Последний, кого ты любила

Но теперь окружной прокурор всерьёз рассматривал возможность выдвижения обвинений в насилии, а Лейтон Грегори находился под опекой бабушки по материнской линии. Первоначально, по требованию опеки, доктор Грегори покинул семейный дом, но через несколько дней жена впустила его обратно и затем отказалась впускать социальных работников. Всё было в рамках закона, но этим они только настроили следователей против себя.

Если бы не Лейтон, дело бы заглохло. Мальчик сбежал, узнав, что отец возвращается. Его нашли у друга, и он рассказал всё офицеру полиции и детскому адвокату. Сказал, что побои начались с тех пор, как он научился ходить. Он утверждал, что его мать тоже подвергалась насилию, но раз она не собиралась уходить от мужа и не заявляла на него, закон был бессилен.

Но Грегори не собирался сдаваться. Он утверждал, что МакКенна подала ложный отчёт в отместку за негативный отзыв, который он оставил о её работе, а потом её жалоба спровоцировала его «взбунтовавшегося» сына на новые ложные обвинения.

Больница отстранила их обоих с сохранением зарплаты.

Если бы мы смогли доказать, что угрозы, приходившие с одноразовых телефонов, исходили от него, это бы не решило дело, но, по крайней мере, добавило бы очередное доказательство его жестокости. Я был на восемьдесят процентов уверен, что это укрепит уже накопившуюся против него косвенную улик.

Чем сильнее рушилась его жизнь, тем опаснее он становился. Такие, как он — одержимые контролем, жаждущие власти, — пойдут на всё, чтобы вернуть своё положение и доказать, что они по-прежнему хозяева ситуации. Я был ещё больше рад, что МакКенна находилась за тысячи миль от этого ублюдка.

Интересно, знала ли она, что мальчик заговорил? Она ничего не говорила, но, с другой стороны, я понятия не имел, каким образом ей вообще поступает информация из Дэвиса.

Я ушёл с головой в поиски — пробивал серийные номера одноразовых телефонов, с которых угрожали МакКенне, надеясь, что магазин, где их купили, использовал камеры наблюдения.

От размышлений меня отвлёк звонок агента Салазара.

— Хатли, — ответил я.

— Хочешь сначала хорошие новости или плохие?

— Я уже не уверен, что выдержу ещё одну плохую, но давай, выкладывай. Лучше уж сначала хреновое, чтобы потом насладиться хорошим.

Он рассмеялся.

— Подтверждено: в Теннесси находятся двое высокопоставленных членов группировки Ловато.

— Это плохие новости только в том случае, если они в округе Уинтер, — пробормотал я, потирая глаза и бросив взгляд на часы. Брюс должен был прийти с минуты на минуту, чтобы сменить меня.

— Они ищут свои миллионы, которые им задолжал Чейнсо, но так и не выплатил.

— Чёрт, — выдохнул я, и почему-то в голове тут же вспыхнули образы дорогих украшений и одежды Сибил. Если эти деньги действительно пропали, Ловато перевернут мой город вверх дном, чтобы их найти. — Надеюсь, твои хорошие новости заключаются в том, что ты знаешь, где они, и что Ловато уже в камере. Иначе я сильно разочаруюсь.

Он коротко хохотнул.

— Хорошая новость в том, что если ты дашь всему этому развиваться само по себе, тебе, возможно, больше не придётся беспокоиться о Чейнсо.

Горький привкус заполнил рот, а в животе сжалось от тошнотворного чувства. Одно дело — не быть уверенным, что смог бы закрыть Сибил от пули, но что это говорило обо мне, если я хотел, чтобы Чейнсо исчез? Какой из меня страж закона, если я наполовину рад, что кто-то, возможно, скоро окажется в могиле?

— У тебя есть способ следить за Ловато? — спросил я.

— Есть.

— Сообщишь мне, если они появятся рядом?

— Конечно.

Не сказать, чтобы это вселило в меня уверенность. Я знал, как работают федералы. Им нужны Ловато. Они сделают всё, чтобы не запороть своё дело.

— Спасибо за предупреждение.

Я убрал телефон, и в этот момент в дверь зашёл Брюс. Я быстро ввёл его в курс дела, рассказал о наших с МакКенной планах встретиться с Трэпом. Его лицо стало таким же мрачным, как я себя чувствовал, выходя за дверь. Мы оба хотели, чтобы вся эта дрянь держалась как можно дальше от нашего города и наших семей.

Солнце ещё не взошло, и под чёрным небом, среди пустых улиц, город казался чужим, каким-то нереальным, пока я ехал домой. Тяжесть работы, которую я всегда носил на плечах, ослабла на секунду, когда я вспомнил, что в моей постели меня ждёт МакКенна. Я мог справляться с этим дерьмом, мог тащить все тревоги и страхи, если в конце дня мог находить утешение в её объятиях.

Но смогу ли я удержать её на этот раз?

Как всегда, первым делом, войдя в дом, я заглянул к Миле. Она всё ещё спала, но у меня было от силы два-три часа, прежде чем она проснётся и, радостно подпрыгивая, ворвётся ко мне в спальню. Впервые я задумался — может, стоит запереть дверь?

Зайдя в свою комнату, я увидел МакКенну, растянувшуюся на животе поперёк кровати, ноги в стороны, занимая приличную часть моего огромного матраса. Я невольно улыбнулся.

Скинув одежду, оставил только боксеры и залез под одеяло. Она негромко застонала во сне, ресницы дрогнули, когда я осторожно улёгся так, чтобы её рука и нога оказались на моей груди и бедре.

— Эй, — сонно пробормотала она, на лице появилась мягкая, божественная улыбка. — Как всё прошло? Хочешь поговорить?

Я поцеловал её в лоб.

— Спи, МаК. Я буду здесь утром.

Но я не мог не задуматься — сколько у меня ещё осталось таких вот утренних пробуждений с ней?

Если Грегори признают виновным, МакКенна вернётся на работу. Она сможет снова уехать в Дэвис, продолжить ординатуру. А что тогда будет со мной и Милой? Одна только мысль о том, что я могу снова её потерять, обожгла меня изнутри, и я сам себя проклял за это. Я должен был верить. Должен был верить её словам о клятве Гиппократа и о том, что она не хочет причинять боль.

Должен был верить, что мы нашли дорогу друг к другу не просто так, и что она не вырвет себя из моей жизни снова.

Но стоило мне осознать одно, как с души свалился камень. Даже если она попытается уйти… на этот раз я не позволю. Я пойду за ней. Я докажу ей, что её место здесь. Там, где её любят больше всего.

Глава 29

Маккенна

Проснуться второй раз в постели Мэддокса всё ещё было неожиданно. И в то же время это не имело ничего общего с тем, как я просыпалась рядом с Керри. Мы с Мэддоксом были переплетены так тесно, что, если бы не его сплошные мышцы, я бы, наверное, не смогла понять, где заканчивается он и начинаюсь я. С Керри у нас всегда были свои углы кровати — мы соприкасались только временно, а потом сразу же возвращались в них.

— Я не могу спать, когда твоё горячее тело прикасается ко мне, — говорил Керри.

А я действительно всегда была горячей ночью. Именно поэтому спала в минимуме одежды. Ещё одна вещь, которая ему не нравилась. Он считал, что спать в одном нижнем белье и майке — «низкий класс».

Мэддокса, похоже, это совсем не беспокоило, потому что его руки оказались под моей одеждой, стоило мне только начать просыпаться. Его губы касались моей шеи, и я только издала одобрительное мурлыканье, как вдруг дверь распахнулась настежь.