Последняя аристократка

Им не удавалось, как другим женщинам, спокойно сидеть дома, воспитывать детей, обихаживать любимого мужа. Куда там, их точно листья бурей, срывало с родимой ветки и гоняло по свету, как бы они ни сопротивлялись…

Наташа поворчала про себя, пожаловалась на нелегкую судьбу, но, кажется, Елизавета была права: времени у неё оставалось все меньше…

Для начала она подошла к спящему Петру и попыталась мысленным взглядом разглядеть его внутренности, как это, судя по преданиям, легко делала её прабабка Елизавета. Ничего не вышло. Да и до того ли сейчас? Ей надо дать толчок организму, чтобы он занялся самовыздоровлением.

Она поднесла ладонь к тому месту, где на голове у Петра была ещё незажившая рана. Рука отозвалась знакомым, но позабытым ощущением: кровь будто заструилась к кончикам пальцев, и они стали пульсировать, излучая невидимые глазу волны.

Теперь Наташа чувствовала, как её энергия живым источником переливается в тело Петра, отыскивая и собирая в нем кусочки его собственной энергии…

А потом на неё навалилась такая слабость, что она медленно опустилась на пол у лавки Петра и то ли потеряла сознание, то ли провалилась в сон, одним словом, обеспамятела.

Пришла она в себя от стука закрываемой входной двери. Глянула на лавку — Петра на ней не было. Она бросила взгляд на кровать, на которой лежала мертвая Таня — пусто.

Наташа выскочила во двор. И сразу увидела в огороде Петра с лопатой в руке и темный сверток у его ног.

— Ты почему меня не позвал? — подбежала к нему Наташа.

— Говоришь, ты Яну родственница? — спросил Алексеев, легко взмахивая лопатой.

— Родственница, — подтвердила она, не понимая его странного тона. — А тебе это кажется подозрительным?

— Решила от меня свое умение скрыть? Думала, я не пойму? Я пару раз такие штуки в исполнении Яна видел.

— Какие штуки?

— Да уж и не знаю, как такое воздействие одного человека на другого назвать. Я Яну говорил, что он талант свой неразумно использует, но и ты тоже, будто неграмотная. Спасибо, конечно, что ты в меня всю свою силу перелила. Я-то встал и пошел, а ты?.. Сколько тебе времени нужно на восстановление?

— Значит, ты все знаешь?

— Да уж, не лаптем щи хлебаем… Ты мне напоминаешь птенца, которому дали родительские крылья, а летать не научили.

— Наверное, кое-чему научили, раз ты так лихо лопатой машешь.

— Что ты теперь думаешь делать? — он бережно взял сверток и опустил в вырытую яму. — Прощай, Танечка, извини, что больше ничего для тебя сделать не могу… Ты над нею молитву прочтешь или мне?

— Я прочту, — прошептала Наташа, потому что сухие рыдания перехватили ей горло.

Когда они вернулись в избу, Петр усадил Наташу на лавку и почти приказал:

— Сиди, набирайся сил. Я тебя позову, когда понадобишься.

Он полез в свой мешок с травами и уверенно стал смешивать их, в отличие от Наташи вовсе не нюхая. Поставил на плиту чугунок, подбросил в печь поленьев — теперь доски шли уже со стены сарая, собачья будка вся сгорела — и подошел к лежащей без движения Варе.

— Освободи-ка мне стол, — обернулся он к Наташе, и она захлопотала.

Петр положил на стол девочку, и Наташа мимоходом подумала: "Как в моем сне". Но все же спросила.

— А другие дети?

— Их я уже осмотрел, у них дела получше, а с Варей ты мне поможешь. Только уговор: я буду считать твой пульс и когда скажу, хватит, ты немедленно прекратишь свое воздействие на девочку. Договорились?

— Договорились, — кивнула изумленная Наташа.

Он взял её за запястье и велел:

— Приступай!

Как бы то ни было, его лидерство она восприняла с радостью. Теперь Наташа была не одна. И уже не надо было думать, делать что-то или нет, и если делать, то как? Возможно, и Петр точно не знал, но интуиция врача у него была развита великолепно…

Теперь она даже почувствовала некоторую неуверенность, какую ощущает студент на экзамене у профессора, пусть и ответ на билет ему известен. До сих пор она применяла свой дар, особенно не задумываясь, так ли она это делает? А у Петра она вдруг робко спросила:

— Откуда начинать?

— С головы, — уверенно ответил он, как будто работал с нею в паре не первый год и её вопрос вовсе не застал его врасплох.

Она простерла над лежащей девочкой ладони и сосредоточилась. И приготовилась к ощущению, как из неё медленно уходят силы, она ослабевает, но услышала окрик Алексеева.

— Достаточно.

Наташа тотчас послушно убрала руки и взглянула на Варю. Она что-то делала не так? Но нет, на щеках девочки проступил румянец, а чернота из-под глаз исчезла. И перевела взгляд на Петра — в его глазах светилось восхищение.

— Попей-ка, — врач сунул ей в руки чашку с заваренным настоем своих трав, и Наташа жадно припала к напитку.

Против ожидания, она не только не потеряла сознания, но и почти не обессилела. Травяной же чай почти полностью восстановил её силы. Значит, и народная медицина кое-что может?

Насколько легче ей работалось под присмотром врача! Если её воздействия на человека нужно было так немного, выходит, она от незнания попросту неэкономно расходовала свою силу…

— Ох, недаром народ испокон веку называл это ведьмачеством. Умом твое действо осмыслить трудно. Косным умом, — сказал он задумчиво. — Наверное, сам бы не увидел, на себе не почувствовал, так и относился бы, как к красивой легенде… Но представь, сколь совершенен будет человек в будущем. В таких, как ты, наше предполагаемое совершенство лишь проступает, как будто из густого тумана выглядывает знакомый образ.

— О чем ты говоришь? — не поняла Наташа. — При чем здесь будущее человечества?

— А ты уж подумала, что особая, богом избранная?

— Хотелось бы так считать, — смущенно призналась она.

Выражение его лица — недалекого сельского мужичка — оказалось обманчивым, стоило лишь внимательно вглядеться в его умные проницательные глаза.

— Я имел в виду то, что возможности своего организма, заложенные в него природой, человек не использует и наполовину. Это оттого, что мы не знаем, как это делать. Думаю, иначе такое было бы по силам каждому…

— Хочешь сказать, и ты бы так смог? — ехидно поинтересовалась уязвленная Наташа.

Она и вправду до сей поры считала себя если и не избранной, то от других людей отличающейся.

— Наверное, смог бы, — спокойно ответил он, — да времени у нас нет, чтобы спокойно изучить этот метод.

— Пить, — тихо прошептала Варя.

Наташа поднесла к её губам чашку, из которой только что пила сама.

— Горький, — пожаловалась девочка, и голос её больше не был голосом тяжелобольной.

— Зато полезный, — строго сказал Петр.