Последняя надежда

– Ты что, медик? – спрашиваю я его.

Сомневаюсь, но показываю, что мне все равно.

Он что-то говорит, показывая на мое запястье и на мизинец. Я пожимаю плечами в ответ. Не знаю, что он говорит.

– Она просто распухла.

Он похлопывает себя по щеке, показывая на мои глаза.

– Ай? – спрашивает он.

О. Он думает, что я повредила глаз, как Раф. Я качаю головой. Знаю, мои глаза выглядят странно для большинства людей. У меня есть один зеленый и один темно-карий – это тревожит многих людей, которые видят меня впервые, потому что, когда мои зрачки расширены, мой карий глаз может выглядеть очень темным.

– Не больно, – говорю я, качая головой. – Они просто такие.

Он начинает говорить что-то еще, но нас прерывают отдаленные звуки выстрелов. Наши дружеские улыбки исчезают.

Нам только что напоминают, что за рекой Раф и другие дети рискуют своими жизнями.

После этого не могу расслабиться. Фрукт, что я только что съела, болезненно скручивается в моем животе. Думаю о раненом Рафе. Он в безопасности? Он недооценивает вещи с закрытым глазом, и один из плохих парней набрасывается на него? Неужели он умрет девственником с таким голодным взглядом?

Неужели я никогда не смогу испытать этот голод на себе?

Вдалеке снова слышатся выстрелы, и дети выглядят обеспокоенными.

«Раф может сам о себе позаботиться», – мысленно упрекаю я свой встревоженный разум. Он и раньше так делал.

Это не имеет значения. Я заключила сделку с самой собой. Если он вернется целым и невредимым, я вы*бу его к чертовой матери, когда мы вернемся в цивилизацию. Если бы мы не оказались в этой сумасшедшей ситуации, я бы сказала, что влюбилась в него.

Но не могу, потому что я должна спасти Розу.

Время медленно течет, и становится все темнее. Слышу звуки джунглей и жужжание жуков. Они кусают меня до чертиков, но дети рядом со мной не так сильно страдают. Должно быть, им больше нравится моя бледная кожа. У нас нет огня, и я его не прошу. Предполагаю, что все в порядке, потому что дети держат оружие под рукой, постоянно наблюдая за краями нашего лагеря.

Уже поздно, и несмотря на беспокойство, грызущее меня даже больше, чем жуки, я сонная и уставшая. Я уже почти сплю, когда кто-то начинает продираться сквозь кусты. Оба мальчика вскакивают на ноги, и я хватаю весло, готовая ударить любого, кто приблизится.

В темноте раздается голос, и мальчики бегут вперед, сжимая оружие.

– Что? – плачу я. – В чем дело?

Мы проиграли? Ох, черт. Что мне делать, если Раф умрет?

Чертя. Если Раф умрет... эта мысль наполняет меня отчаянием, и не только по поводу моего положения. Если Раф уйдет, он больше никогда не улыбнется мне. Никогда не посмотрит на меня голодными глазами. Никогда не будет нежно трогать меня. Никогда не схватит Годзиллу, когда думает, что я не смотрю.

Не знаю, что буду делать, если Рафа не станет. Эта мысль ошеломляет меня. Как получилось, что он так быстро стал для меня всем? Роза – это та, которая отдает свое сердце, а я практичная и пресыщенная.

Но, похоже, не тогда, когда дело касается Рафа.

Будто мои мысли вызвали его из джунглей, и в ночных тенях появляется фигура. Он высокий и мускулистый, но прежде всего я вижу грязную ткань повязки на глазу и подавляю рыдания облегчения.

– Раф! – бросаюсь я вперед, обнимая его за шею. – Боже мой! Ты ранен? Все в порядке?

– Все в порядке, – говорит он усталым голосом, обнимает меня рукой за талию, словно защищая. – Мы позаботились о деревне, – говорит он. – Там были потери. Некоторые мальчишки были слишком нетерпеливы, – в его голосе слышится грусть. – Восемь врагов мертвы.

– Все восемь?

Сначала я в восторге, а потом представляю себе это. Восемь человек с ружьями, а Мендоза вошел с несколькими школьниками и одной винтовкой? Я шлепаю его по руке.

– Черт побери, это чертовски опасно!

– Это нужно было сделать.

Так и было, я знаю, что он сделал это для этих парней, чтобы им не пришлось жить под каблуком у этих ублюдочных военачальников с оружием. Он сделал это потому, что он хороший парень, который хочет, чтобы восторжествовало добро. И он сделал это для меня. Я знаю это так же точно, как то, что он сделал бы это снова.

Это то, кто он есть. И мне это в нем нравится.

Вот, почему я кладу руки ему на лицо и крепко целую в губы. Я прижимаюсь губами к его губам, ощущая вкус пота и грязи... Раф.

Он напрягается подо мной, и я не знаю, то ли от удивления, то ли потому, что я веду себя совершенно неуместно. Меня это не волнует. Все, что я знаю – мне отчаянно нужно, чтобы он поцеловал меня в ответ, прямо сейчас. Поэтому я раздвигаю губы и провожу языком по его сомкнутым губам, уговаривая раскрыться передо мной. Чтобы дать мне шанс.

Раф стонет, крепче обнимая меня. Пистолет падает на землю, и мужчина гладит руками по всей моей спине, будто ему нужно коснуться меня везде, где может. Я скольжу языком в его рот, встречая его голодный язык. Все в Рафе голодно и дико от желания, и это сводит меня с ума от похоти. Я грубо целую его, скользя языком по его, и поощряю его трахать мой рот своим языком, чтобы показать мне свои намерения.

Он запутывается рукой в моих волосах, удерживая меня на месте, и берет меня в самый глубокий, влажный, знойный поцелуй, который у меня когда-либо был. Чувствую, как его язык проникает туда, куда никогда не проникал ни один язык, и у меня слабеют колени. Когда мы расстаемся, чувствую себя так, будто только что завоевала деревню – я измучена, но полностью торжествую.

Мы тяжело дышим.

– Это еще зачем? – спрашивает Раф.

– За то, что ты вернулся целым и невредимым, – отвечаю я, еще немного прижимаясь к его груди просто потому, что могу. – Сделай мне одолжение, не оставляй меня снова, хорошо?

Глава 21

Рафаэль

– Обещаю больше не оставлять тебя в джунглях с мальчишками-солдатами.

Ава закатывает глаза на мое обещание, но не двигается. Наклонившись, я снова завладеваю ее ртом. Мы потные, вонючие, покрытые грязью существа, но я никогда не пробовал ничего лучше, чем ее губы. Она целует меня в ответ, шире открывая рот под моим. У нее язык дерзкий и горячий. Не могу перестать рычать, и по-видимому, это хорошо, потому что она прижимается ко мне ближе, так близко, что мой болезненно возбужденный член вырезает дырку у нее в животе. Я пытаюсь отодвинуться, но девушка притягивает меня ближе.

– Нет, я хочу его. Я хочу тебя, – стонет она у моих губ.

И это ломает меня. Я грубо притягиваю девушку к себе, поднимая руками за ее задницу так, что соединение ее ног трется об мой твердый, как гранит, член. В ответ она обхватывает меня ногами за талию, прижимаясь ко мне.

Я крепко прижимаю Аву к себе. Даже лист не может поместиться между нами. Зарывшись одной рукой в ее волосы, чтобы схватить ее за голову, я обхватываю другой рукой вокруг ее талии, как железный обруч. Раздвигаю ноги для равновесия, позволяя ей оседлать меня.