Последняя книжная вечеринка

– Это так грустно, – сказала я, поднимая на него взгляд. Однако я не чувствовала и толики грусти. – Увы, это так.

У него были темно-зеленые глаза цвета водорослей, и я заставила себя не отводить взгляда. Я осторожничала в личной жизни уже достаточно долго, разрешая себе сходиться только с теми, до кого, по сути, мне не было дела, и только потом вдруг поняла, что они тоже не слишком-то стремились со мной сближаться. Я наконец-то порвала с тем юристом по имени Брайан, последним из череды лишенных воображения мужчин, и была готова к чему-то новому. Энни уговаривала меня вылезти из своей раковины хотя бы этим летом, пробовать что-то новое, повстречать новых людей, новых мужчин, наконец. Я пошла на вечеринку Генри и Тилли и самозабвенно протанцевала там всю ночь. Затем залезла в воду и вытащила из моря настоящее сокровище. Мне хотелось и в реальности быть такой же свободной, какой я выглядела в глазах Фрэнни.

Я попыталась удержать дрожь в коленях, когда Фрэнни наклонился, убрал прядь волос с моего лица и поцеловал меня. Его губы были теплыми и мягкими. Он взял меня за руки и помог подняться. Когда мы поцеловались снова, я со смесью облегчения и страха неожиданно поняла, что последую за ним настолько далеко, насколько он захочет зайти сам, даже если это для меня будет слишком.

Часть вторая Июль, 1987 год

5

Все утро Малькольм был на закрытом совещании, поэтому я ушла со своего рабочего места на склад, сделав себе перерыв в работе. Я провела рукой по корешкам новых книг «Ходдер энд Страйк» в твердом переплете, которые стояли плотными аккуратными рядами на высоких полках. Взяла с полки таинственную книгу в ярко-красной суперобложке и открыла ее, услышав легкий хруст переплета. Сделала глубокий вдох и понюхала бумагу, у которой был все тот же чернильный запах старины, что и у моих любимых детских книжек с картинками, хотя эту книгу напечатали лишь несколько недель назад. Я подумала, не сделать ли мне зарисовку склада для Фрэнни, отметив стрелочкой на полу место, где должна будет находиться та самая гора рукописей. Я могла бы отправить ему эту зарисовку с небрежной запиской о том, что комната готова и он может приехать сюда в любое время. Я могла бы сказать ему, что снова буду в Труро в конце июля и буду рада тогда посмотреть на роспись стены дома, если он ее уже начал. Но никаких ожиданий, просто дружеское приветствие.

Если бы я написала Фрэнни такое небрежное письмо, когда только вернулась в Нью-Йорк, это было бы искренне. Едва вернувшись к работе, я хранила воспоминание о нем, как хранят ракушку с моря. С ним было на удивление легко в постели. В нем было нечто такое, что помогало расслабиться. На фоне беспечного Фрэнни Брайан казался мне напряженным занудой. Мы с Фрэнни обнимались, и это было удивительно неторопливо и естественно, а ленивые бесцельные разговоры с ним оказались даже лучше флирта. А часто он просто клал мне голову на живот и проводил пальцем по линиям моей руки.

– Весьма любопытно, – говорил он, пока его палец рисовал линию по моему запястью к кончику большого пальца. – Вижу, ждет тебя долгая дорога.

– Щекотно, – сказала я, пытаясь убрать руку, но он удержал ее и переместил палец в центр моей ладони.

– Твоя дорога поведет тебя к большим вершинам, на самую верхушку высокой горы. Нет, на вершину высокой-превысокой песчаной дюны в темную безлунную ночь.

– Я буду одна? – спросила я.

– Сложно сказать, – сказал он, пробегая пальцем по моему запястью и вверх по руке. – Хм-м-м, я вижу мужчину. Таинственного и красивого.

– Кто же он? – спросила я, вздрогнув от его прикосновения, легкого, как перышко.

– Кто он? – спросил Фрэнни, переворачиваясь на живот, и таинственные нотки в его голосе пропали. Он навис надо мной, покрывая шею поцелуями. – Я, конечно!

На следующее утро по дороге в Нью-Йорк я сияла от счастья. Мне нравилось чувствовать себя человеком, который может действовать импульсивно, нравилось, что я могла провести ночь с Фрэнни, не ожидая чего-то большего. Я чувствовала облегчение от того, что Энни сейчас на свадьбе в Торонто. Если бы она была дома, то потребовала бы рассказать ей все в деталях, а потом принялась бы строить всевозможные сценарии развития моего предполагаемого бурного романа.

