Послушная одноклассница
Шрифт:
— Всё так удачно совпало, как же мы упустим такой момент? — Оля чуть оборачивается на подружек, требуя их одобрения.
— Что тебе… Что вам нужно? — Комок нервов застрял где-то в горле.
Мне не страшно, хотя я понимаю, что во главе с Оленькой эта свора способна на многое. Она зачинщик что надо!
— Всё то же, туртушка, всё то же! — Театральный вздох. — Инга ты принесла?
Я напрягаюсь, опять пытаюсь скинуть её руку. Это нападение, смысла нет распинаться, вести переговоры, они точно все сюда не для этого заявились.
Замечаю, как что-то
— Оля, отпусти меня! — Злюсь, говорю сквозь зубы. Чувствую, как напряглись все мышцы шеи, а виски сдавливает невидимый обруч.
— Отпустить? — Тихий смех, боится привлечь внимание. — Неет, Мийка! Говорю же, всё так удачно совпало, как же я тебя отпущу?
— Что совпало? — Не справляюсь и всё же отвожу взгляд от Оли на Ингу, которая подошла почти вплотную к нам.
— Амирка возник на горизонте и родаки в курсах о нём, Эндшпиль вдруг признается в своих делишках, а ты решаешься не хранить тайн от Елены Прекрасной, отец подобрал новую школу, Соломонов куда-то сваливает, ты умудряешься закинуть сообщение не в тот чат, по твою душу заваливается бригада Эндшпиля, а уж явные тёрки с Амиркой подтвердит даже твоя горе-защитница.
Каждое её слово ранит надежду. По телу проходит неконтролируемая, как разряд тока, судорога.
— Тшш… Не нужно раньше времени вызывать панику. Сейчас расплачешься, а слёзки успеют высохнуть. Этого допустить нельзя, кто ж тогда поверит, что нервы твои сдали?
— Мои нервы не сдали! — Собираю раскрошившуюся волю в кулак и чуть поднимаю подбородок, чтобы казаться уверенной и сильной, а не поскребышем каким-то.
— О, а вот это то, что меня совсем не устраивает. — Капризно выдохнула Оля, скривив свои накрашенные губы.
— Время… — Напомнила её подруга за спиной. Та, что караулила дверь, чтобы не зашёл кто-то лишний. Проще говоря — стояла на стреме.
— Да, пора. — Оля резко поднимает мою левую руку и пальцами зажимает её чуть пониже локтя.
Интуиция вовсю кричит мне рвать жилы, молить о пощаде, плюхаться в обморок, только не даваться этой чокнутой!
— Пусти!
Дергаю руку на себя, но пальцы Оли лишь сильнее сдавливают её, до побеления. Пытаюсь наступить сестре на ноги, но она уворачивается и со злостью бьет меня в колени.
— Советую не шевелиться, и тогда Инга не полоснет лишнего. — Пришикнула на меня сводная.
— Инга, не надо! — Пытаюсь отговорить одноклассницу от необдуманного шага, дурочка, всё себе загубит ведь.
— Ты подставила Дениса! Я тебя ненавижу! — Но она остается непробиваемой и хватает моё запястье.
— Отпустите! Иначе я буду кри… — Договорить мне не дают, подоспевшая одноклассница Оли закрывает мне рот рукой и цепляет мою правую руку, которой я хоть как-то могла бы себе помочь.
Оля склоняется ближе к моему лицу:
— Зря ты осмелела, зря не послушала совета про завещание. Зря отказалась от помощи психолога. — Чувствую холод лезвия на своём запястье, но не в силах посмотреть. — Я тебя не-на-ви-жу!
Весь план сломала со своим Эндшпилем. Господи, я думала от него не избавиться! А ты! Вся такая вдруг решительная, храбрая, даже дерзкая. Так вот тебе новый вызов, туртушка.Руку обжигает острота, и я чувствую резкую боль.
— Мне даже твоя медкарта на руку! Как хорошо, что в твоей жизни был тот период. Тогда-то я успела… — Отворачивается и бросает Инге. — Хватит, должно быть правдоподобно. Давайте водички капельки на лицо брызни, а то не плачет наша храбрая.
Пока Инга выполняла новые указания этой сумасшедшей ядовитой тайпаны, одна из подружек выбежала из туалета, но Оля свой захват не ослабила, а рука, сковывающая мой рот, даже не подумала дрогнуть, как бы я не брыкалась и не извивалась.
Кровь сочилась из пореза обильно, теперь я смотрела только на этот красный теплый ручеек, который мелкими каплями знакомился с полом.
Инга занесла мокрую руку над моими глазами, и мокрые капли упали мне на веки, а потом скатились на щёки, как самые настоящие слезы. Только не соленые, не свои.
— Всё, скоро прибежит медсестра, пора заканчивать. — Подала голос та, что зажимала мне рот.
— Да, ты права. И так застряли тут. Ничего, скажем, что слушали её сумасшедшие бредни, пытались отговорить. В общем, как договаривались, ничего не меняем в плане. — Убрала руку с груди и ею надавила мне на плечо, заставляя сползти по стенке на корточки.
Ноги подгибаются, и я сама падаю на пол.
Оля опускается за мной.
— Ты сама напросилась! Ты сама добуратинилась!
Её подружка забирает у Инги окровавленное лезвие и, не отпуская мою правую руку, вкладываете его в её ладонь.
Слышатся тревожные шаги бежащих людей.
— Уже тут. — Предупреждает об очевидном Инга.
Дверь отпирается, и в туалет влетает сначала подружка Оли, которая и побежала за подмогой, а потом и медсестра. Обе встревоженные, взволнованные.
Смотрю на всё это стеклянным взглядом, как через призму. В голове не укладывается всё то, что наворотила Оля. Всё это сон, страшный сон. Кошмар.
Вот слизкая, воняющая полуплесень-полуслизь. Вот непроходимо темный лес. Вот красные капли на белом кафеле…
Это всё нереально. Нужно только досмотреть этот сон и проснуться.
Досмотреть и проснуться…
54
Транса не было. Ступора не было. Обморока тоже. И первый шок прошёл в то же озарение.
Было осознание, тонкое, хрупкое, но честное. Точка невозврата, необмена, непринятия. Когда не барахтаешься, не пыжишься, не выкручиваешься, а молча смотришь, слушаешь, впитываешь и поворачиваешь на свою дорогу.
Абстрагирование, уединение такой глубины, что окружающие приняли это за помешательство. А окруживших было много: от медсестры, оказавшей первую помощь до отца, который по первому звонку приехал в лицей и привез с собой Марину Владимировну.
Взрослые разговаривали, что-то спрашивали, утешали, выпытывали.