Посол Господина Великого
Шрифт:
– Ага. Ни с того ни с сего - в Швецию. Что вам там делать-то? У шведов и без вас меди хватает.
– Где хотим, там и продаем!
– Ну, ты это ганзейской магистратуре скажешь. Там люди доверчивые, типа меня.
– А какое их собачье дело?
– Стой, Томас, не распаляйся!
Олег Иваныч положил ладонь на руку Томаса:
– Вот если бы корабль был свейским... хотя бы по бумагам. Ганзе-то к свеям что за дела? Хотя, конечно, на всякий случай утопить могут. Если по-глупому делать, как вы с Евлампием хотели. Авантюристы!
Томас с уважением посмотрел на собеседника и заявил, что поступившее предложение следует хорошо обдумать.
– Ну, вот и обдумай, - согласно кивнул
– Помозгуйте вдвоем с Евлампием. Ленке только не говорите - весь Ревель знать будет!
Попрощавшись, Томас вышел в задумчивости. Лил дождь, но молодой мастер даже не замечал текущие за шиворот капли. Даже не поднял капюшон плаща. Думал.
Олег Иваныч не торопясь допил пиво и поднялся, тоже собираясь уходить, как...
Как вдруг...
Его словно током дернуло!
За столиком в углу, который только что заняла подвыпившая компания матросов, он отчетливо увидел знакомую одноглазую рожу!
Пират!
Злобный душегуб, сподвижник разбойничьего капитана Хорна ван Зельде! Что делает он здесь, в ганзейском порту? Наверняка что-то вынюхивает. Не слишком-то поздоровится вскоре кое-кому из этих Матросов! Ишь, смеется, гад. Словно плевать хотел на все законы против пиратства. Ну, смейся, смейся... Ревельский палач уж как-нибудь сумеет сделать твою гримасу более угрюмой... ежели ты вдруг окажешься не очень разговорчивым, парень.
Выйдя из пивной, одноглазый пират оглянулся и вслед за матросами направился в гавань. Олег Иваныч чуть было не упустил его, засмотревшись на прыжки и ужимки уличных мимов. Хорошо, успел, обернулся... И, поправив болтающийся на поясе меч, бросился вслед.
Он настиг пирата уже за городскими воротами, на пологом склоне спускающегося вниз, к морю, холма, поросшего малиной и ежевикой. Место было довольно безлюдным - может быть, потому что шел дождь, а может, тут всегда так было. Это и к лучшему: лишние свидетели - делу помеха! Подумав так, Олег Иваныч усмехнулся. Надо же, бывший старший дознаватель, а как антизаконно рассуждает. То с контрабандистами гешефты затевает, то, вот как сейчас, пристает к мирному гражданину, чья вина еще не доказана никаким судом. Правда, еще не совсем чтобы пристал, но...
– Хэй, майн герр!
Резко обернувшись на крик, одноглазый увидел прямо перед собой качающееся острие закаленной стали.
Ан гард! Эт ву прэ? Ах, сабельку вытащил? Ну, тогда - алле!
Пират не очень-то хорошо владел своей саблей - все его рубящие удары других он, похоже, не знал - сопровождались жуткой руганью и носили скорей устрашающий характер. В первые секунды схватки он и не догадывался, с кем пришлось сражаться... а когда догадался - было уже поздно. Олег Иваныч даже не стал тратить время на излюбленные обманные финты, уклонения, выпады. Была нужда, с этаким-то соперником! Ткнул наугад влево, потом якобы раскрылся и, дождавшись, пока самонадеянный московит начнет атаку с длинного выпада в грудь, круговым движением обвел его саблю и уже собрался нанести сильный удар вдоль клинка противника...
Однако пират не стал того дожидаться, а, бросив саблю, пустился наутек.
На бегу что-то выкрикнул по-немецки, быстро выхватив из-за голенища сапога длинный узкий кинжал. Ах, гад... Раз не получилось саблей, решил кинжалом? Остановившись, одноглазый быстрым отточенным движением с неожиданной силой бросил острое лезвие...
Олег Иваныч чуть дернул кончиком меча, и кинжал бандита с обиженным звоном воткнулся в растущее рядом дерево.
