Повелители лошадей

— Кахан! — прошептал большой грубый хан, находившийся рядом с Коджей. Собрание отозвалось эхом на слова этого человека, как дуновение духа ветра. Несколько человек резко опустились на колени, склонив головы перед своим воскресшим лидером. Шагадай медленно повернулся к своему повелителю, его глаза расширились от шока и страха.

Ямун проигнорировал похожего на волка хана. Протиснувшись мимо Шагадая, он медленно, но уверенно направился в центр курултая. Ямун все еще был бледен, и было ясно, что каждый шаг отнимает у него немного сил. Его лоб блестел от пота при каждом шаге. Тем не менее, кахан ни разу не дрогнул. Наконец, Ямун добрался до центра круга, слегка покачиваясь на ногах. Он повернулся и окинул взглядом лица присутствующих ханов. — Итак, кто будет каханом? — потребовал он, словно был каким-то мстительным привидением.

Никто не ответил. Казалось, никто не мог оторвать глаз от кахана.

Коджа посмотрел в сторону Баялун. Она снова улыбалась той же, слегка торжествующей улыбкой, которая появилась на ее лице раньше. Рядом с ней Джад наблюдал за ханами, его улыбка была такой же торжествующей, когда он выискивал малейшие признаки сопротивления.

— Никто не будет каханом, кроме тебя, дорогой муж, — дипломатично сказала Баялун. — Но некоторые, считая тебя мертвым, жаждали нового кахана. Все взгляды обратились к Шагадаю. Его худое лицо побледнело. — Они забыли то, что положено, и призвали Чанара стать каханом, игнорируя твоих собственных сыновей. Они даже не стали дожидаться тридцатидневного траура, как того требует традиция. Баялун для убедительности постучала посохом по земле.

Шагадай нервно зашагал, стараясь незаметно вернуться на свое место. Те ханы, которые аплодировали его словам, очень тихо сидели на своих местах, не делая ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Ямун повернулся к дрожащему Шагадаю, пригвоздив его к месту своим свирепым взглядом. Те, кто стояли между ними, отошли в сторону. — Эти слова правдивы, — прорычал кахан.

— Великий Господин, — пробормотал Шагадай, падая на одно колено и склоняя голову. — Я делал это для блага твоего народа. Хубадай нападает на Семфар, пока мы сражаемся с Хазарией. Нам нужно руководство.

— А мой сын не годится для правления. Это государственная измена.

Дворяне перешептывались в испуганном беспокойстве. Однако никто не осмелился повысить голос в знак протеста.

— Муж и сын, — вмешалась Баялун, — он действовал на благо Туйгана. Если бы Шагадай знал, что ты жив, он бы так не говорил.

— Только глупец держит клюющего ястреба близко к глазам, — сердито возразил Ямун, используя старую пословицу, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Подобно ястребу, Шагадай напал на меня. Он предал меня. Ямун шагнул туда, где съежился хан.

Прежде чем кто-либо успел возразить, Ямун выхватил свой меч и нанес удар. Меч пронзил грудь хана. У Шагадая вырвался сдавленный вздох удивления, затем он рухнул на землю, из его раны хлынула кровь. Умирающий человек дергался, но, в конце концов, затих. Ямун, измученный усилием, оперся на меч, его острие было в грязи, по лезвию стекала кровь.

Какое-то мгновение никто не произносил ни слова. Ханы, прежде столь громогласные, не желали навлекать на себя гнев Ямуна. Восстановив дыхание, кахан мрачно оглядел собравшихся, выискивая кого-нибудь, кто мог бы оспорить его действия. Слуги поспешили вперед и оттащили тело, заметая грязью темное пятно крови на земле.

— Вам сказали, что я погиб в бою, — наконец, сказал Ямун своей встревоженной аудитории. — Это была ложь — кахан не умер. Ямун вытер окровавленный меч о свою мантию. — Я оставался скрытым по своему собственному приказу. Я хотел, чтобы вы, мои верные ханы, считали меня мертвым.

