Позолоченная луна

Талли.

Керри с криком упала на колени в грязь рядом с сестрой и обхватила ее руками.

– Ты в порядке?

Талли смахнула слезы тыльной стороной ладони.

– Керри, посмотри же. Пожалуйста. Пожалуйста, скажи, что он просто без сознания.

Джарси с Ремой, подбежав, встали за спиной Керри, и Джарси взял сестру за руку.

Джон Кэбот опустился на колени рядом с Керри. Вместе они перевернули лежащего человека на спину.

Керри прижала руку ко рту.

– Арон Беркович! О, боже мой! – Из раны над глазом хлынул поток крови.

Она наклонилась и прижала щеку к носу репортера.

– Он дышит. Но едва-едва.

Керри стянула с себя пальто. Запустив правую руку под юбку, она вытащила нож, который всегда носила в ботинке, и распорола шов на правом плече пальто. Краем глаза она увидала, как расширились глаза Кэбота. Возможно, в Бикон Хилл, Бостон, леди не носят под юбками остро наточенных лезвий.

Но Керри точно знала, что бывают дни, которые оправдывают наличие в ботинке острого ножа.

Вывернув рукав наизнанку, она туго обвязала рану мягкой хлопковой подкладкой и попыталась нащупать пульс под подбородком репортера.

– Есть. Но очень слабый.

Репортер так и не шевельнулся.

Наверху, на платформе, дама в лиловом из поезда покачивалась на месте. Блестящий шелк ее платья при этих покачиваниях посверкивал на свету.

МакНейми опустился на колени с другой стороны репортера и осторожно похлопал его по щеке.

– Мистер, как вы?

В темноте раздавались шаги, чавканье сапог по листьям и грязи. Из тумана возникали лица местных жителей, которые казались актерами, не понимающими своей роли на сцене. И все они смотрели вниз.

Из тени станции появился Мэдисон Грант. Он подошел и встал рядом с Кэботом.

Керри оглядела сцену действия. В свете газового фонаря на платформе и лампы смотрителя, бросающей неровные отсветы на края окружающих деревьев, разглядеть можно было немногое. В густой темно-зеленой чаще подступающего леса не было заметно никакого движения.

Керри увидела возле тела отпечатки следов – в основном узкие, острые следы туфель, таких же, как у Кэбота и Гранта, с более высокими каблуками, четкими линиями и ясно выраженными формами левой и правой туфель, сделанных для разных ног. Но тут же, у тела, были и более широкие, одинаковые, без отличия правого и левого следы самодельных сапог.

Теперь же, когда сельчане подошли совсем близко, надежда отличить следы, бывшие тут ранее, от тех, что натоптала возбужденная толпа, исчезла окончательно.

Подошел Лин Йонг, держась руками с побелевшими костяшками пальцев за руль велосипеда. Справа от него стоял Роберт Братчетт, отпустивший поводья своей лошади. Сняв шляпу, он прижимал ее к сердцу.

– Отойдите подальше, – сказал толпе смотритель. Но смотрел он на Братчетта.

Отступив назад, Братчетт опасливо оглядел толпу, как будто она могла в любой момент напасть на него, начать хвататься за веревки, оружие или звать собак. Его правая ладонь рефлексивно легла на больную руку.

Телеграфист, Фарнсуорт, крикнул в толпу:

– Так, Лин. Используй эту свою штуку. Поезжай за доктором Рэндаллом!

Смотритель добавил:

– И, бога ради, кто-нибудь, посмотрите, дома ли Вольфе.

Лин перекинул ногу через раму велосипеда, и, освещая путь висящим на руле фонариком, уехал в темноту.

Смотритель обратился к Кэботу и Гранту:

– У нас тут в деревне нет врача. Ближайший – только в Эшвилле. Около трех миль пути. Может занять добрый кусок времени.

Как будто, подумала Керри, мы обязаны объясняться перед этими чужаками.

Она повернула голову в сторону Ремы.

– Эта рана. Она…

– Серьезна, – вмешался Кэбот. – Нужен врач. И быстро.

Рема посмотрела на него.

– Можно подумать, мы тут, женщины гор, видевшие немало крови, не знаем пары-другой вещей насчет того, как лечить.

Керри с отвращением заметила ужас на лице Кэбота при слове кровь. Грант слегка кашлянул.

Но Рема еще не закончила.

– Наша Керри, уж она-то не раз спасала от смерти свою маму, хрупкую бедняжку, и так много лет.

Все еще стоя на коленях, Кэбот выпрямил спину и взглянул на толпу – а потом и на саму Керри.

– А что, у вас тут проблемы с бандитами, рыскающими вокруг станции поезда?

Керри ответила ему твердым взглядом.

– У нас тут, – сказала она, – их нет.

МакНейми теперь тряс Берковича за плечо.

– Не могу привести его в себя. Кто-нибудь может принести холодной воды?

Керри сосредоточилась на лице репортера. Бледность. Губы. Кто-то дернул ее за рукав.

– Этот милый дядя-репортер, он как? – Голос Талли звенел от ужаса.

Взяв разодранное пальто, Керри потянулась к дрожащей от холода сестренке и набросила его на голубое домотканое платье Талли.

– Но, Керри, а ты…

– Ш-ш-ш-ш. Не волнуйся обо мне. Ты замерзла, а я нет.

Талли открыла рот, чтобы возразить.

Керри помотала головой.

– Поверь мне, в Нью-Йорке только так и носят – с одним рукавом. – Она глубоко вдохнула, чтобы скрыть дрожь.

МакНейми приподнял руку репортера.

– Она права. Пульс очень слабый.

Керри снова нагнулась над неподвижным телом. Милое лицо застыло. Холодная сырость грязи и сосновой хвои проникала сквозь юбку Керри до самой кожи.

Наблюдая, слушая, ощущая, она не могла не чувствовать, что и толпа наблюдала за ней. Где-то наверху, на платформе, женщина в лиловом сказала:

– Ну у нее же не может быть медицинского опыта.

Керри подняла голову ровно настолько, чтобы встретиться с ней глазами. Она не собиралась приводить этой женщине перечень всех тел, что ей довелось переворачивать за свою короткую жизнь – и тех, что были в отключке, и тех, что покинули этот мир. Ей, Керри, пришлось повидать и пьяное оцепенение, и смерть.

Но она оставила все это при себе. Ну, может, лишь слегка сжала челюсти.

– Ну, может быть, – сдалась женщина, – раз тут, в этих горах, нет врача, местные научились как-то справляться. Я полагаю, не могло ли все это оказаться просто несчастным случаем? Ну, может быть, этот человек поскользнулся, упал с платформы и ударился головой о какой-нибудь камень?

Толпа молчала, и женщине никто не ответил. Керри увидела, что Джон Кэбот смотрит, как она снова проверяет пульс репортера.

Ее взгляд упал на северную стену станции, ту самую, на которую она ранее указывала Кэботу – лишь потому, что она снова подумала о слабости всех этих богатых, вроде него, тех, кто владеет железной дорогой, а не работает на ней, – на ряды инструментов, всегда висящих там, всегда в одном и том же порядке, если ими не пользовались в данный момент. Прислонившийся к стене смотритель как раз приподнял свою лампу повыше, чтобы свет упал на тело – и на все инструменты.