Поздний Рим: пять портретов

Античному пониманию истории христианство противопоставило свою собственную философию истории. Эта область стала одним из важнейших полей битв между двумя мировоззрениями. Нельзя сказать, что христианская историография только абсолютно противостояла античной; она во многом ассимилировала ее опыт, который, однако, приобретал совершенно особое звучание в свете принципиально иной философско-исторической концепции. Имея фундаментом Ветхий и Новый заветы, опираясь на наследство, уходящее своими, корнями вглубь древнеиудейской традиции с её особенно острым переживанием временных и личностных аспектов бытия, христианская историография, освоив классические модели и античные правила сочинения, развивает новые представления о времени, структуре мира, истории и месте человека в ней. Она разрывает традиционный для античности круг исторического движения. История приобретает линейность, направленность, движется от сотворения мира к последнему пришествию, обретая тем самым начало и конец. Лишь за пределами собственно земной истории бытие спасенного человечества должно было быть космологизировано, слившись с бытием божественного мира. Показательно, что все события, представленные в христианском Писании, представлялись сторонникам новой религии глубоко историческими. И Бог-сын, и его мать, и пророки, и апостолы жили на земле в определенное время, а не во вневременном пространстве, как античные боги, проходили определенный жизненный путь. Ведь все персонажи Библии — действующие лица разворачивающейся во времени драмы, где каждый не только носитель отвлеченного качества и не знающего пощады античного рока, но прежде всего исторический персонаж с присущей ему волей и своеобразием личностной судьбы. В христианской интерпретации жизнь каждого человека представляет собой крохотный фрагмент всемирной истории. Вместе с тем пути истории неисповедимы, как неисповедимы и деяния бога, кроме него никто не может охватить ее целиком, а следовательно, и познать, выявить ее смысл. «Отцы церкви» взяли на себя решение задачи разбить историю на обозримые периоды, смысл которых можно было бы понять хотя бы в общих чертах. Эти усилия завершил Августин, разделивший историю на шесть веков соответственно шести возрастам человека, шести дням творения.

Однако и «отцы церкви» и христианские историки не могли отказаться полностью и от политической концепции истории. Другое принятое в христианской историографии подразделение истории — на Вавилонское, Мидийское, Персидское, Македонское и Римское царства — является по существу своему политико-религиозным. Христианские историки вынуждены были вписать реальную историю, известную из сочинений их противников, в библейскую историческую схему, включив туда и свою современность, ибо только так историография могла стать сильным, действенным оружием в борьбе за победу новой идеологии и политическое торжество христианства. Не случайно христиане начинают активно утверждаться именно в этой традиционной для античности идеологической области, стараясь всеми силами включить римскую историю в библейский канон, подтвердить ею истинность своего вероучения.

Языческое общество, кроме новообращенных, практически не было знакомо с библейской историей, которая и не могла его заинтересовать, так как была для него «периферийной», «сектантской» и «варварской». Римская история имела свои неоспоримые вершины в лице Тита Ливия, Тацита и Светония. Многие из государственных и политических деятелей Рима заполняли свой досуг созданием произведений исторического характера, что было почетно и широко принято. Продолжил эту традицию и один из последних защитников язычества — Аврелий Симмах, автор «Римской истории».

Во II–III вв. в христианской литературе шла подспудная работа, подготовившая «взрыв» христианской историографии IV в. Известный итальянский исследователь Л. Момильяно полагает, что в этом «взрыве» сказалась одержимость христиан идеей взять верх над Римской империей и сделать невозможным возобновление преследований и гонений их церкви. В 313 г., когда был издан Миланский эдикт, была обнародована и «Церковная история» Евсевия Кесарийского, биографа Константина Великого, которая вскоре была переведена на латинский язык. Около 316 г. появилось сочинение христианского апологета Лактанция «О гибели преследователей», в котором речь шла о печальных исторических судьбах гонителей христианства. Евсевий поставил целью раскрыть путь осуществления божественного провидения, соединяющий библейско-христианскую и языческую истории как изложения прямого и косвенного спасения человечества. «История» — это первая подлинно универсальная история, но проинтерпретированная не как мировая, а как церковная. В дальнейшем христианская историография, как позднеантичная, так в особенности средневековая, приняла «Историю» Евсевия за образец и в отношении общей концепции, и по методам изложения. Евсевий отходит от риторической традиции, апеллируя к собственному опыту и подлинным документам, особенно церковным. Тем самым он создает новую модель исторического описания, которая пришлась по душе средневековым историкам, тесно сплетавшим церковную и светскую истории, включавшим в свои труды свидетельства современников и документы. И Евсевий, и Лактанций, и другие христианские авторы сочинений исторического характера добивались, чтобы превосходство библейской интерпретации над языческой выглядело безоговорочным. Под пером Евсевия христианская хронология превратилась в универсальную, всеобщую историю. Однако этот жанр не был единственным в христианской историографии, он дополнялся собственно хрониками, агиографией и т. п.