— Почему, Великий Хан, почему? — нерешительно спросил один из ханов, сидевших рядом с Джадом.

— На меня напали наемные убийцы. Я был ранен, но я жив. Тейлас защитил меня от этого злого нападения. Он остановился, чтобы собраться с силами. Внезапно все увидели его слабость.

— Кто сделал это? — крикнула Баялун. Она огляделась по сторонам, ожидая ответа.

— Хазарцы! — ответил один из присутствующих со стороны Джада. Коджа внезапно почувствовал себя неуютно, беззащитным. Командир, стоявший рядом со священником, слегка повернулся, держа одну руку на рукояти меча. С другой стороны, рыгающий хан отодвинулся назад, не желая сидеть слишком близко к ламе.

— Нет, не Хазарцы, — отрезал Ямун. — Именно Хазарец спас меня от убийц. Лама Коджа сражался, чтобы защитить меня от нападавших. За это я сделал его своим андой. Ханы по обе стороны от Коджи посмотрели на него с удивленным уважением.

— Кто же тогда? — спросил один из ханов.

— Ты хочешь увидеть моих убийц? — спросил Ямун, изображая нежелание отвечать. Ослабевший от усилий говорить, кахан закрыл глаза. Волна одобрительных возгласов ханов слегка потрясла его. Он медленно занял пустое место между Джадом и Баялун.

— Тела! Да, мы посмотрим тела, — крикнул командир рядом с Коджей, призывая окружающих его ханов присоединить свои голоса к его крику. Шум быстро разрастался по мере того, как ханы с обеих сторон выражали свое возмущение. Ямун откинулся назад, уверенный, что ханы все еще следуют за ним.

— Тела, принесите тела! — скандировали все громче.

Ямун поднял руку, призывая к тишине. — Верные ханы, — прокричал он сквозь затихающий грохот, еще больше напрягая резервы своих сил. — Вы их увидите. Сечен, давай сюда убийц.

За те короткие мгновения, которые потребовались, чтобы принести мрачный сверток, Ямун откинулся на спинку сиденья. Кахан, Джад и Гоюк быстро посовещались между собой.

Сечен вернулся, неся окровавленный коврик, и с глухим стуком уронил его к ногам Ямуна. Волна предвкушения прокатилась по благородным ханам.

— А теперь посмотрите, кто напал на вашего кахана, — торжественно объявил Ямун. — Нечистое существо и человек! Носком сапога кахан осторожно отодвинул край ковра в сторону. Видимая волна загрязнения и разложения, отмеченная тучей мух, поднялась от разлагающихся тел. У собравшейся группы спонтанно вырвался вздох изумления. — Зверь! — прошипел голос, полный отвращения. — Они посылают зверей, чтобы убить нашего кахана!

На ковре лежали два тела — «ху сянь» и волшебник. Некогда яркий мех лисицы стал жестким и тусклого цвета. Его раны, более страшные в смерти, были запавшими, края мягкими и черными. От них расходились темные пятна гниения, покрывая кожу под щетинистым мехом. Глаз не было, их выклевали птицы. Багровый язык, сухой и потрескавшийся, высунулся изо рта. Человек рядом с ней так же разложился, перерезанное горло посерело и покрылось коркой.

Баялун задохнулась: — Афрасиб! Она быстро закрыла рот и избегала взгляда Ямуна. Ее лицо было бледным. Наклонившись, она прошептала что-то одному из ханов, стоявших рядом с ней. Он кивнул и скрылся из виду.

— Кто они? — крикнул худой, рябой хан, проталкиваясь сквозь своих товарищей, чтобы поближе рассмотреть трупы. Остальные ханы бросились вперед вслед за ним.

— Зверь — это «ху сянь», порождение Шу Лунг, — объяснил Джад. — Другой — волшебник Афрасиб. Принц замолчал, давая ханам возможность самим сделать выводы.