Посвисти для нас

— Я называю вашего отца суперменом.

— Ну уж вы скажете! — Ёсико, глядевшая в окно машины, громко рассмеялась. — Он вечно занят. Мама всегда на него жалуется. Она говорит, что он минуты не может посидеть спокойно.

— И дома он тоже такой?

— В том-то и дело! Он терпеть не может сидеть без дела. Даже по воскресеньям он вызывает кого-нибудь из клинического отделения, чтобы поиграть в гольф или теннис. А в его возрасте…

— Да? — Эйити почувствовал легкое беспокойство. — И с кем же из нашего отделения он играет?

— А вы не знаете? — простодушно поинтересовалась Ёсико, прикоснувшись пальцами к повязке. — В гольф — с доктором Утидой или доктором Кандой, а в теннисе его партнеры Ёсикава-сан или Курихара-сан.

Утида, Канда и Ёсикава считались авторитетными людьми в клиническом отделении. Они были намного старше Эйити, намного раньше окончили университет. Так что с ними понятно. Но Курихара…

«Неужели этот тип вхож в дом Старика?»

Курихара пришел в клиническое отделение годом раньше Эйити. Его отец был президентом крупной фармацевтической компании. Как доводилось слышать Эйити, года два назад Курихара-старший попал к ним в больницу с язвой желудка, и профессор Ии целиком взял важного пациента на себя — лично провел обследование и прооперировал его.

— Курихара-сан часто у вас бывает?

Такси пробиралось к Синдзюку по запруженным транспортом улицам, время от времени останавливаясь на светофорах. Думая о Курихаре, Эйити представил флегматичное лицо буржуйского сынка, и его рот скривился, когда он спросил о нем.

— Да. Он очень хорошо катается на лыжах и обещал как-нибудь взять меня с собой.

— Здорово!

Эйити сказал «здорово», но ему стоило большого труда скрыть свою досаду.

«В отделении много молодых работает, — сказал про себя Эйити. — Но если Старик пускает в свой дом Курихару… может, он видит в нем женишка для своей дочки?»

Эйити помрачнел и какое-то время молчал. Если у тебя за спиной стоит папаша, ты всегда в выгодном положении. А мне, думал он, мой папаша-неудачник ни на грош ничем не помог. Вот и приходится пробиваться самому.

— Вы играли в теннис с Курихарой?

— Ну да.

Эйити представил Ёсико и Курихару в белых спортивных костюмах с ракетками в руках.

Они вышли из такси в Синдзюку. В отделе пластинок книжного магазина К. купили тот самый диск.

Но теперь Эйити, пребывавший совсем недавно в приподнятом настроении, страдал от уязвленного самолюбия. Оказывается, кроме мелких сошек вроде него, в клиническом отделении были люди, которые могли свободно общаться с профессором Ии и его семьей. И вполне может статься, что когда-нибудь среди этих людей сложится группа, которая возьмет под контроль судьбу Эйити и всех, кто ниже них.

Эйити сидел напротив Ёсико в кафе в большом книжном магазине и улыбался одним лицом.

— Значит, тебе нравится труба?

— Еще как! Будь я мужчиной, я бы обязательно этим занялась.

Напротив Эйити и Ёсико так же сидели за столиками с кофе и соком мужчины и женщины и о чем-то шептались.

— А на концерты вы ходите?

— Редко. Потому что дома меня пилить начинают, если я поздно прихожу.

— С Курихарой ходите? — с безразличным видом поинтересовался Эйити, поднося чашку с кофе к губам.

— Да, он раза два меня водил. Но ему больше нравится классическая музыка. Он пластинки собирает. У него классная коллекция.

Стараясь преодолеть охватившие его недовольство и досаду, Эйити быстро вычислял в голове, как действовать дальше. Самое правильное было бы стать одним из тех, для кого открыт дом профессора Ии, думал он. Еще один вариант — убрать с пути Курихару и самому завоевать эту девушку. Но излишне торопиться сейчас нельзя.

— Сколько еще мне носить эту ужасную повязку? — вдруг спросила она.

— Пока не пройдет воспаление, если оно есть. Но как сказал доктор Саэки, глаз не поврежден, так что, думаю, через пару дней можно будет снять. Но перед этим позвоните ему.

— Слава богу! В следующую субботу у меня смотрины. — Ёсико проговорила эти слова как маленькая девочка и рассмеялась как ребенок. — Я должна встретиться с женихом. Его подружка приведет. Как вы думаете: надо мне с ним встречаться, хотя я с самого начала решила ему отказать?

— Ёсико-сан! — Эйити впервые назвал дочь своего шефа по имени. — Наверное, у вас есть кто-то другой, кто вам нравится?

— Вот уж нет. Начнем с того, что я страшная эгоистка.

Кафе стало заполняться людьми, поэтому они решили уйти. Эйити предложил Ёсико проводить ее до дома, но та покачала головой: у нее еще есть дела, и потом она сама доберется на такси.

Расставшись с девушкой, Эйити с сожалением подумал, что за прошедший день большого впечатления на Ёсико он не произвел, следа в ее душе не оставил. Он потратил драгоценное время в такси и кафе на избитые, банальные разговоры. И упустил представившуюся ему редкую возможность.

«А раз так, — сказал он себе, — ты будешь таким же жалким балластом, как Тахара…»

Прошло три-четыре дня золотой осени. Клиническое отделение прожило их тихо и однообразно. Не было ни серьезных операций, ни резких изменений в состоянии пациентов.

Однако в душе Эйити начали происходить изменения. Его стало раздражать присутствие Курихары, которого до сих пор он почти не замечал.

В глазах Эйити и его молодых коллег Курихара ничем особенным в отделении не выделялся. Снисходительное выражение на лице выдавало в нем сына почтенных родителей. Он был в хороших отношениях со всеми, мягок в обращении, улыбчив и в то же время не имел ничего примечательного, привлекающего внимание. Эйити не помнил, чтобы Курихара хоть раз высказал что-то оригинальное на научной конференции или собрании в клиническом отделении. Люди его сорта, поработав немного в университетской клинике, обычно шли по стопам своих отцов и получали место директора больницы или частной клиники. А раз у Курихары за спиной стояла крупная фармацевтическая фирма, Эйити и его коллеги полагали, что в будущем он переберется туда.

После встречи с Ёсико этот папенькин сынок стал раздражать Эйити. У него было предчувствие, что Курихара, хотя тот об этом даже не подозревал, станет одним из препятствий на пути его карьеры.

«Ну, погоди у меня! — бормотал про себя Эйити всякий раз, когда Курихара попадался ему на глаза в отделении или кабинете сестер. — Если ты знаком с дочкой профессора, это еще не значит, что станешь здесь крупной фигурой…»

Но избавиться от беспокойства в душе, лишь повторяя эти слова, не получалось, и неприятный осадок не проходил.

Казалось, золотая осень будет и дальше протекать тихо и спокойно, но ее плавное течение было прервано непредвиденным событием.

Утром, когда Эйити направлялся в кабинет медсестер, старшая сестра, запинаясь, окликнула его в коридоре:

— Э-э… Одзу-сэнсэй! Тут такое дело… Пациент Тахары-сэнсэя…

— Тот пожилой?

— Ну да. Мне сказали сменить ему лекарство. Вместо бетиона, которым его лечили, давать этамбутол.

— Сменить лекарство? Кто вам это сказал?

— Тахара-сэнсэй. Но ведь я помню: Ии-сэнсэй распорядился давать бетион. Как вы думаете, он согласился, чтобы поменяли лекарство?