Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
— Они не практикуют мумификации, — воскликнул Эмерсон. — Трудно получить натрий[161], я… мммф!
Я не знаю, кто — Реджи или Аменит — напомнил ему, несколько насильственно, о необходимости молчания, но жест принёс желаемый результат. И как раз вовремя. Свет усилился. Он шёл из ламп, которые несли две фигуры с так хорошо известными нам очертаниями — две Служанки, запелёнутые от макушек до пят. Но я не думала, что одна из них — Ментарит.
За ними вошла Верховная жрица.
Лишь вышитые золотом одеяния отличали её от других. Жестом она отдала приказ. Служительницы повесили
Аменит выполнила нашу просьбу. Перед нами стояла Верховная жрица. Но если она не снимет покрывало, длинный, извилистый и опасный путь окажется проделанным напрасно. К счастью для моих нервов, церемония была короткой — можно сказать, чуть ли не поверхностной. После короткого хора три фигуры опустились на колени, поднялись и вновь опустились. Две боковые остались на коленях. Та, что в центре, встала и подняла руки к лицу. Вуаль задрожала и упала. Тогда — признаюсь со стыдом — я закрыла глаза. Причиной явилось то, что жрица поцеловала иссохший лоб трупа.
Жрица — но не миссис Форт. Смолянисто-чёрные волосы и гладкие коричневые щёки принадлежали высокопоставленной кушитской девушке.
Я БЫ СКОРЕЕ ОСТАВИЛ РАМЗЕСА
Я отошла от окна так, чтобы Эмерсон смог поднять Рамзеса, который всё более повелительно толкался и пихался, настаивая на своём желании тоже увидеть происходящее. Через несколько минут свет в зале померк, но полного мрака не наступило. Лампы, бросавшие отблеск на мертвеца, будут гореть, пока не окончится масло — иронический комментарий к краткости человеческой жизни. Мы тоже окажемся в темноте, когда иссякнет наш собственный свет.
Я так погрузилась в философские и иные размышления, что шёпот Реджи прозвучал, будто крик:
— Ну, что? Это…?
Только тогда мне пришло в голову, что у него не было шанса увидеть что-либо.
— Нет, — прошептала я.
Обратный путь проходил в полном молчании. Я размышляла о смысле жуткой церемонии и составляла в уме для будущей публикации заметки о содержимом погребальной камеры, но одновременно находилась в тисках бессмысленной грусти. Я никогда не верила в теории Рамзеса о том, что миссис Форт была Верховной жрицей, но позволяла себе надеяться. Судьба бедной молодой невесты всегда казалась мне более трагичной, чем её мужа. Он, по крайней мере, знал, на что шёл, в то время как она следовала за ним преданно и без вопросов, уповая на его суждения и на способность защитить её.
Возможно, это было глупо, но благородно. Я чувствовала родство с ней — не с её глупостью, но с её мужеством.
Мы вернулись домой без происшествий. В комнатах было темно и пустынно, как и тогда, когда мы оставили их.
— Я хотела бы искупаться, — мягко сказала я Эмерсону, — но предполагаю, что это чревато риском пробуждения прислуги. Эмерсон, а как насчёт нашей одежды? Она вся в пыли и паутине, а это может предупредить шпиона.
Аменит поняла — то ли весь разговор, то ли его часть. Она хихикнула.
— Я спрячу. Дайте её мне.
— Что, прямо сейчас? — возмутился Эмерсон.
— Не время для шуток, профессор, — заметил Реджи. — Немедленно отправляемся в постель. Стража меняется
в полночь.И поспешил к своей комнате, следуя собственному совету. Аменит отправилась с ним. Я не видела их в темноте, но два силуэта были настолько близко друг к другу, что я подумала — должно быть, его рука обнимает её. Наших ушей достиг тихий смешок, и очертания растворились в тени.
— Слышал, Эмерсон? — прошептала я. — Стража меняется в полночь.
— Хм, да. Очевидно, первая смена благосклонна к даме, а вторая — нет. А она оказалась весьма умелой — если бы только не это хихиканье! Скорее, Пибоди, нам стоит последовать совету Фортрайта.
У нас имелось невообразимое количество чистых льняных рубашек. Я связала в узел грязную одежду и засунула её под кровать, надеясь, что Аменит утром займётся стиркой. А пока что у неё, видимо, имелись другие планы на оставшуюся часть ночи.
Эмерсон вскоре присоединился ко мне.
— Я не останусь, если ты хочешь спать, Пибоди, — прошептал он.
— Я сомневаюсь, что усну вообще. Что же нам делать, Эмерсон? Эта молодая женщина верна бедняжке Реджи, как ты думаешь?
— Если она не влюблена в него, то крайне убедительно изображает любовь. Ни одна женщина не могла бы сделать больше для мужчины.
Я подскочила в постели.
— Эмерсон! Ты не мог..!
— И ещё как. Наша жизнь может зависеть от подлинности её чувства. Я должен был узнать. — Он обнял меня и притянул к себе, прежде чем продолжить: — Но остаются более серьёзные сомнения. Обладает ли она властью совершить то, что обещала? Совсем не легко оснастить экспедицию такого масштаба в абсолютной секретности — даже для принцессы королевского дома.
— Это, безусловно, серьёзно, — ответила я. — И есть другие, которые предполагают, что мы ни в коем случае не должны сбежать. По крайней мере, нам следует услышать то, что обещали передать с посланником.
— Не пойму, почему ты так сосредоточилась на этом типе и его туманных обещаниях, — подозрительно произнёс Эмерсон. — Что за человек он был? Ты говорила — старый и немощный?
Я улыбнулась в темноте.
— Я же говорила, что не видела его лица. Но он совсем не был старым и слабым. Скорее наоборот.
Эмерсон фыркнул.
— Прошло уже несколько дней. Возможно, его схватили.
— Я так не думаю.
— Проклятье, Пибоди…
Он замолчал со звуком, который у человека меньшего калибра я посчитала бы невнятным тревожным криком. Надо объяснить, что мы лежали на боку, обратившись друг к другу; в пылу полемики Эмерсон приподнялся на локте и взглянул поверх моего лежавшего тела. Я поспешно перевернулась. Белая закутанная фигура наклонилась надо мной и протянула руку.
— Господь Всемогущий, — прошипела я. — В чём дело, Аменит? Почему ты беспокоишь нас?
Резким движением девушка сорвала покрывало с лица. Я не могла разобрать её черты, но сам жест выдал его обладательницу.
— Ментарит! — воскликнула я.
Её рука закрыла мне рот. Другая достала из выреза халата на груди…
— Эмерсон, — прошептала я. — Это книга, я уверена!
— Ещё одна? — усомнился Эмерсон.
— Идём, — тихо сказала Ментарит. — Вы можете поверить мне? Я приносить знак он обещал вам. Есть мало времени и большая опасность. Вы должны идти сейчас.
— Эмерсон?