Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
Я притаился за колонной. Когда он ушел, донья Анна сказала:
— Я знаю, мой отец велел тебе оставаться со мною, но, прошу тебя… мне хотелось бы немного побыть наедине с моей матерью.
Лицо дуэньи Люпэ исказила гримаса обиды, как будто она целиком съела лимон.
— Я подожду в карете. А вы сами объясните командору причину.
Дуэнья ушла, и я понял, что пора действовать, поскольку времени у меня очень мало. Я приблизился к донье Анне. Она рыдала, закрыв лицо ладонями.
— Донья Анна… я должен поговорить с вами.
Она взглянула на меня в испуге и попыталась
— Вам нет необходимости скрывать свои чувства. Я здесь лишь для того, чтобы отплатить вам за ту доброту, которую вы проявили ко мне у маркиза.
— Вам следует немедленно уйти, пока мой отец не вернулся.
— Прежде чем уйти, я должен вас предупредить. Отвергая любовь маркиза, вы рискуете своим благополучием. А может быть, даже жизнью.
— Я не могу лгать в любви.
— Ваше замужество разобьет сердца многих мужчин в Севилье, но у вас не будет лучшего защитника и благодетеля, чем маркиз.
— И чье же сердце будет разбито?
— Их слишком много, чтобы я мог назвать, однако в любви, как и в жизни, выигрывает только один, а все остальные — проигрывают.
— Я не хочу быть в числе проигравших.
— Трудно представить себе лучшую партию, чем маркиз. Разве что сын самого короля…
— Титул и положение не значат для меня ровно ничего.
— Маркиз сумеет окружить вас всяческой роскошью.
— Мне не нужна роскошь, — презрительно сказала она.
— Вас отталкивает его возраст?
— Меня отталкивает пустота его сердца… Вы же видели, он не испытывал ни малейшего сострадания по отношению к своему другу… — Она с тревогой огляделась по сторонам и добавила: — …К вашему другу, который погиб во время боя быков.
Это последнее замечание впервые зародило в моей душе надежду, что донья Анна не вполне равнодушна к моей персоне. У меня перехватило дыхание.
— Вы любите другого? — спросил я напрямик.
— Я никогда не встречала человека, который не лгал бы, признаваясь в любви, — ответила она, глядя прямо мне в глаза.
Теперь настал мой черед смущенно отвести взгляд.
— Если вы не примете предложение маркиза, вам придется бежать из Севильи, чтобы спастись от его гнева.
— Мне некуда бежать.
— Но здесь вы не будете в безопасности.
— Незамужняя женщина лишена права жить самостоятельно, если она не монашка или не проститутка. А я не отношусь ни к тем, ни к другим.
— В таком случае, самое мудрое решение для вас — это ответить на любовь маркиза. Поверьте, его чувства по отношению к вам вполне искренни.
— Зато мои чувства по отношению к нему никогда не будут такими же. В отличие от некоторых, я не смогу притворяться влюбленной.
Я понимал, что маркиз никогда не добьется того, чего он жаждет, и уже видел круги ада, который он готовит для нее. Я хотел сказать, что моя любовь к ней неподдельна, но совсем близко услышал шаги командора и поспешил укрыться за надгробием.
— Где дуэнья Люпэ?
— Я хотела побыть наедине с матерью. Я отослала дуэнью в карету.
— Ты никогда не должна оставаться без присмотра. Немедленно ступай в карету!
Донья Анна послушно удалилась, напоследок бросив тревожный взгляд в мою сторону.
Сидя в
своем укрытии, я услышал, что командор поменял свечу и преклонил колени, чтобы помолиться. Однако его слова были обращены не к Богу, а к покойной супруге.— Каталина, душа моя, слышишь ли ты меня? Что я наделал! Виною всему была моя любовь к тебе. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал тебя, не тосковал по тебе… Пусть лучше наша дочь никогда не знает любви, чем страдает, потеряв ее.
Он замолчал. Его любовь к жене и к дочери глубоко растрогала мое сердце. Величайшая несправедливость заключается в том, что лишь немногим выпадает счастье найти свою любовь. Но даже тех, кому посчастливилось ее найти, рано или поздно разлучает смерть. Любовь — загадка. Почему одним она дарит свое благословение, а другим посылает проклятие?
— Я не знаю, сумеет ли она когда-нибудь простить меня… — продолжал командор. — Я был вынужден уступить шантажу маркиза и согласиться на дьявольскую сделку. У него темная душа, и я боюсь за нашу дочь. Прошу тебя, пожалуйста, помоги ей. Умоляю тебя, любовь моя…
Через какое-то время я услышал, как звякнула задвижка на входе в часовню, и похолодел при мысли, что могу оказаться здесь взаперти. К счастью, командор позвал священника.
— Падре! Вам не составит труда запереть часовню?
— Охотно это сделаю, дон Гонсало. Вам понравилось ваше надгробие?
— Итальянский скульптор отлично справился. Вы были правы, когда рекомендовали его мне…
Пока они, стоя снаружи, обсуждали мастерство скульптора, я выбрался из своего укрытия и тоже посмотрел на надгробие командора. Скульптура была очень похожа на оригинал, только лицо казалось более молодым и симпатичным, а волосы и усы — более длинными. Голова рыцаря покоилась на подушке. Каждая деталь — руки, шпага, которую он придерживал на груди, и даже оборки воротника — были искусно высечены из белого мрамора. Потом я перевел взгляд на скульптуру его жены, выполненную не менее тщательно. Лицо женщины было таким же округлым и гладким, как у доньи Анны, хотя мрамор и не мог передать живого тепла ее кожи. Мать выглядела немногим старше собственной дочери.
Я осторожно прошел к двери и, спрятавшись за колонну снаружи, бросил прощальный взгляд на фигуру женщины, преклонившей колена. Впервые со времен моего детства с моих губ слетели слова молитвы:
— Пожалуйста, защити ее от маркиза!
Я поддался этому порыву неожиданно для самого себя, поскольку считал, что давно успел потерять всякую веру. Стоя за колонной, я слышал шаги и негромкий разговор командора со священником.
— Надеюсь, вы не допустите, чтобы свеча над могилой моей жены опять погасла.
— Примите мои извинения, дон Гонсало, я позабочусь об этом.
Покидая церковь, я видел, как отъезжает красная карета доньи Анны. Я возвращался пешком и, несмотря на это, добрался до дома раньше Кристобаля, чему весьма обрадовался. Когда я достал свой дневник из тайника в полу и сел за стол, чтобы записать эти события, то обнаружил, что замок в ящике стола сломан. Кое-кто хотел почитать мои записи и, не имея возможности их купить, надумал украсть. К счастью, шпионы не обнаружили моего тайника.