Повелитель корней

Даже не вспотели.

Тут залп.

Там.

И готово.

Берослав же, в отличие от своих подчиненных, не радовался этому затишью. Потому как не понимаю замысла.

Германцы чего-то ждут?

Чего? Здесь, в лагере, припасов было до осени, и они, весьма вероятно, об этом догадываются. Да и как не разглядеть эти склады с амфорами и дровами? А германцы земель не вспахали по весне, и им требовалось идти дальше — разоряя орды сарматов. Поэтому любое промедление действовало им во вред, особенно продолжительное.

Или нет?

Или он чего-то не знал?..

Самым уязвимым местом в текущей диспозиции являлся нижний брод. Тот, что располагался в районе еще не существующего Киева. Потому что стоял «открытый» и сил удерживать еще и его у Берослава не имелось.

Да, связь с сарматами он поддерживал. Вон –возле лагеря постоянно крутилось несколько десятков всадников для связи. Из числа общинников орды Гатаса. Они же вели постоянное наблюдение за тем бродом.

Более того — даже пытались проводить разведку на правом берегу. Но безуспешно. Конница германской знати достаточно оперативно реагировала и сбивали такие вылазки, не позволяя сарматам оценить масштаб сил и их расположение.

Или нет?

Берослав проверить слова сарматов не мог, равно как и доверять им вслепую. Держа в уме тот факт, что еще совсем недавно они являлись поработителями и очень болезненно реагировали на него и его людей. Так что, даже если Гатас с матерью и дружиной сохранял лояльность, то его орда могла чудить…

— Не нравится мне все это… — в бесчисленный раз произнес князь, рассматривая наброски карты ранним утром. Затемно. Что, впрочем, не мешало Берославу проводить совещание в своем шатре, после очередной ложной тревоги.

— Ситуация как ситуация, — пожал плечами Маркус. — Они испугались и медлят. Пытаются нас запугать. На Дунае они часто так делали в бытность мою опционом.

— Как давно мы получали весточку из Оливии?

Маркус нахмурился и скосился на Путяту.

— Прошло не так много времени, — ответил тот, вместо купца.

— Никак нет. Много. Очень много, — медленно произнес князь, рассматривая блокнот с заметками. — Мы договаривались на корабль или хотя бы лодку каждые пять дней. Чтобы на участки от Оливии до нас постоянно ходило туда-сюда несколько таких связных «посудин». Просто потому, что, если Оливия падет — нам отсюда нужно будет очень быстро уходить.

— А если падем мы?

— То я бы не стал рассчитывать на Оливию и ее стены. Ее обложат и возьмут. Город-то относительно небольшой, и укрепления у него устаревшие. Это вообще показатель — если крепость в состоянии взять кочевники, значит, она слабая либо у нее руководство не держало подходящих припасов. А Оливия… ее ведь уже брали кочевники и неоднократно. Так что… — развел князь руками. — Тем более что векселяция численно невелика и значимого сопротивления оказать не сможет.

— Ты слишком плохого мнения о городе, — нахмурился Маркус.

— Ты видел мои укрепления в Берграде?

— Разумеется. Но никто не делает так как ты.

— И кто запрещает так делать?

— Кхм… так ты думаешь, что Оливия не устоит?

— Если к ее стенам подойдет армии остгётов, визигётов и квадов… ей конец. Боюсь, что она будет держаться ровно то время, пока делают лестницы для штурма. Впрочем, даже одна такая армия может справиться.

— Рядом войска Боспорского царства.

— Караулят брод. Да, я знаю. Ты рассказывал. Это должно спасти ситуацию, так как германцы не решатся поворачиваться к ним спиной. А если решаться? Как скоро войско Боспора сумеет перейти через брод и ударить? День? Два? Они вообще решатся?

— Не знаю.

— И я не знаю. Так что мне и нужны были те корабли, чтобы быть в курсе происходящего.

— Так может нам самим корабль отправить? — спросил отец. — Чего ждать?

Медлить не стали.

Так что еще затемно корабль отправился вниз по Днепру.

И если здесь — у верхнего брода германцы просто не успели отреагировать, то там — у нижнего, в районе несуществующего еще Киева, неповоротливое транспортное средство лишь чудом избежало захвата. Утром по туману в последний момент отвернуло возле брода, по которому шла армия.

Первую минуту ничего не происходило.

Вообще.

А потом в корабль полетели стрелы и дротики. Кто-то из германцев, умеющий плавать, даже попытался добраться до корабля, но… тщетно. Все произошло слишком быстро, чтобы командование этих варваров успело отреагировать.

Да и куда ему? Оно ведь где-то уже на левом берегу в голове колонны болталось. И лишь по крикам да нездоровому движению поняло, что к чему… несколько минут спустя. Но было поздно.

Впрочем, посыльный корабль не смог быстро вернуться. Из-за слабого ветра. Гёты успели раньше. Сильно раньше…

— Завтра они все свое войско перетащат на этот берег, — мрачно констатировал Берослав, глядя на германцев, разбивающих лагерь где-то в полукилометре от них.

Все на «мостике» промолчали.

— Потом они начнут обносить нас внешним валом. Чтобы не убежали. Не так ли?

— В битве при Алезии так поступали мы, а не варвары, — заметил Маркус.

— Все течет, все меняется. К тому же ты можешь поручиться, что ими командует варвар?

— Думаю, ты сгущаешь тучи. Германцы нетерпеливы. Они не любят долгих дел. Даже тут, — махнул он на левый берег. — Не представляю, каких усилий им стоило столько дней подряд выходить и строиться.

— Это, третье войско, — указал Берослав на лагерь неприятеля, что разбивали на их берегу. — Разве нет?

— Ну… я не знаю… — несколько растерялся Маркус.

— А что тут знать? Ваши лазутчики сообщили, что германцы формируют три войска: визигётов, остгётов и квадов. Каждое примерно по пять тысяч человек. Там, на правом берегу, очевидно, людей сильно много для одной армии. Явный перебор. Значит, их там две. А это кто? Те, кто должен осаждать Оливию? Сам же видишь — здесь их немало.

Маркус промолчал.

— Взяли ее или нет — неясно. Но это неважно. И если раньше нам нужно было драться против вдесятеро превосходящей нас толпы, то сейчас уже в пятнадцать.

— Около тысячи мы уже ранили или убили, — заметил Маркус.

— Да. Нам всем от этого стало намного легче, — с особым по ядовитости сарказмом в голосе согласился с ним князь.

Все помолчали переглядываясь. Берослав же продолжил:

— Внимательно слушаю ваши предложения.

— Но это же ты верховный ведун Перуна, — заметил Борзята.