Я отказалась от всего, потому что не знала как забрать только хорошее, не бросившись обратно в их объятия.

Ева сделала шаг назад и открыла дверь.

— Пойдём. Тебя надо накормить. Выглядишь так, будто не ела месяц.

Я шагнула за ней в дом.

И мир снова качнулся, потому что изменений было ещё больше, чем я могла себе представить. Если Уиллоу Крик казался застывшим во времени, то ранчо было его полной противоположностью — оно развивалось, росло, менялось.

Кухня была огромной теперь, а не маленьким уютным закутком, каким я её помнила. Несколько профессиональных плит, печей и холодильников соседствовали с бесконечно длинными кварцевыми стойками. Шкафы белые сверху и серые снизу, с подсвеченными стеклянными витринами. В стороне, в более уединённой части, стоял большой дубовый стол. Я помнила, как мы ели за ним, играли в карты… сколько раз?

Мила уже уселась рядом с молодой женщиной, которую я сначала не узнала. Но потом поняла — это должна быть Джемма. Та же белокурая шевелюра. Те же карие глаза, которые когда-то давали мне ощущение принадлежности, заставляли чувствовать, что, может быть, я тоже часть этого места.

Но она изменилась. Стала взрослой. И это было сложно осознать.

Она улыбнулась мне. Улыбкой Мэддокса. И это больно вонзилось в сердце.

— Привет, МакКенна. Рада тебя видеть, — сказала она.

Я не понимала, как они все могли быть такими добрыми ко мне. Я ничего не сделала, чтобы заслужить это. Я ушла. Я игнорировала их. Я никогда не возвращалась.

— Привет, Джемма, — ответила я, чувствуя, как в груди растёт неловкость.

— Готова к ягодным блинчикам? — спросила Джемма, подмигнув Миле.

Мои губы снова дрогнули.

— Честно говоря, было немного запутанно.

Ева рассмеялась и махнула мне на стул.

На столе, перед каждым местом, стояли тарелки с идеальными крепами — как из ресторана высокой кухни, аккуратно сложенные, украшенные и щедро сдобренные.

Ева всегда любила готовить, постоянно пробовала что-то новое.

И я вдруг задумалась — каким же было меню её ресторана, когда он работал?

— Кофе или чай? — спросила она, когда я села.

— Кофе было бы отлично, если он уже заварен. Но, пожалуйста, не утруждайтесь, я ведь не ожидала, что меня позовут на завтрак, — сказала я.

— Какая чепуха. Ты когда-нибудь видела, чтобы я позволила гостю уйти голодным? — фыркнула она.

Она налила мне в кружку, на которой красовалась надпись Коровы жуют жвачку лучше всех.

И в тот же миг перед глазами вспыхнули воспоминания о том, сколько раз я держала эту же самую кружку десять лет назад.

Я с трудом сглотнула ком в горле и взяла её из рук Евы.

— Спасибо.

— Сливки? Сахар?

— Нет, спасибо. После медшколы и ординатуры я, можно сказать, подключалась к кофе внутривенно. На добавки времени не оставалось.

Но как только произнесла эти слова, мысль о моей карьере — о её руинах — вновь заставила глаза предательски защипать.

Я зажмурилась, подавляя эмоции. А когда снова открыла глаза, три пары внимательных взглядов уже смотрели на меня.

— Как долго ты будешь в городе? — спросила Джемма.

— Надеялась остаться на несколько недель, но, думаю, уеду уже сегодня или завтра. Нужно разобраться кое с чем.

А точнее — понять, как оплатить смену рейса по своей почти исчерпанной кредитке.

— Ты не можешь уехать! Ты пропустишь День Благодарения! — возмутилась Мила. — Это неделя приготовления пирогов, а Нана печёт лучшие пироги в трёх округах — так, по крайней мере, говорит Папа. И тётя Сэди привезёт подруг из колледжа! — продолжала она. — А ещё будет большая битва по викторине, и папа сказал, что чёрта с два он позволит девчонкам победить снова.