Обескураженный пират развернулся, снова намереваясь дать деру. Олег Иваныч предвидел такой поворот событий, поэтому не стал дожидаться, пока одноглазый наберет скорость, а, как только тот повернулся, с силой пнул его под коленку. Тот с воплем повалился на
траву, по которой тут же принялся кататься - до тех пор, пока не почувствовал своей шеей острый холод металла.– Гут, - усмехнулся Олег Иваныч, мучительно пытаясь вспомнить, как там по-немецки: "Вставай, иди!"
Впрочем, разбойник и так догадался, что от него хотят. Медленно, не делая резких движений, встал. Повернулся, повинуясь знаку. Олег Иваныч ловко - сказывался приобретенный в Новгороде опыт - спеленал ему руки ремнем, придерживавшим плащ. Плащ после этой процедуры пришлось нести на руке, что было не очень-то приятно в дождь, да зато спокойно! С эдаким-то фруктом ушки следовало держать на макушке.
Плененный не молчал, оглядывался, что-то выпытывал у Олега Иваныча по-немецки. Что - пес его знает. Потом вдруг присмотрелся, вздрогнул... Олег Иваныч чуть было не налетел на него, сплюнул:
– Ну, чего встал, дядя?
И тут вдруг одноглазый пират улыбнулся ему во весь свой щербатый рот, словно родному.
– Я ведь узнал тебя, господине, - по-русски ответил он.
– С острова ты бежал, от шишей. Те думали - сгинул!
– Да ты русский?!
– обрадованно воскликнул Олег Иваныч. Обрадованно это потому, что теперь отпадала всякая необходимость в посреднике, на роль которого он собирался пригласить Томаса или, на худой конец, Еленку.
– Садись-ка на камень. Поговорим. Что узнать хочу - ведаешь?
– Ни сном, ни духом, господине.
Примостившись на округлом валуне, пират с готовностью воззрился на своего пленителя. Его единственный глаз светился фальшивой радостью. Сидеть разбойнику было неудобно, все время ерзал - пытаясь удержаться на камне, а встать ему дозволено не было. Потому - ерзал...
Олег-то Иваныч не зря присмотрел по пути такой камешек, неудобный. У них, в РОВД, тоже такие стулья были - полуразваленные. Сядешь - и не знаешь, усидишь ли. Один раз на пол завалилась теща начальника, будучи приглашенной свидетельницей по одному пустяковому делу. Прибежавший после ее ухода начальник, кипевший праведным гневом, задал один вопрос: почему до сих пор не починены стулья? На что и получил ответ от капитана Кольки Вострикова. А ответ такой: находясь в данном кабинете, подозреваемый должен думать не о том, как половчее ответить на вопрос дознавателя, а о том только, как со стула на пол не сверзиться! Потому - ремонт стульев в кабинете - прямая подмога преступникам. Ловко ответил, стервец. Начальник не знал, что и молвить. Рот открывал только как рыба. А Олег Иванычу слова Колькины вона когда сгодились.
Потому и ерзал сейчас одноглазый на камушке. Ерзай, ерзай, собачий хвост!
– Говори, что про убежавших слышал? Поди, погоня была?
– Да ничегошеньки не знаю, господине. Аз грешный сюды, в Ревель-от, ране ишо был послан, Богоматерью клянусь, Тихвинской!
– Не погань языком своим святое имя, иначе враз головенку отрежу! Олег Иваныч замахнулся мечом, и шильник испуганно вжал голову в плечи.
– Точно не знаешь?
– Да клянусь...
– Ну, тогда не надобен ты мне боле, - Олег Иваныч недобро усмехнулся. Сдам я тебя городским властям, пущай башку рубят - про законы супротив пиратов, небось, слыхал?
Одноглазый пал на колени:
– Не губи, боярин! Может, еще пригожусь!
– За каким хреном? Вставай давай, а то прямо здесь прикончу. У, пиратская морда!
– Не торопись, князь, - пойманный неожиданно успокоился и вперился в Олега Иваныча единственным глазом.
– Я ведь и еще кой-что знаю. Для ревельского рата бесполезное, а вот для тебя... О Софье-боярыне сказать ли?
Софья? Олегу Иванычу показалось, что он ослышался. Ну откуда эта пиратская морда... хотя...
– Говори, собака!
– Олег вытащил меч.