Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
— Но кусты все такие же красивые, верно? Значит, он работает незаметно.
— Но я очень часто бываю дома… Почти все время.
— Лютер — человек очень скромный.
— Я все думаю: что с ним случилось? Он так странно говорит…
— Несчастный случай. Это старая история. Знаете, он очень достойный человек… Выглядит иногда жутковато, но душа у него прекрасная.
— Не сомневаюсь.
Дженни снова подошла подлить кофе, но они еще не притронулись к чашкам. Она поправила салфетницу, наполнила солонку и поменяла бутылку с кетчупом. Улыбнулась Стерну, помахала Гарри и исчезла на кухне.
— Как
— Двигается, и очень быстро. Еще раз спасибо, что позволили мне остаться. У меня просто прилив вдохновения.
— Прилив вдохновения у вас в основном из-за этой девушки, — улыбнулся Стерн.
— Простите? — поперхнулся Гарри.
— Я большой мастер угадывать такие вещи. Вы с ней спите, да?
— Я… Простите?
— Да не делайте вы такое лицо, друг мой. Что же тут плохого? Дженни, официантка, — вы с ней спите, правда ведь? Потому что, судя по ее поведению с тех пор, как мы пришли, один из нас двоих с ней точно спит. И я знаю, что не я. Следовательно, вы! Ха-ха! Одобряю. Красивая девица. Вот видите, какой я проницательный.
Квеберт с облечением выдавил из себя смешок.
— Мы с Дженни не вместе, — сказал он. — Просто слегка флиртовали, скажем так. Она милая девушка, но, честно говоря, мне с ней немного скучно… Мне бы хотелось найти кого-то, в кого бы я очень сильно влюбился. Особенную… Не такую, как все…
— Ба, я за вас спокоен. В конце концов вы найдете свою редкую жемчужину, ту, с которой будете счастливы.
Пока Гарри и Стерн завтракали, Нола под палящим солнцем возвращалась домой по шоссе 1, волоча свою пишущую машинку. Сзади подъехала машина и остановилась рядом с ней. За рулем полицейского автомобиля сидел шеф Пратт.
— Куда это ты с пишущей машинкой? — заинтересовался он.
— Иду домой, шеф.
— Пешком? Откуда тебя черт несет? Ладно, не важно: садись, я тебя подвезу.
— Спасибо, шеф Пратт, но я лучше пойду.
— Не смеши меня. Жара такая, что сдохнуть можно.
— Нет, шеф, спасибо.
В голосе Пратта вдруг прорезалась агрессия.
— Почему ты не хочешь, чтобы я тебя подвез? Садись, говорю! Садись!
В конце концов Нола согласилась, и Пратт усадил ее на сиденье для пассажира, рядом с собой. Но к городу не поехал. Машина развернулась и двинулась в обратном направлении.
— Куда мы едем, шеф? Аврора в другой стороне.
— Не волнуйся, моя маленькая. Просто хочу тебе показать что-то красивое. Ты ведь не боишься, а? Хочу показать тебе лес, очень красивое место. Хочешь посмотреть красивое место, правда? Красивые места все любят.
Больше Нола не произнесла ни слова. Машина доехала до леса Сайд-Крик, свернула на просеку и остановилась за деревьями. И тогда шеф расстегнул ремень, потом ширинку и, нагнув голову Нолы, приказал ей сделать то, что она так хорошо делала у него в кабинете.
15 августа 1975 года
В восемь утра Луиза Келлерган вошла в комнату дочери. Нола ждала ее, сидя на кровати в нижнем белье. День настал. Она знала. Луиза смотрела на нее с улыбкой, полной нежности.
— Ты знаешь, почему я это делаю, Нола…
— Да, мама.
— Это ради твоего же блага.
Чтобы ты попала в рай. Ведь ты хочешь быть ангелом, правда?— Я не уверена, что хочу быть ангелом, мама.
— Ну-ну, не говори глупости. Идем, дорогая.
Нола встала и послушно пошла за матерью в ванную. Все было готово: на полу стоял большой таз, полный воды. Нола посмотрела на мать: та была красавица, с чудными светлыми вьющимися волосами. Все говорили, что они очень похожи.
— Я тебя люблю, мама, — сказала Нола.
— Я тоже тебя люблю, моя милая.
— Мне жаль, что я гадкая девочка.
— Ты не гадкая девочка.
Нола встала на колени перед тазом; мать схватила ее за волосы и погрузила ее голову в воду. Сосчитала до двадцати, медленно и строго, потом вынула голову Нолы из ледяной воды, и девочка испустила панический крик. «Ну-ну, доченька, это епитимья, — сказала Луиза. — Еще, еще». И немедленно снова сунула ее головой в ледяную воду.
Преподобный, запершись в гараже, слушал музыку.
Рассказ поверг его в ужас.
— Мать тебя топит? — потрясенно повторил Гарри.
Был полдень. Нола только что пришла в Гусиную бухту. Она проплакала все утро, и как ни старалась, подходя к дому, высушить свои покрасневшие глаза, Гарри сразу заметил, что дело неладно.
— Она меня сует головой в таз, — пояснила Нола. — А вода ледяная! Сует меня туда головой и держит. Мне каждый раз кажется, что я умираю… Я больше не могу, Гарри. Помогите…
Она прижалась к нему. Гарри предложил спуститься на пляж; на пляже ей всегда становилось веселее. Он захватил с собой жестяную коробку «На память о Рокленде, Мэн», и они пошли вдоль скал, кидая хлеб чайкам, а потом уселись на песок любоваться горизонтом.
— Я хочу уехать, Гарри! — воскликнула Нола. — Хочу, чтобы вы увезли меня отсюда подальше!
— Уехать?
— Вы и я, далеко-далеко. Вы говорили, что однажды мы уедем. Я хочу найти убежище от мира. Разве вам не хочется быть со мной вдали от всего мира? Давайте уедем, умоляю. Уедем прямо в конце этого страшного месяца. Скажем, числа тридцатого, у нас тогда как раз останется две недели на сборы.
— Тридцатого? Ты хочешь, чтобы мы с тобой тридцатого августа уехали из города? Но это же безумие!
— Безумие? Безумие, Гарри, это жить в этом жалком городишке! Безумие — это любить друг друга так, как любим мы, и не иметь на это права! Безумие — это когда нам приходится прятаться, словно мы какие-то странные звери! Я больше не могу, Гарри! Я уеду. В ночь на тридцатое августа меня больше не будет в этом городе. Не могу больше здесь оставаться. Уедемте со мной, умоляю. Не оставляйте меня одну.
— А если нас арестуют?
— Кто нас арестует? Через пару часов мы уже будем в Канаде. И за что нас арестовывать? Уехать не преступление. Уехать значит быть свободным человеком, а кто может помешать нам быть свободными? Свобода — это основа Америки! Так написано в нашей конституции. Решено, Гарри, я уезжаю, уезжаю через две недели. В ночь на тридцатое августа я уеду из этого ужасного города. Вы со мной?
Он ответил, не раздумывая:
— Да! Конечно! Я не могу представить себе жизни без тебя. Тридцатого августа мы уедем вместе.