Пожар между строк

Я сразу бегу в ванную, надеясь таким образом спрятаться от Макса, который может легко перебраться ко мне через балкон. Я снимаю его рубашку, залезаю в душ и, включив воду, сажусь на пол.

Дурацкая привычка еще со школьных времен. Почему-то мне всегда казалось, что успокоиться и меньше плакать получается лучше, когда ты голый и на тебя течет вода.

Если то, что Марта сказала, правда, то…

Я не хочу об этом думать. Как только я представляю это, меня тошнит от самой себя. От того, что я повелась на эти на его глаза, смех и теперь еще и член!

Какая же я буду дура при таком раскладе!

Сквозь шум воды прорывается стук в дверь ванной.

Ну, конечно, он не может просто оставить меня в покое.

— Полли! Открой, пожалуйста. Что случилось?

Я выключаю воду, встаю, обматываюсь полотенцем и отвечаю:

— Я хочу побыть одна. Уйди, пожалуйста!

— Не могу. Давай поговорим!

Мне сейчас совсем не хочется говорить.

Я тяжело вздыхаю.

С одной стороны, я понимаю, нужно держаться и не позволять манипулировать собой. А с другой…

Я уже достаточно сильно вляпалась, чтобы хотеть быть с ним, говорить с ним и просто знать, что он рядом.

Я подхожу к двери, но не открываю, а просто кладу на нее руки и упираюсь лбом.

— Полли. Пожалуйста, открой. Я не понимаю, что происходит.

— Я не могу открыть.

— Почему?

— Я… Не знаю.

— Я правда ничего не понимаю. Ведь все было хорошо!

Он действительно кажется растерянным.

Возможно, я и правда накрутила себя. Он ни на секунду не дал сомневаться в себе. Это только из-за Марты. Она с самого начала сказала, что не оставит меня в покое, пока я не исчезну. Она зародила в моей голове эти сомнения, а я захватила наживку и делаю хуже, в первую очередь себе самой.

— Полли.

Макс повторяет мое имя снова и снова. У него так хорошо получается. Никто никогда не произносил мое имя так, как делает он.

— Полли…

Я закрываю глаза и медленно открываю дверь. Макс смотрит на меня такими печальными глазами, что на секунду мне становится стыдно.

Я повела себя как ребенок…

— Извини.

Он берет меня за руку и мягко притягивает к себе.

— Я что-то сделал не так?

— Нет, просто…

Я вздыхаю, опустив плечи, говорю:

— Марта сказала, что…

Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы это не звучало по-детски. Во всех сценариях, прокручиваемых мною, я выгляжу глупо. Или я глупа, что поверила. Или глупа, что не поверила.

Но мне нужно что-то сказать.

— Она сказала, что все так и будет.

— Как? Когда и что она тебе сказала?

Я мотаю головой и отхожу.

— Не важно. Я просто накрутила себя. Прости. Наверное, мне правда нужно побыть одной.

Макс долго смотрит на меня.

Не могу понять, он в шоке от того, что понял, какая я замороченная. Или он переживает за меня. Что он чувствует? Почему молчит? Почему молчу я?

Он чуть улыбается и, вздохнув, снова подходит ко мне.

— Тебе нужно отключить эту штуку.

Он мягко дотрагивается до моего лба.

— Есть способ это сделать?

Я не могу не засмеяться.

— Боюсь, что отключив ее, отключатся и другие мои “штуки”.

— Нет, этого нам не нужно.

Он обнимает меня и, аккуратно обхватив мой подбородок, нежно касается губами моих губ.

— Значит мне придется отвлекать тебя от нехороших мыслей.

Он скользит пальцами по моим рукам и, остановившись на плечах, бросает хитрый взгляд на полотенце, обмотанное вокруг моего тела.

— Думаю, это нам не понадобится, как считаешь?

Мое глупое лицо снова глупо улыбается.

— Ты прав. Но тогда тебе нужно избавиться от этого.

Я провожу пальцами по резинке его боксеров.

— Легко.

На следующий день после завтрака мы с Максом расходимся каждый по своим делам. Я — на лекцию Шарли, а Макс на какую-то деловую встречу.

После лекции мы с Шарли работаем до обеда, после чего она просит прерваться.

И вот в середине дня я остаюсь наедине с собой и понимаю, что совсем забыла какого это.

Я совсем забыла и Лилли, Пегги и даже о Гудроне.

Интересно, как он там.

Я спускаюсь к пляжу и, найдя удобное место в тени, звоню сестре. Она довольно быстро отвечает

— Звонишь проконтролировать как я забочусь о твоем коте и кактусе?

— И тебе привет!

— С твоими сублимированными детьми все в порядке. Можешь сосредоточиться на том, чем ты там занимаешься. Кстати, когда ты возвращаешься?

— Через три дня. И Гудрон и мои кактусы — это просто Гудрон и мои кактусы, а не сублимированные дети. Я вообще не уверена, что так говорят.

— Не умничай! Лучше расскажи, что там с нашим мистером директором заучкой?

— Почему заучкой?

— Ну, у него же не нефтяная империя, а издательство.

— И ты, и Лилли — ужасные друзья!

— Я твоя сестра, а семью, как известно, не выбирают. Что касается Лилли — ты выбрала ее сама. Кстати, мы недавно пересеклись.

— Знаю. Она сказала.

— А, отлично! Так что там с мистером как там его? Он научил тебя выговаривать свою фамилию?

— Интересно, как это должно выглядеть?

— Легко. Ты голая под ним и кричишь “ да, мистер Румпельштльицхен, да, да!”

— Ужас! Ты ужасна!

Пегги громко смеется.

— А, если серьезно? Как там у вас?

— У нас?

— Да ладно тебе! Я по голосу слышу, что у тебя был секс.

— Как это отражается на голосе?

— После секса ты начинаешь немного басить.

— Басить, значит?

— Ну да. Так что колись, вы нарушили один из смертных грехов?

— Пегги, я знаю тебя всю жизнь, но никак не привыкну к тому, как ты говоришь!

— Я все еще жду ответ. Что-то было?

Я молчу пару секунд. Но потом быстро отвечаю

— Да.

— Я знала! Я так и сказала Лилли — наша девочка, наконец-то, займется сексом. А то я начала переживать, что твой цветочек запылится.

— Ладно. Я только что поняла, что звонила только, чтобы узнать про Гудрона и фикусы. Если все в порядке, то я кладу трубку.

— Нет-нет! Я хочу подробностей!

— Пока!

Я сбрасываю Пегги и с блаженной улыбкой перевожу взгляд на прозрачную голубую гладь Мексиканского залива.