Послушная одноклассница

За две минуты до звонка, когда Мари отвлеклась на Рому, который ни в какую не поддавался дрессировке немецким, я позвала Машу и попросила её задержать одноклассников, чтобы на перемене они не вышли из кабинета.

Поручить такую миссию могу только подруге, а мне бы силы сохранить для того самого мужества, которое вдруг обнаружила Мари.

Так, Мия, если решила, нужно сделать. Ты слишком долго отступала, шаг назад — и будет ещё хуже, ещё тревожнее. Ты ведь этого не хочешь?

Нет.

Маше удалось закрыть дверь в класс, как только Мари Беккер вышла, поэтому все остались на своих местах. Кто-то, разумеется, ворчал, грозился, но Виктор быстро осадил недовольных.

С бьющимся сердцем, встревоженным пульсом, небеспричинным страхом я прошла к доске. На одноклассников старалась не смотреть, поэтому пока не повернулась к ним и не попросила минутку внимания, меня почти никто и не замечал.

Вполглаза увидела, как Инга порывается выйти из класса, а Маша её даже к двери не подпускает.

Вдох, выдох. Пора!

— Вы поменяли своё отношение ко мне, и я понемногу перестаю ощущать себя парией. Спасибо!

Осматриваю всех сидящих. Ещё один глубокий вдох и продолжаю:

— К вам в класс я перевелась не просто так, на то были причины. И сейчас мне пытаются напомнить о них. А я хочу побороть свой страх, поэтому вот здесь… — Поднимаю коробку чуть выше, чтобы всем было видно. — …те самые причины. Если вам интересно, если хотите найти подтверждение неприятным догадкам на мой счёт, все они в этой коробке. Она в вашем распоряжении.

Подхожу к ближайшей парте и ставлю свой неподъемный груз, своё чёрное досье. Тяжело освободиться, разомкнуть руки, которые, кажется, приросли к коробке и не хотят её отпускать. Но нужно. Мия, нужно!

В классе стоит такая тишина, что уши закладывает. Никто, абсолютно никто не шелохнулся. Да, да, они же не могут смотреть при мне. Правильно, я как-то об этом не подумала…

Опять робко всех осматриваю, оборачиваюсь на Машу. Она мне одобрительно кивает, открывает дверь и зовёт меня выйти с ней.

Мы покидаем класс под едва заметные перешептывания. Но я замечаю, как Маша подала какой-то знак Виктору, который остался в кабинете.

Подруга берёт меня за руку. Её руки теплые, в них бьется жизнь, мои же ледяные — мертвенно ледяные, ничего не чувствующие, никому не сопереживающие.

— Мия, ты же не все фотографии оставила в коробке? Ты же некоторые выложила? — Спрашивает Маша, когда мы доходим до мягкого диванчика и присаживаемся.

— Нет, все там. — Сиплым, будто не первый день простуженным голосом отвечаю я.

— Даже те… без платья?! — Вскрикивает она, но сама же закрывает себе рот рукой.

— Да.

— Мия… Они здесь другие, они… Не поймут, Мия! — Маша закрывает лицо руками, скрываясь от неминуемого.

— Пусть не поймут, но пусть знают. Если хотят… Люди — очень злые, лицемерные и корыстные создания! Если не расскажу я, найдется желающий. И будут потом на меня смотреть исподлобья, шушукаться, разносить сплетни, преувеличивать, додумывать.

Маша выпрямляется, отнимает руки от лица, поворачивается ко мне и впивается своим решительным взглядом.

— Нет, они не тронут! Я уверена. Ты нас недооцениваешь, Мия!

— Я буду рада ошибиться. Маш, но опыт четырех лет душит даже самую оптимистичную надежду…

— Понимаю… — Она тянется ко мне и обнимает. — Я с тобой, Мия. Прости меня, что я трусливо отсиживалась и иногда даже стыдилась дружбы с тобой. Я не представляю, чего тебе стоило добровольно отдаться на растерзание. Не представляю…

И объятия стали ещё крепче.

— Не мне кого-то осуждать. Я сама трусливее кролика. — Мягко улыбаюсь, но не вымученно.

Несмотря на всё: неизвестность, парализующий страх, желание провалиться сквозь землю, я чувствую, что поступила правильно. Маша от меня не отвернулась. А остальные… Мне не привыкать быть изгоем. Одним годом меньше, одним больше. Одним классом меньше, одним больше…

Вдруг у Маши завибрировал телефон.

— И у кого это такая чуйка на «подходящий» момент. — Поворчала подруга, пока выуживала его из кармана. — О!

Маша зависла над экраном. Нахмурилась, читая сообщение. Я не отвлекала и прочитать чужое послание не пыталась. Наоборот, решила посмотреть на двери нашего класса. Никто после нас с Машей так и не вышел.

Значит смотрят. Ладно, пусть, я для этого и решилась на такой шаг. Теперь это их право.

— Мия. — Позвала меня подруга, легонько касаясь моего плеча. — У Тузова отец сидел за изнасилование?

Резко оборачиваюсь и встречаюсь с совершенно обескураженным, даже перепугано-потерянным взглядом Маши.

Откуда она это узнала?

— Я… я без понятия. — Не могу признаться, что знаю правду. Даже если она всплывет, то не из-за меня. Нет-нет.

— Как это? Ты не можешь не знать! — Чувствую обвинительные нотки осуждения.

— Маша, я… — Запинаюсь. — Это чужая жизнь.

— Но он! Как он может, имея всё вот это… — Трясет телефоном. — … ещё на тебя бочку катить?!

— Кто тебе прислал это?

— Да не важно. Это же правда. Ужас! Это правда! С нами учится сын насильника. Уму непостижимо!

— Маша, дети не отвечают за своих родителей! — Перебиваю подругу, чей голос становится всё громче и разлетается по коридору со скоростью слухов.

— Вот, чем он пропитан! Вот, кто его пропитал. Я всегда чувствовала, что он с душком, гниль-человек… Очуметь! — Не останавливалась Маша, продолжая возмущаться. — Почему ты мне не сказала?!

Она меня не слышит, когда такое возбуждение невозможно услышать другого. Просто нереально. Я это понимаю, я её понимаю и не могу осуждать шок. Но она ведь неправа. Нельзя рубить сгоряча, нельзя так сразу клеймить, нельзя срываться на стереотипы. Из-за этого можно дров наломать, много дров.

Мамочки… История не может повториться. Ну нет, только не теперь!

Хватаю Машу за плечи, резко встряхиваю, пытаясь хоть чуть-чуть привести её в порядок. Когда её взгляд более-менее фокусируется на мне, а в радужках отражаюсь только я, строго говорю: