Повторение пройденного

– Ты не злись, - вдруг сказал Заикин.
– Я же не знал, что у вас это самое, ну всерьез... Мне уже и так попало. Соколов, думал, съест. Говорит: "Иди и извиняйся, подлец!" По старым порядкам - перчатку, мол, тебе! Дуэль! Не злись! Договорились?

– Договорились.

Вдруг Заикин застеснялся совсем по-детски:

– А у тебя есть ее фотография? Покажи, пожалуйста!

– Нет.

Фотографии ее у меня действительно не было.

Зарево пожаров над Бреслау освещало обратную дорогу. Вот уже последняя тропка, и мы опять месили грязь, сокращая путь по полю.

На земле лежала убитая лошадь.

Двуколки уже не было. Видно, старшина уехал. Только лошадь - темной тушей в темноте. Блики пожаров играли на ее рыжей шкуре.

– Слушай, я весь день тебя ищу, - обрадовался Вадя Цейтлин, когда мы вернулись к своим.
– Понимаешь ли, подсунули мне тут одно задание; так я хотел посоветоваться, по секрету, конечно...

– А что случилось?

– Да замполит поручил наградные писать. Мне, говорит, некогда, а тебе все равно нечего делать. Я и правда сегодня болтаюсь, как у знамени отдежурил. Вот по этому списку.
– И Вадя показал какую-то бумажку. Говорит, надо подвиги описывать, и покрасивей, а что писать, я просто теряюсь. И посоветоваться не с кем. Помоги!

Я мельком взглянул на бумажку. Почему-то первой увидел фамилию Протопопов...

– Не знаю, Вадя! Не знаю! Пиши что хочешь! А я - спать! Не могу, дико спать хочется!..

В медсанбате, куда мы ездили с лейтенантом Соколовым, нам сняли бинты. Мне - со спины и с ноги, Соколову - с головы. Весь следующий день лейтенант, по старой привычке, без конца накручивал на палец волосы. Значит, он был чем-то озабочен.

Мы только что закончили работу, и закончили ее быстро, не успев устать, и я не понимал, что происходит с командиром взвода.

Погода сегодня, не в пример другим дням, отличная. Солнечно, тепло! Мы шагали вдвоем по широкому светлому полю, и дышали свежим мартовским воздухом, и смотрели, как на другом берегу какой-то реки резвились дикие козы.

Впрочем, смотрел я, а лейтенант крутил волосы и шел рассеянно.

– Сейчас бы поохотиться, товарищ лейтенант, - сказал я, чтобы не молчать.
– Смотрите!
– И я кивнул на коз и на зайца, который выскочил из-за пригорка и, заметив коз, рванул в сторону.

– Охота, говоришь?
– произнес Соколов.
– А я вот все думал... Ладно, на вот, прочитай.
– Он достал из кармана письмо и протянул мне: Поскольку и тебя тут касается...

– От старшего лейтенанта?
– Я сразу узнал почерк Бунькова.

– От него, от него. Да ты читай, - повторил Соколов, останавливаясь.

"Мой дорогой Мишка!
– читал я.
– Ты и не представляешь себе, лохматая голова, как я обрадовался твоему письму. Спасибо тебе, триста раз спасибо! Ведь смешно сказать, но за все это время никто не вспомнил обо мне. Не говоря уже о том, чтоб приехать, хотя мы (я знаю, проверял) все время находимся по соседству - ведь 100 - 300 км - не расстояние. А главный наш мог бы и по рации связаться, если бы хотел. Но бог с ним. Главный, он дело знает, а сейчас это - первоочередное. Не до тонкостей. Война!

