Поздний бунт. Андрей Старицкий

Увы, когда Елена возвратилась в свой дворец, ее ждало печальное известие.

–  Князь Михаил Глинский скоропостижно почил в Возе, - доложил дьяк Казенного двора.
– Мой лекарь определил: от сердечного недуга по старости своих лет.

Опечалилась Елена. Велела никого к себе не пускать. Даже Овчину-Телепнева. Не пустили и Андрея Ивановича, который хотел объяснить Елене, что Михаил Львович скончался вовсе не от сердечного недуга, а от голода.

Узнав о неудачном походе Андрея Старицкого к царице Елене, Иван Шуйский тут же устремился к нему со своим словом. Якобы хотел успокоить князя, на самом же деле ради того, чтобы основательно напугать его.

–  Не верь тому, будто причина смерти Михаила Глинского в слабом сердце и старости. Уморен он.

–  Знаю. Осведомлен уже.

–  Ты прости меня, князь Андрей, неразумного, - словно не услышал Шуйский сказанного Андреем Старицким и почти без паузы продолжал: - Не думал, не гадал, что так поступит Елена-блудница. Не мира ради позвала она тебя в Кремль, а морить в застенке. Теперь вот место для тебя освободилось. День-другой, и сядешь ты туда, где мучим был князь Глинский. Неволя пришла тебе думать о своем спасении и спасении своей семьи. Знай, я всегда поддержу тебя в трудную минуту.

–  Спаси тебя Бог, - ответил Андрей Старицкий, так и не решивший, верить Шуйскому или нет.

Проводив гостя, он задумался, пытаясь разобраться с боровшимися в нем желаниями: ускакать теперь же либо объясниться с Еленой начистоту. Выложив все, что услышал от князя Шуйского. «Объяснюсь, - сделал Андрей Иванович выбор, - и пусть Бог рассудит». Позвав ближнего своего боярина, велел:

–  Седлай коней. Пусть готовы будут и все мои бояре с дворянами к выезду. Дружина - тоже. Я иду к Елене-правительнице. Если не ворочусь к закату, уезжайте. Один тогда вам наказ: сохранить княгиню и сына моего Владимира.

–  Свят-свят.

–  Не причитай, бабам уподобляясь. Действуй расторопно и тайно. Выступайте не скопом, а незаметно. Парами или по трое. Не более того. Сам ты жди меня до самой последней возможности. Понял?

–  Еще бы.

–  А сейчас вели одеваться в лучшие наряды. Принарядившись, отправился в царский дворец князь Андрей, демонстрируя полную уверенность и спокойствие. Поднялся он по ступеням Красного крыльца, дошел до покоев царицы Елены и наткнулся на выставленные пики.

–  Не велено, князь, никого пускать. В тоске царица. «Коварная. В любой момент входи ты и княгиня», - мысленно передразнил Елену Андрей Старицкий и заспешил из дворца.

Он несказанно удивил своих слуг столь скорым возвращением и тут же, еще более озадачив, спросил:

–  Конь для меня готов?

–  Еще нет, князь.

–  Так готовьте быстро. Со мной отправится дюжина стремянных. Остальные пусть догоняют.

Первым узнал о бегстве князя Старицкого тайный дьяк и сразу же поспешил к царице. Увы, его тоже не впустили. Тогда тайный дьяк - к Овчине-Телепневу:

–  В бега пустился князь Андрей, не сказав слугам, к себе ли в Старицу, к Сигизмунду ли.

–  Ожидаемо, - стараясь не выдать своей радости, вроде бы задумчиво проговорил князь Овчина-Телепнев, затем добавил: - Погоню бы учинить, только без воли на то царицы Елены зело опасно.

–  Верно. Головой можно поплатиться. И без того ты, князь, много насамовольничал. И с Воротынским, и с Глинским.

–  Не дерзи! Язык велю отрезать!

–  Я не дерзю, я от неразумности остерегаю. А язык? Хочешь без ушей и глаз остаться, так казни.

–  Ладно. Ступай. Ты сам сказывал не единожды: твое дело донести известие. Думать же нам с царицей.

Однако и Овчину-Телепнева не пустили к Елене, как ни убеждал он стражу, что дело срочное, отлагательства не терпящее, не подействовала и угроза неминуемой кары за непочтение. Пришлось поворачивать оглобли.

Первым делом, когда Елена взяла себя в руки, она повелела:

–  Позовите князей Овчину-Телепнева и Андрея Ивановича.

Пришел, однако, в покои царицы только Телепнев. Хотел было привычно обнять Елену и поцеловать, но она, хоть и нежно, все же отстранила его.

–  После, князюшка. Сейчас Андрей Иванович пожалует.

–  Не пожалует. Он ускакал. Либо в Старицу, либо к Сигизмунду.

–  Выходит, оскорбился. Да, не успела я сдержать данное ему слово, так не моя в том вина. Господь Бог опередил меня, позвав к себе многострадального Михаила Львовича, - вздохнув, спросила с ноткой строгости: - Чего же не оповестил меня сразу?

–  Не впустили, моя царица, сослались на твой строгий приказ. Отправлю я дерзких за Вятку добывать пушнину.

–  Не посмей. Они исполняли мою волю. Виновна я. Меня и казни.

–  Выходит, тебя опалить? Поцелуем?

–  Да.

–  Но прежде вели слать погоню.

–  Погоди. Обними меня и поцелуй. А об Андрее после подумаем, как лучше поступить.

Настаивать на своем Овчина-Телепнев не стал, да и до того ли ему было, если его ждали ласки любимой? «Никуда Андрей Иванович не денется, - подумал князь.
– Вижу, скоро ему придет конец».

Андрей Старицкий ждал погони, поэтому дважды менял коней, выжимая из них все возможное - не верил, что Овчина-Телепнев не станет подталкивать Елену на решительные меры, - однако, доскакал до Старицы без помех.

И радость, и тревога переплелись при встрече его с княгиней и Хабаром-Симским. Дотошно они расспрашивали князя о тех событиях в Кремле, какие вынудили его укрыться в своей вотчине, когда же расспрос окончился, Хабар-Симский настойчиво посоветовал:

–  Вели мне, князь, встать верстах в пяти от Старицы в засаду. Место я уже подглядел.

–  Велю. А ты, - обратился князь к супруге, - отправляйся в Верею или в вотчину отца своего. Определи сама, куда посчитаешь лучшим, туда и поезжай.

–  В отцовскую вотчину лучше, - высказал свое мнение Хабар-Симский, и княгиня Ефросиния согласилась.

Утром добрая половина дружины и пара сотен смердов выступили из города, а спустя некоторое время миновал крепостные ворота и поезд с княгиней и княжичем Владимиром. Не зная достоверно, что происходит, горожане все же чувствовали неладное. Притихли настороженно и город, и посад.

Князю Андрею докладывали о настроении горожан и посадских, об их желании знать, что стряслось, но он и сам не знал, что его ждет.