Своей вершины христианская философия истории достигла в сочинении Аврелия Августина «О граде Божием», занимающем особое место в средневековой культуре, о котором речь пойдет в главе VI.

К концу IV — первой половине V в. относится творчество еще трех наиболее заметных христианских историков — Сульпиция Севера, Орозия и Сальвиана. Историк из Южной Галлии, учившийся у риторов Бордо, Сульпиций с редким для своего времени критическим настроем излагает и сопоставляет события, запечатленные в Библии. Его «Хронику» пронизывает «исследовательский» дух, способствовавший превращению описания в подлинную историю, которая органично связывает события минувших дней с современными Сульпицию, давая своеобразный образец «актуализации» историографии.

Ученик Августина Орозий, бежавший из Испании от нашествия варваров в Северную Африку (где, впрочем, ему так и не удалось укрыться от вандалов), решил на практике осуществить философски разработанный Августином замысел мировой истории. Однако в отличие от своего наставника Орозий был человеком мрачным, а тяжкие времена, в которые он жил, лишь усугубили его природный пессимизм. Его «История против язычников» отличается резкой антиязыческой и антиеретической направленностью. Все события, изображенные им, имеют трагическую окраску, содержат оттенок безысходности. Все земные царства, по Орозию, обречены на гибель. Ни одно из них даже в периоды расцвета не принесло человеку и человечеству добра и благоденствия. Аскетически настроенный Орозий имел в средние века многих почитателей, среди которых били историк франков Григорий Турский, Исидор Севильский, Беда Достопочтенный, Оттон Фрейзингенский, Иоанн Солсберийский.

Сочинение Сальвиана «О промысле Божием», написанное между покорением вандалами Африки и нашествием гуннов, отличается не столько антиязыческой, сколько антиварварской направленностью. Сальвиан в то же время осуждает и грехи римлян, судит пороки своего века.

Таким образом, IV — первая половина V в. были временем расцвета христианской философии истории и историографии, фундамент которых был создан предшествующей деятельностью христианских мыслителей по выработке ортодоксальной доктрины, дисциплинированию догматического мышления. Именно в это время христиане развернули непрекращающееся наступление на языческое мировоззрение и такую важную его часть, какой была история. Вдохновляемые политическими победами своей религии, они из гонимых превратились в гонителей, обвиняя язычество во всех грехах и несчастьях мира. Уже в этот ранний период, когда христианство делало первые шаги в качестве государственной религии, история показала, насколько тесно оно спаяно с политикой. Нетерпимость стала важнейшей чертой христианских идеологии и историографии того времени. Это особенно ярко проявилось в сочинении предтечи средневековых инквизиторов Фирмика Матерна, в начале IV в. призывавшего искоренить язычество, уничтожить языческие храмы и тех, кто их посещает. В свете такой нетерпимости и жажды отмщения со стороны христиан позиция историков-язычников того времени представляется на первый взгляд трудно объяснимой.

От IV в. до нас дошло немало исторических сочинений, созданных язычниками или номинальными христианами. При всем различии их уровня, степени достоверности, наконец, таланта все они имеют одну общую особенность: они не носят ярко выраженного антихристианского характера, большинство из них просто умалчивает о христианстве или содержит весьма либеральные высказывания о нем. Ни один из языческих историков, кроме Евнапия, не вступает в открытую полемику с враждебной религией, с людьми, стремившимися к уничтожению язычества. Можно предположить (как это делает выдающийся итальянский историк А. Момильяно), что прямой конфликт христиан и язычников не имел места на уровне «высшей» традиционной историографии. Христиане, при всей своей агрессивности, придерживались выработанных ими типов исторических писаний, язычники продолжали возделывать свое собственное дело. Действительно, христиане и язычники творят в разных исторических жанрах.