А ты пишешь, строптивый приятель, и за это я еще больше люблю тебя. Ты - душа, психолог, все понимаешь. А я одного, при всем желании, не могу уразуметь: почему ты не на моем месте, как я просил, просил всех, включая главного? Впрочем, я все понимаю, конечно. И ты понимаешь. Но, ради бога, прошу тебя: не обращай внимания на перестраховщиков. Ведь не все такие!.. Поверь, будет время - их не будет!.. Ну, а то, что ты написал о моем "подменном", о его выступлении на КСМ собрании - полный идиотизм. Кстати, совершенно невзначай я познакомился тут с "первопричиной" этого выступления. Ходят к нам тут девушки из расположенных в городе "хозяйств", помогают тяжелым, утешают. И вдруг - узнаю - она. Заверяю тебя, что наш юный Ромео не ошибся. Мы говорили с ней и о нем, в частности, и я понял: тут все хорошо, честно. А она сдержанна, тактична и приятна...

Я жив-здоров. Начинаю бегать, хотя эскулапы ворчат: покой! Но все равно я скоро вырвусь, и, надеюсь, в Берлин мы притопаем вместе. Не забывай меня и, пожалуйста, не кипятись, не хандри, не делай глупостей!

Если вы еще не перебрались далеко от "трудного орешка" под именем Бреслау, - может, вырвешься? На час, на минутку? И Ромео возьми, если захочешь и сможешь. Он повидал бы свою Джульетту. На всякий случай я ей сообщил, что пишу тебе об этом. Здесь же в госпитале находится наш Петров. Помнишь, которого славяне зовут Макакой?

Вот так.

Обнимаю, а приветов пока не передаю. Не знаю, кто меня помнит.

Т в о й М а к с и м".

– Прочел?
– спросил Соколов.

– Прочел, товарищ лейтенант...

– Так вот, я к комдиву не пойду, с комбатом говорить тоже не стану. А поехать к Бунькову надо. Мы - свиньи, и в конце концов Лигниц - рядом. Если хочешь, сходи сам к Катонину, отпросись. Я разрешаю. Минуя комбата младшего лейтенанта Заикина. Он человек новый, с Буньковым незнаком. И скажи, так и скажи: "Мы - свиньи, что забыли Бунькова..." Хочешь, друга своего возьми - Баринова. Он все же должность, комсорг. И замечу - хороший парень...

– А если майор спросит, почему не вы?..
– засомневался я.

– Наговори на меня как угодно. Скажи, что я об этом не подумал, что хочешь скажи. Только на письмо буньковское не ссылайся. Так как?

– Я пойду, сейчас же пойду, товарищ лейтенант. Как вернемся!

Мне хотелось задать Соколову еще один вопрос: почему же, в самом деле, он не стал комбатом, как просил Буньков? Но я не решился.

И сказал неожиданно для самого себя другое:

– А знаете, товарищ лейтенант, по-моему, младший лейтенант Заикин оказался смелым человеком! Тогда, когда мы с этими фрицами столкнулись и с бронетранспортером...

– Дорогой мой дружок!
– Соколов посмотрел на меня так, словно мы сидели в классе и он был учитель, а я - его ученик.
– Дорогой мой дружок! Добро и зло порой удивительно уживаются рядышком. Впрочем, это я не о младшем лейтенанте.

Наутро мы тянули теодолитный ход. Места знакомые. Те, где мы попали с младшим лейтенантом Заикиным в переделку.

– Хорошо! Удачно! Хорошо!
– говорил Соколов.

Судя по всему, он был доволен и выбранными нами ориентирами, и мною. Я ставил свою вешку на предельном расстоянии. Пусть колена хода будут длиннее.

Саша, Шукурбек, Володя и Соколов шли следом.

Конечно, наша работа - не бой. И прав Саша, когда говорил: начинается настоящее - нас просят в сторонку. Но удивительное дело: я был впереди и испытал от этого необъяснимое чувство. Превосходства? Может быть, да, и все же - нет. Просто я бежал со своей красно-белой вешкой вперед и знал, что от меня зависит работа других. Теодолитчик наведет теодолит на мою вешку, место для которой выбрал я, один я. Он снимет показатели с теодолита и вместе с вычислителем определит координаты этого места места, которое выбрал я. А потом на этих координатах будут трудиться наши звукачи и не знакомые нам артиллеристы, фоторазведчики и, может быть, даже штабные работники...