Повторение пройденного

И верно, никому из нас и в голову не пришло, что в бронетранспортере наверняка скрывался не один немец. Даже если перебить всех остальных, бронетранспортер уйдет с теми, кто сидит сейчас в нем.

Капитан взглянул на моего младшего лейтенанта, и Заикин словно понял его.

– Пошли, что ли, сержант!
– крикнул он влево.
– Наперерез. Гранаты есть?

Заикин вытянул из карманов шинели две гранаты, взял их в одну руку.

Сержант молчал. Тело его сползло в воду, на дно окопа. И только голова с кроваво-синим пятном под глазом прикинулась к земляной стенке окопа и застыла. Из пятна сочилась кровь.

Капитан бросился к сержанту, выхватил из воды автомат:

– Я пойду, давай гранаты...

Заикин беспрекословно сунул ему гранаты, и капитан, словно кошка, выпрыгнул из окопа к лесу.

– А этих вы добивайте!
– крикнул он на ходу оставшимся в окопе солдатам.

Заикин рванулся куда-то в сторону, ударился лицом в грязь, чертыхнулся и стал вылезать из окопа вслед за капитаном. Я полез за ним.

По лесу мы бежали уже не пригибаясь, и капитан даже не удивился, что мы скачем за ним:

– Давай скорей, наперерез! Вон туда к столбу! Лишь бы успеть!

На опушке леса он споткнулся и полетел вниз под откос к дороге, поднимая руки с автоматом и гранатами.

Мы с Заикиным еле успевали за ним. И вот мы уже в придорожной канаве у столба со сбитым указателем.

– Тише дышите, черти!
– шептал капитан, а сам, как и мы, еле сдерживал дыхание.

Слева по дороге полз бронетранспортер. До него оставалось метров сто, не больше. А мотоцикл? Есть ли за ним мотоцикл? Мы старались разглядеть его, но мотоцикла не было видно. Не видно и пеших немцев. Значит, молодцы наши, добили всех. Или добивали - вдали еще слышны выстрелы.

Бронетранспортер подходил все ближе и ближе к нам.

– Не стреляйте, сначала я, - шепнул капитан, стуча зубами.

То ли от ожидания, то ли от страха его всего трясло.

Мы замерли, прижавшись к земле. Еще минута. Шум мотора все слышнее.

– Спокойствие, главное - спокойствие, - шептал капитан.

Я взглянул на Заикина. Младший лейтенант был сосредоточен и только одним глазом смотрел на дорогу. Второй глаз у него был прищурен, словно он собирался стрелять. Но стрелять пока некуда и целиться некуда. Бронетранспортер полз, лязгая гусеницами, по дороге. Вот он уже совсем близко - двадцать пять, двадцать, пятнадцать, десять метров...

Дорога грохотала, шумел мотор, тяжело сопели капитан и мы с Заикиным.

– Ложись!
– крикнул капитан и бросил две гранаты.

Удар! Треск! Лязг металла!

Капитан схватил автомат и начал стрелять. Из бронетранспортера выскакивали немцы - один, второй, третий. Они валялись, и мы с Заикиным тоже стреляли: он из пистолета, я из автомата.

Бронетранспортер дымил. Шесть немцев уже лежали возле него. Мы замерли - выжидали. Может, будут еще? Но из машины никто не показывался.

Заикин первым предложил:

– Посмотрю...

– Подожди!
– рявкнул капитан.
– Отдохни минутку...

У него тоже не хватало сил подняться. Он улыбался - беззаботно, совсем не по возрасту.

– Ну ладно, иди!
– сказал он через минуту Заикину.
– Тихо.

Заикин вылез на дорогу.

В моей фляжке была водка.

– Возьмите, - предложил я капитану.

– Вот спасибо, дорогой! Вот спасибо!
– Капитан сладко чмокал, повторяя: - Еще глоточек... Вот теперь в самый раз.

– Дай и мне.
– К нам в канаву спустился Заикин.
– Там еще водитель. Готов!

Он взял фляжку, сделал несколько глотков, сказал: "Гадость!" - потом возвратил мне:

– Хорошо. А ты что ж?

Теперь можно и мне. Два глотка - и фляжка пуста. Я надел ее на ремень, рядом с подсумком.

– Двинулись?
– спросил капитан.
– Как там наши?

Мы вылезли на дорогу. Уже отойдя от бронетранспортера шагов на двести, капитан вспомнил:

– А документы? Пойди сбегай. На всякий случай. Мы подождем.

Я возвратился к машине. Расстегивал шинели, пуговицы нагрудных карманов. Считал про себя: раз, два, три, четыре, пять... У шестого в нагрудном кармане было пусто. И в другом - пусто. Пришлось расстегнуть гимнастерку, отколоть булавку. Шесть. Седьмой в машине. Я полез туда. Отвалил немца от смотровой щели. Отвалил с трудом. Руки его застыли на рычагах. Теперь - семь.

Когда я возвратился к офицерам, услышал их разговор:

– А до войны?
– спрашивал Заикин.

– В ВУАПе работал. Не знаете такую организацию?

– Не слышал.

– Всесоюзное управление по охране авторских прав. Была такая.

– Сколько же вам?

– Пятьдесят седьмой.

Он заметил меня. Спросил:

– Взял?

Потом как-то виновато взглянул на Заикина:

– Вы не против, товарищ младший лейтенант, если я с собой их?.. Вам ведь все равно, вы воюете, а для меня это первый и, наверно, единственный случай...

Заикин благородно согласился:

– Передай документы убитых капитану.

Я передал.

– Вы не обижайтесь.
– Капитан спрятал документы в карман.
– Случай такой... Сами понимаете...

Мы возвратились к своим и стали хоронить убитых. Сержанта. Еще двух солдат. Трое трофейщиков были ранены, но легко. Они трудились вместе со всеми. Для облегчения дела могилу решили не рыть. Положили убитых в боковую часть окопа и засыпали землей.

Все равно этот мокрый немецкий окоп никому уже не потребуется.

Потом попрощались:

– Бывайте!

– Бывайте!

Финчасть и остатки трофейной команды пошли в одну сторону, мы - в другую.

Начало смеркаться. С сумерками подул ветерок, пробирающий до костей. Мокрые шинели и штаны похолодели. В комбатовских сапогах и моих ботинках хлюпала вода.

– А жаль, что я так и не спросил фамилию, - произнес Заикин.

– Чью?

– Да капитана этого.

Потом мы одновременно вспомнили про то, о чем оба забыли:

– А третий пост?

Вернулись, благо недалеко. Развилка дорог - хороший ориентир, а свежая могила на опушке леска - теперь памятное место. Отметили его на карте. Сюда удобно тянуть ход. И обзор вокруг отличный. Вдали виден Бреслау - все в том же зареве пожаров и в темных облаках.