Последний верблюд умер в полдень

Я позволила ему взять меня за руку и повести обратно по коридору.

— Очень умно сооружён, — заметил Эмерсон. — Повороты прохода создают секретность для обитателей и облегчают защиту от атакующих. Это заставляет подозревать, что господствующие классы не полностью удовлетворены лояльностью своих подданных.

— Мне не нужны предположения, выводы и догадки, — сказала я. — Я хочу услышать факты. Как долго ещё ты намерен скрывать их от меня, Эмерсон?

— Идём в сад, Пибоди.

Мы обогнули группку маленьких слуг, отчищавших пол в приёмной песком и водой, и уселись на резной скамейке рядом с бассейном. Лилии и лотос цветущим ковром покрывали его поверхность; листья гигантского лотоса, некоторые — добрых три фута в диаметре, лежали на воде, будто резные нефритовые блюда. Мягкий бриз шептал в ветвях тамариска и персеи^[103], которые отбрасывали тень на скамью, а птичий хор создавал некий музыкальный контрапункт^[104]. Птицы летали повсюду — воробьи, удоды и множество созданий с блестящими перьями, чьё название я не могла определить. Сад по праву мог называться Зерзура — место маленьких птиц.

— Просто чудесно, правда? — Эмерсон вынул трубку из сумки, висевшей на поясе халата и игравшей роль замены для карманов. Накануне он выкурил весь остававшийся у него табак, но, видимо, даже пустая трубка была лучше, чем ничего. — Некоторые люди могли бы подумать, что им посчастливилось провести остаток своей жизни в таком мире и спокойствии.

— Некоторые, — повторила я.

— Но не ты? Можешь не отвечать, моя дорогая; мы, как всегда, находимся в полном согласии. Не волнуйся: когда решим уйти, то найдем способ выполнить это решение. Я не хотел предпринимать что бы то ни было, пока ты не придёшь в себя. Возможно, нам придётся сражаться за возможность покинуть это место, Пибоди. Я надеюсь, что до этого не дойдёт; но в случае необходимости ты нужна мне рядом, с зонтиком наперевес.

Какая женщина получала более трогательную дань уважения и признательности от супруга? В безмолвной гордости я смотрела на него взглядом, переполненным чувствами.

— Высморкайся, Пибоди, — сказал Эмерсон, предлагая мне невероятно грязную тряпку, которая когда-то была чистым носовым платком.

— Спасибо, возьму свой. — Из кармана собственной сумки я вытащила один из квадратиков ткани, нарезанной по моему приказу для замены утраченных настоящих платков.

— Нам никогда не приходилось оказываться в таком положении, как нынешнее, Пибоди, — Эмерсон продолжал задумчиво посасывать пустую трубку. — До сего дня мы всегда были знакомы с местными обычаями, нравами и привычками людей, с которыми приходилось иметь дело. Основываясь на том малом, что видел и слышал, я разработал несколько теорий по поводу этого места; кажется, здесь наблюдается своеобразная смесь нескольких различных культурных слоёв. Первоначально, как и в североафриканском оазисе Сива^[105], здесь мог царить культ бога Амона. Думаю, что некоторые из жрецов, покинувших Египет после Двадцать второй династии^[106] перебрались сюда и вдохнули новую жизнь в старые традиции. После падения Мероитического царства Святая Гора стала убежищем для кушитской знати. Существует и третий слой здешних народов — коренные местные жители, которых мы видели в качестве слуг. Добавь ко всем этим факторам результаты изменений, обусловленных течением времени и веками практической изоляции — и в конечном итоге мы столкнёмся с культурой гораздо более чуждой, чем любая, известная нам. Можно выдвигать обоснованные предположения о том, что здесь происходит, но мы ужасно рискуем, если соберёмся действовать на основании подобных догадок. Ты согласна со мной?

— Безусловно, мой дорогой, и я ничуть не намереваюсь критиковать твою лекцию — хорошо обоснованную и чрезвычайно красноречивую — но нет никакой необходимости в подобном разъяснении всех деталей, поскольку я и сама пришла к тем же выводам. Факты, Эмерсон. Дай мне факты!

— Хм, — протянул Эмерсон. — Дело в том, Пибоди, что я не говорил с Тареком наедине с момента нашего появления здесь. Он посещал тебя каждый день, но лишь на несколько минут, и с ним всегда был кто-то рядом. Кроме того, у меня не было настроения для антропологических дискуссий.