Подавляющее количество исторических сочинений языческой историографии в IV в. — это различные компиляции и бревиарии. Стремление к упрощению, систематизации, созданию различных «сводов», в доходчивой и довольно всеохватывающей форме излагавших тот или иной предмет, — это знамение времени, коснувшееся не только историографии. Иногда создается впечатление, что образованные люди той эпохи были заняты преимущественно «упаковкой» интеллектуального и культурного наследия предшествующей эпохи, стараясь сохранить и спрессовать как можно больше разнообразных знаний. Это заставляет думать, что они подспудно ощущали переломный характер времени, в котором жили. В исторических сочинениях это особенно заметно. Все они, как правило, посвящены изложению истории Рима, описанию римских древностей. Наиболее влиятельное историческое сочинение компилятивного характера — это так называемая «История в трех частях», являющаяся сводом сочинений различных авторов. Она открывается вступлением, посвященным происхождению римского народа, где содержатся легендарные и исторические сведения. Эту часть иногда считали позднейшей вставкой, написанной в XV в., однако сейчас это мнение отвергнуто научной критикой. Вторая часть, «О знаменитых мужах», содержит биографии римских царей, наиболее известных политических деятелей Римской республики и сопредельных государств. Излагающиеся в ней сведения не носят характера последовательного и исчерпывающего, что заставляет предположить о значительных сокращениях, которые были сделаны при использовании сочинения, послужившего образцом для нее.

Наиболее значительна третья часть, «О цезарях», принадлежащая перу писателя и крупного государственного деятеля (он был правителем Паннонии, а при императоре Феодосии I — префектом Рима) Секста Аврелия Виктора, одного из выдающихся «африканцев» (он был уроженцем Северной Африки). Аврелий Виктор находился в числе любимцев императора Юлиана Отступника, который даже повелел воздвигнуть ему медную статую при жизни. Сочинение Аврелия Виктора нельзя считать простой компиляцией, в нем ярко проявились особенности политической и моральной позиции и стиля автора. Римская государственность — вот его идеал: ее принципы на деле должны осуществляться просвещенным сенатом, пекущемся не о собственном благе, а о могуществе и счастье римского народа. Этот идеал, перекликающийся с настроем кружка Симмаха, выглядит хотя и весьма привлекательным с этической стороны, но анахроничным и абсолютно нежизнеспособным в условиях, когда единое Римское государство практически перестало существовать, когда варвары страшной угрозой «нависали» над Западом, а народ и высшие слои раздирались религиозными и политическими распрями, приводившими к экономической и социальной нестабильности.

Аврелий Виктор, обладавший, по свидетельству современников, высокими личными достоинствами, искал выход из тупика, в который зашло Римское государство, прежде всего в моральной сфере. Он обращал внимание на этическую сторону деятельности римских императоров, пытаясь найти даже у худших из них то, что способствовало усилению Рима, и осуждая даже тех, кому он наиболее симпатизировал, за аморальные поступки, за пренебрежение интересами народа. Хотя идеализированные представления историка разбивались о чудовищные факты реальной римской истории, но Аврелий Виктор не пытается обвинить в бедах, постигших Рим, христиан. Он с истинно римской гордостью считает, что на деятелях языческого Рима лежит ответственность за то, что произошло с великим государством. Богатое фактическим материалом сочинение Аврелия Виктора стало источником для других исторических произведений. Его использовал один из «отцов церкви» — Иероним Стридонский, в IX в. на него опирался историк лангобардов Павел Диакон, в X в. — Луиз Ферьера, в XII — Готфрид из Витербо и Генри из Хентингдона. В конце XVI и. «История в трех частях» была издана в Антверпене и разошлась по Европе, где она пользовалась широкой известностью и в новое время. «История в трех частях» Аврелия Виктора стала одним из источников «Египетских ночей» А. С. Пушкина.