Последний, кого ты любила

Горечь разочарования и сердечной боли наполнила рот, оставляя после себя привкус старых ран, которые я, как казалось, давно залечил.

Я снова взглянул в окно кафе. МакКенна сидела у стойки, лениво накручивая золотые пряди на палец, пока Тилли опиралась локтями рядом с ней. Обе улыбались. МаК — слишком красивой, слишком знакомой улыбкой, даже если она была ненастоящей.

Мне вдруг стало интересно, улыбается ли она по-настоящему теперь. Видит ли её жених ту улыбку, что лучилась в уголках глаз, растягивала щёки, пока они почти не исчезали у ушей?

Я развернулся и двинулся вниз по тротуару.

Я не мог позволить себе жалеть её. Не мог задумываться о том, что именно в её жизни вдруг заставило её усомниться в возвращении в Калифорнию. Я мог только надеяться, что она уедет так же быстро, как её мать.

Глава 15

Маккенна

После завтрака в кафе я заехала в продуктовый магазин за парой необходимых вещей, а потом вернулась на ранчо, потому что просто не знала, куда ещё пойти. Воспоминания, которые я всколыхнула вчера, разыскивая Мэддокса по всему городу, всё ещё оставляли после себя болезненный осадок — точно так же, как и каждая встреча с ним.

Но как только я зашла в квартиру, она показалась мне душной и тесной. Мне даже не было чем отвлечься — мои DVD с Баффи остались в Калифорнии, и теперь ничто не спасало меня от бесконечных мыслей о миллионе вещей, которые я могла бы сделать иначе.

Мне нужен был воздух. Мне нужно было куда-то уйти.

Солнечный свет за окнами был обманчивым — день казался тёплым, хотя на самом деле всё ещё было сыро и холодно. Но стоило мне подумать о полях и лощинах, которые когда-то были моим спасением, как что-то внутри потянуло меня туда.

Я надела единственные кроссовки, что взяла с собой, натянула куртку — достаточно тёплую для зимы в Калифорнии, но совершенно бесполезную в морозном Уиллоу Крик — и направилась по тропе, которую когда-то знала, как свои пять пальцев.

Раньше я пересекала эти поля верхом, всегда рядом с Мэддоксом. Это были сладкие мгновения побега — когда мама была слишком пьяна, чтобы заметить, что я попросила выйти, или когда её просто невозможно было найти, чтобы спросить. Эти моменты длились ровно до тех пор, пока она не звонила в дом Хатли и не требовала, чтобы меня немедленно вернули.

Я прогнала воспоминания о ней и просто наслаждалась видом влажных полей, бескрайнего неба, разросшихся словно сорняки дубов, ив и магнолий. Я пересекла задний пастбищный участок и добралась до ручья, который ещё тихо журчал, пока зимние дожди не превратили его в бурный поток. В январе перейти его пешком уже будет невозможно — только верхом, с хорошего разгона.

Я тяжело дышала, когда наконец добралась до спрятанной лощины — той самой, что мы с Мэддоксом называли нашей. Когда-то часть холма осыпалась, обнажив корни древних дубов, и теперь они сплетались, словно лабиринт пещер. В детстве мы лазали по ним, прятались в их тёмных изгибах, чувствуя себя в безопасности. Будто гигантские руки деревьев держали нас в объятиях. Единственный звук, нарушавший тишину, — это ручей, который тёк вдоль одной из сторон лощины, образуя естественную границу.

Сначала мы играли здесь в копов и грабителей или пиратов. А потом, повзрослев, приносили сюда бутерброды, притворялись, что ловим рыбу, и говорили о будущем — о моей мечте стать врачом и его желании работать в полиции.

Ноющая ностальгия заполнила грудь.

Я села на один из старых корней, закрыла глаза и подняла лицо к солнцу, которое пыталось согреть землю, прогоняя остатки шторма. Снег уже растаял, но деревья и трава всё ещё капали влагой, а камни оставались скользкими. С каждым вдохом я втягивала сырость земли в лёгкие.

В кармане завибрировал телефон. Я достала его, и сердце сжалось от нового неизвестного номера. Они появлялись так же быстро, как я блокировала предыдущие.

1-530-555-8215: Ты, маленькая сучка. Где ты? Возвращайся и исправь это.

В больнице, в белом халате, со стетоскопом на шее, я наконец чувствовала, что что-то значу. Что я — кто-то. Человек, который может изменить мир. Человек, который не обуза, а тот, кто помогает другим.

А теперь, возможно, мне снова придётся начинать всё заново.

С нуля.

Я сжала челюсть и заставила себя не плакать. Слёзы ничего не изменят. Мама была неправа во многом, но в одном она не ошиблась — слёзы не помогут. Они не сделают всё лучше.

Я перевела взгляд глубже, в переплетение корней, и задумалась — а не сохранилась ли там моя старая банка?

Последний год перед отъездом в колледж я вычитала статью, что если записать свои кошмары и закопать их, они уйдут. И я так и сделала. Теперь, отодвинув спутанные корни, я нашла то самое место.

Я не стала ничего раскапывать. Прошлому лучше оставаться в земле. Просто положила ладонь на влажную почву и шепнула:

— Мы почти справились, малыш.

А потом развернулась и пошла обратно.

Я промокла и продрогла до костей, когда вернулась в квартиру. Приняла душ, натянула тёплый свитер и джинсы. Открыла холодильник, разглядывая купленные продукты, когда вдруг зазвонил телефон на стене.

Я усмехнулась, увидев этот ярко-жёлтый аппарат с кнопками. Когда я в последний раз видела стационарный телефон?

Сначала я колебалась — ведь это не мой дом. Но когда звонок прекратился… и тут же зазвонил снова, я всё-таки сняла трубку.

— Алло?

— МакКенна! Это Ева.

— Привет.

— Так вот, милая… У нас тут маленькая проблема.

Конечно, была проблема.

Мне хотелось рассмеяться над абсурдностью своей жизни, но я не могла. Похоже, мама была права, называя меня плохой приметой.

— Поднимайся в дом на обужин, поговорим.

Я усмехнулась, вспомнив, как впервые услышала про обужин. Поздний обед или ранний ужин — это была традиция в доме Хатли, особенно по воскресеньям, когда день шёл ленивее, и все старались выжать из последних часов выходных максимум.

— Ева, меня не нужно кормить.

— Вся банда здесь. Одна лишняя тарелка ничего не изменит. Тем более, я уже привыкла готовить на толпу, когда на ранчо полно народу, — ответила она, не терпя возражений.

— Ева, этот чёртов бекон сейчас сгорит! — раздался грубоватый голос Брэндона, и у меня сжалось сердце от той же ностальгической тоски, что накрыла меня у лощины.

Отец Мэддокса сделал для меня больше, чем мой родной отец когда-либо.

— Просто переверни его! — крикнула она, но голос слегка приглушился — она, видимо, прикрыла трубку рукой. Потом снова заговорила со мной: — Кстати, я упоминала, что у нас бекон? Если я правильно помню, им тебя можно было подкупить.