— Да, мой дорогой, я понимаю и глубоко ценю твою заботу. Но теперь…

— Тарек не возвращался с тех пор, как ты пришла в сознание, — ответил Эмерсон с некоторым раздражением. — Не мог же я задавать ему вопросы, если он отсутствовал? Я быстро обнаружил, что вооружённые стражники в прихожей отнюдь не намерены дать мне пройти. Но прах их побери, Пибоди, мы не знаем, почему они там. Они могут защищать нас от совершенно неведомых нам опасностей. Позволь напомнить тебе, что титул Тарека — сын короля. Он не король. Мы не видели самого короля — или королеву. Королевы Мероэ, помнится, обладали значительной политической властью. То же самое может существовать и здесь.

— Это было бы великолепно! — воскликнула я. — Какой пример…

— Проклятье, Пибоди, это именно то, чего я боялся — ты уже начала делать поспешные выводы. Вот моё мнение: до тех пор, пока мы не знаем, кто здесь управляет, и что они думают о непрошеных гостях вроде нас, следует соблюдать осторожность.

— Ну, конечно, Эмерсон. А вот моё мнение: настало время предпринять меры, чтобы выяснить это. Я полностью выздоровела и готова занять место рядом с тобой, которое ты так любезно предложил мне.

— Да уж вижу, — отозвался Эмерсон, но без того энтузиазма, которого я ожидала. — Ладно, начнём. Первый шаг — добиться беседы с Тареком. Как ты думаешь — вездесущая колонна, запелёнутая в белое, сможет отнести ему послание? Если ты убедишь её, что полностью выздоровела, мы сможем обойтись без её услуг, — добавил он, просияв от пришедшей ему в голову мысли. — Проклятая девчонка действует мне на нервы, скользя вокруг, как привидение.

* * *

Аменит дала понять, что передавать послания — ниже её достоинства, но снизошла до обещания найти кого-нибудь, кто согласился бы стать гонцом. Она признала, что я больше не нуждаюсь в её медицинской помощи. Но это не возымело эффекта, на который Эмерсон (и я) надеялись: когда я сообщила — настолько тактично, насколько позволило моё по-прежнему ограниченное владение языком — что в её услугах больше нет необходимости, она сделала вид, что не понимает.

Мы сделали шаг; оставалось только ждать ответа. После обеда мы удалились для краткого отдыха, как это принято в жарких странах. И уже не впервые меня охватила жалость из-за утраты моей маленькой библиотеки. Я точно так же не могла думать о путешествии без брюк, как и без книг — дешёвых изданий в бумажной обложке, моих любимых романов и философских работ. В свободное время я предпочитала отдыхать за чтением, а бьющее через край здоровье избавляло от необходимости дополнительного сна. Книги, конечно, оказались в числе ненужных предметов роскоши, выброшенных после мятежа, устроенного нашими слугами. От нечего делать, я заснула и проспала несколько часов. Когда я проснулась, то пошла в приёмную, где увидела, как Рамзес с Эмерсоном изучают язык.

— Нет, нет, папа, — говорил Рамзес невыносимо покровительственным тоном. — «Повелеваю» — abadamu, не abadmunt.

— Ха! — отреагировал Эмерсон. — Привет, Пибоди. Ты хорошо отдохнула?

— Да, спасибо. Есть какие-нибудь вести от Тарека?

— Очевидно, нет. Я ничего не могу добиться от этой жалкой девчонки. Она извивается, что-то бурчит и убегает прочь, стоит с ней заговорить.

— И тем не менее, похоже, мы готовимся к приёму гостей, — заметила я, садясь рядом с ним.

— Почему ты так считаешь?

Я показала на Аменит, которая металась по комнате, будто блоха на сковородке. Медсестра из моей старой северной страны сказала бы, что её руки летают, управляя слугами.

— Я никогда ещё не видела, чтобы она двигалась так резво. В комнате и так было безупречно чисто (как, впрочем, и всегда), но она приказала вымыть её заново, а теперь слуги носят лёгкие столики и кресла. Узнаю поведение взволнованной хозяйки.

— Уверен, что так и есть, Пибоди. — С очевидным вздохом облегчения Эмерсон отложил записи в сторону и встал. — Я кое-что изменил к лучшему. Эти свободные одежды вполне удобны, но в юбке я себя чувствую крайне неловко.

Я чувствовала то же самое. И поспешила облачиться не только в брюки, но и в пояс. Экипировавшись подобным образом и имея зонтик под рукой, я чувствовала, что готова ко всему, что бы нас ни ожидало.

Очень удачно, что я заметила поведение Аменит, благо другого предупреждения не было. Занавески на входе внезапно отдёрнулись. На этот раз окружение Тарека было более обширным и впечатляющим — шестеро солдат вместо двух и четыре дамы под вуалями. За ними следовало много мужчин, все богато одетые, и несколько молодых женщин, практически раздетых. (Несколько ленточек из бисера, пусть даже на стратегически важных местах, на мой взгляд, одеждой не являются.)