Но к концу недели я начала терять самообладание. Трудно было сосредоточиться на работе. Я пыталась вернуться к этой прежней беззаботности, но не могла не думать о Фрэнни. Я постоянно проигрывала в голове его слова и задавалась вопросом, думает ли он обо мне, когда я не с ним. Не в силах удержаться, я то и дело представляла нас вместе – этакой творческой парой, такой, как Генри и Тилли.

Тот волшебный вечер и его завершение дарили мне определенную надежду. Нам хорошо было слышно, как вернувшиеся с ужина его родители зашли в дом и стали готовиться ко сну. Вниз мы спустились гораздо позже, прокравшись на цыпочках. Фрэнни погрузил мой велосипед в багажник старого фургона своей матери и довез меня до дома. Некоторое время мы стояли у автомобиля. Над большим дубом, который мои родители регулярно обрезали, чтобы не закрывать соседям вид на бухту, была видна луна. Фрэнни положил руки мне на плечи и крепко поцеловал.

– Скоро увидимся, – сказал он решительно, но позже меня вдруг осенило, что это прозвучало скорее как нежелание брать на себя какие-то обязательства.

Я уже была за своим рабочим столом, когда Малькольм вышел из своего кабинета в сопровождении бледного высокого парня с темными кудрявыми волосами и орлиным носом. Парень, кажется, был старше меня на пару лет, но движения делали его похожим на подростка. Он запихнул руки глубоко в карманы джинсов и прикусил губу. Не успел Малькольм что-то объяснить, как я уже поняла – судя по всему, это был тот самый Джереми Гранд, который написал роман о любви в колонии для прокаженных. Я еще не читала рукопись, но Малькольм говорил, что она понравилась ему с первых страниц. Он редко когда предлагает тут же печатать рукописи. Я встала с места, чтобы пожать Джереми руку, но он не стал вытаскивать руки из карманов. Он кивнул мне, как будто мы были уже знакомы.

С легким британским акцентом, который выдавал его происхождение (он был родом из Восточной Вирджинии), Малькольм сказал:

– Джереми рассказал мне, что ты знакома с его хорошим другом, наследником одного из наших уважаемых авторов.

– Да, – сказал Джереми с ухмылкой. – Только недавно узнал, что вы знакомы с Фрэнни Греем.

То, каким тоном он это сказал, заставило меня задуматься. Что именно Фрэнни рассказал ему обо мне? Я почувствовала, что у меня краснеют щеки.

– Мы с Фрэнни познакомились на Кейп-Коде.

До смешного короткое утверждение, учитывая, сколько места он занимал в моих мыслях всю прошлую неделю.

– Именно это я и слышал, – сказал Джереми. – Я говорил с ним в понедельник перед тем, как они с Лил уехали в Мэн.

– Лил?

Я угадала ответ раньше, чем он его озвучил – Лил оказалась девушкой Фрэнни.

– О, точно, – сказала я, хотя мне было очевидно, что Джереми прекрасно понимал, что о Лил я слышала впервые. Сердце забилось как бешеное. Со мной Фрэнни и словом не обмолвился о некой «Лил», но он ведь и не утверждал, что ее не было. Мне ничего не светит. Хотя если бы он узнал, что у меня есть парень, он бы тоже очень удивился. Но пусть между нами и не было никаких обязательств, новость о существовании Лил разозлила меня, и я почувствовала себя ужасно глупо.

Интересно, что Фрэнни рассказал Джереми. Что я, жалкая женщина, которая сама повисла на нем? Или он описал это как удачную возможность соблазнить девчонку, пока своя девушка в отъезде?

Малькольм закинул руку на плечо Джереми и сказал:

– Ну, ладно, ребятки, хватит этих «у кого там что и как». Сегодня идеальный день, чтобы выпить. Вперед, за мной, на первый этаж!

Малькольм – высокий, лысый и франтоватый мужчина с пухлыми розовыми щеками – обладал отменным чувством юмора и любил вести шутливые беседы с начинающими редакторами и секретарями «Ходдер энд Страйк». Примерно раз в месяц он собирал нас, чтобы выпить в «Гардсмане», пабе, который находился на 34-й стрит, в паре кварталов вниз по Лексингтон-авеню. На встречу в этот паб, с его простыми закусками, мишенями для дартса и высокими деревянными стенками вокруг каждого стола, Малькольм никогда бы не позвал писателя более солидного – для этого он предпочитал «Ле Перигор». Но, кажется, ему нравилось слушать сплетни, потягивая сухой вермут, пока мы за его счет набирали столько пива, сколько только можем выпить за час или около того. Мне нравилось беседовать с Малькольмом, особенно после того, как он возвращался из своей «обожаемой Британии» и рассказывал о том, как пил чай со своей «чудеснейшей подругой» Фрэнсис Партридж. Ей было восемьдесят семь, и она была автором одной из моих любимых книг, «Любовь в Блумсбери: воспоминания».