Послушная одноклассница
Шрифт:
Что происходит? Что это опять за манипуляции…
Я снова злилась сначала на него, потом на себя. А потом память опять подкидывала мне общие моменты, разговоры. Переглядки.
Докатились, Мия! Сливай воду, иначе утонешь, дурочка!
Убрала блокнот на самую нижнюю полку тумбочки. Вот четыре года ничего не писала, и не надо было начинать. Правильно, что тогда решила порвать с этим неблагодарным занятием — рефлексией. Нечего тут анализировать. Тоже мне удумала носиться со своей эмоциональностью.
Давай опять погрязнем в себе, был же уже опыт, отчего бы не повторить, правда?!
Как
Оставшиеся часы я читала. По многу раз перечитывая, вновь и вновь возвращаясь к страницам, которые проглядела, продумала. Упорно, с какой-то ненормальной настойчивостью пыталась докопаться до сюжета, который ускользал.
Ладно, стоит признать, что плюсы в этой самой рефлексии всё же есть. И в проснувшемся желании писать.
Теперь-то я точно знаю, что власть сменилась… Тузов на всех пяти листах не упомянут ни разу!
Посмотрела на его «подарок», в свете настольной лампы коробка уже не казалось такой красивой и прекрасной, да и лента выглядит корявым отростком. Что ж, извини, Тузов, отдать, как обещала, не получится.
Планы меняются.
45
Я умудрилась опоздать в лицей. К первому уроку редко опаздываю, а тут ко второму еле собралась. В общем-то случилось очевидное и вероятное: как ночь проведешь, так и днём запоешь.
Чуть ли не впервые в жизни решила изменить своему стилю, подкраситься, завить волосы. И всё шло отлично. До поры до времени. Пока не обнаружила, что часть косметики, которую мама дарила мне ещё на прошлый день рождения, уже не в духе, срок службы истек в декабре.
Но глаза я всё же подвела, а ненавистный прыщ на щеке, упорно не желающий затягиваться, замазала и припудрила. Лёгкие светло-коричневые тени, немного туши.
Возиться непривыкшей и необученной мне пришлось очень долго, я пыхтела, как чайник, сотый раз спрашивая себя, на кой чёрт это нужно. Но нет, нужно и всё тут! Объяснение отличницы-тепличницы, как сказала бы Маша.
Но припозднилась я всё же не из-за этого. И не из-за плойки, с которой тоже пришлось помучиться. В общем, совсем не из-за прихорашиваний.
Разговор с отцом стал таким же шоком, как и моё неожиданное желание намарафетиться. Если мама встретила бодрую и улыбающуюся меня радостными объятиями и ласковыми комплиментами, то отец был как в воду опущенный.
И всё бы ничего, ну утро не задалось, это я уж как никто понимаю. Только его взгляд исподлобья, который неотступно следовал за мной, пока я нам всем накрывала на стол, меня сначала безумно смущал, а потом стал отчаянно нервировать. И весь ореол красоты и хорошести, над которым я старательно корпела не один час, рассыпался некачественной мозаикой.
На кухне были мы одни, но спрашивать, что случилось, я не решилась. А потом уже и Оля спустилась, села на своё место, начала что-то щебетать о своём — высоком и успешном, и я упустила заветное время.
Маму вырвал важный разговор, позвонила особо боязливая пациентка, которую лучше утешить сразу, иначе получат врачи бомбу с часовым механизмом. И беседа эта так затянулась, что хочешь не хочешь, а мне пришлось сесть за стол с остальными домочадцами.
Странные взгляды не прекратились. Но я не выдержала и вопросительно
посмотрела на отца. Что за кошки-мышки, все уже взрослые, можно рубить правду-матку и не бояться обидеть ребенка.Ох, если бы я тогда знала, о чём зайдет разговор, трижды бы покарала свои мыслишки. Ну ничего, потом мне удалось это сделать в разы больше.
— Мия, это правда, что Тузов Амир теперь учится в твоём классе? — Откладывая нож с вилкой, спросил отец.
От неожиданности я подавилась чаем и, пока кашляла, думала, что ответить, а самое главное — каким тоном. Отец не мама, это она поймет, даст свободу, поддержит своей любовью и верой. Он не так терпелив в вопросах чести, достоинства и всего того, что может очернить Багировых.
Это Оля постаралась. Точно. Даже смотреть на неё не нужно, чтобы знать, как сейчас злорадствует. Мстительная тайпана, ядовитая, подлая пакостница.
— Правда. — Откашлявшись, говорю я и смотрю отцу прямо в глаза.
Уведешь взгляд — покажешь слабость, туда и надавят. А Тузов не моя слабость, прошла гегемония. Теперь уж точно.
— Почему я узнаю это от напуганной Оли? — Голос сердитый, твердый, властный, такой только в молот переплавлять.
Подождите. Напуганной? Вот же… Слов воспитанных на тебя нет, сестричка! Ну ничего, будет тебе правда.
— Потому что она знала об этом раньше, чем я.
По-прежнему не отвожу взгляд от отца, но краем глаза замечаю, как замерла ложка в руках Оли. Она сидит напротив меня, поэтому не трудно делать вид, что она мне безразлична. Мельком всё равно подмечу опасные выпады.
— Что значит узнала раньше, чем ты? — Напрягся, рукой задел нож, тот неприятно звякнул.
— Что ты такое придумываешь, Мия? — Спросила и Оля, так по-девичьи удивленно, оставалось только ресничками похлопать.
А ты что думала? Мамы сейчас нет, отец потому и завел этот разговор. А ты просчиталась, сестренка. Если маме всё-таки рискнула вчера рассказать, отцу уж тем более всё выложу, как есть!
— Амир сказал мне, что Оля знала о его переводе к нам в лицей. Я его увидела только на нашем дворе. — Когда говоришь правду, так легко чувствовать себя уверенной. Какое прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство!
Отец нахмурился, перевел взгляд на дочь.
— Это правда? — Спросил так серьезно и повелительно, что вот я бы точно не смогла даже слукавить.
Но это я, а у Оли опыта побольше будет. Соврет и глазом не моргнет, что сейчас и произошло.
— Папуль, ты чего. Откуда же мне знать, мы с ним после того случая и не разговаривали ни разу. — И так заметно выделила «после того случая», виртуозно переводя огонь вновь на меня. Тайпана, говорю же.
Теперь отец смотрит на меня. Взгляд тяжелее прежнего. Но я не тушуюсь, на моей стороне правда, я это знаю. И даже если мне он не поверит, я не слишком расстроюсь, свой ребенок всегда ближе.
Поэтому главное, что мама на моей стороне.
Но правда правдой, а маленькую хитрость никто не отменял:
— Если соврал он, то и я сказала неправду. За что купила…
— То есть вы с ним общались?
Решил не усугублять непонимание, это хорошо. Не хотелось бы дотянуть этот ужасный разговор до возвращения мамы.